— Тебе особое приглашение нужно?

В купе сидела какая-то тётка и неодобрительно поджала губы, глядя, как мы препираемся на пороге. Вилли забросил мой ранец на полку и недовольно шикнул:

— Обязательно было смотреть на них? В следующий раз проходи куда шла.

— Что там за шум? — прислушалась женщина.

— Всё в порядке, обычная проверка документов, — натянуто улыбнулся ей Винтер.

Дождавшись, пока он выйдет, женщина презрительно скривилась:

— Первый и последний раз я посещаю эту варварскую страну. Постоянные задержки на вокзалах, пьяная солдатня в соседних вагонах, а теперь ещё, возможно, в поезде разгуливают шпионы.

«Ну и чего ты тогда поперлась в Россию?» — подумала я.

Судя по дорогому шёлковому платью и жемчугу на шее и в ушах, дамочка явно не бедная. Жена какого-нибудь генерала? Она бросила на меня оценивающий взгляд, словно решая, достойна ли я разговора, но, видимо, скука победила, и через полчаса я уже знала о ней практически всё. Фрау Лемм действительно оказалась женой полковника, приехала в Минск навестить мужа, но быстро стухла в «варварской стране» и теперь с радостью возвращается домой к милым деткам.

— А что насчёт вас? — улыбнулась она.

— Еду в отпуск, — коротко ответила я.

— На вас военная форма, неужели вы служите в армии?

Нет, блядь, еду с тематической вечеринки. Моё молчание фрау не смутило, она продолжала щебетать:

— Это так необычно — девушка на фронте. В каком полку вы служите?

Я нехотя ответила и получила новый шквал вопросов.

— Не представляю, что может делать такая хрупкая девушка в штурмовой дивизии.

— Я переводчик.

Ну, не настроена я сейчас на милое общение. Мозги кипят, продумывая все детали и версии для подстраховки, если я в чём-то всё же проколюсь. Всё-таки Фридхельм как бы меня ни любил, как выяснилось, прекрасно умеет подмечать мои косяки, а Вилли дай только повод сомневаться. Каждый раз, когда я натворю дел, чуйка настойчиво подсказывает ему, что не всё так складно как я рассказываю. Порой мне казалось. что он всё-таки раскроет, кто такая фройляйн Майер, ведь для этого достаточно струсить с меня адрес и написать моему «папаше» или посильнее надавить на меня, пригрозив сдать на допрос в гестапо. Конечно, он по возможности прикрывает меня ради Фридхельма, но я так подозреваю, узнай, что я чистокровная русская, да ещё и веду втихую подрывную деятельность, всё-таки сдал бы меня куда следует. Я даже не уверена, как бы в таком случае поступил Фридхельм.

— Да вы что? — она изумлённо вскинула брови. — Милая, я вам так сочувствую. Каждый день иметь дело с этими неотёсанными дикарями? Я бы так не смогла. Мой Вольф предложил выбрать одну из этих девок няней к нашим ангелочкам, так я такое ему устроила! Чтобы моих детей касалась какая-то грязная крестьянка? Мужчины ничего не понимают в этом, согласны?

— Угу, — кивнула я, думая, что ещё на сутки меня не хватит слушать этот бред. — Простите, но я недавно выписалась из госпиталя и хотела бы прилечь. Голова разболелась.

— О, конечно, — сочувственно закивала она.

Вот же болтливая зараза! Я всегда любила в поездах позалипать в окно, а теперь придётся залечь носом к стенке и притворяться спящей всю дорогу. Да ещё мысли всякие лезут в голову. Увиденная недавно проверка окончательно убила надежду, что я смогу без проблем скрыться. Бежать-то я уже не собиралась, но мало ли? Вдруг со временем смогу убедить Фридхельма, что, когда в мире царит хаос, нужно в первую очередь думать о себе. Какой смысл сражаться за проигранную войну? Но даже если он мне поверит, без документов мы далеко не уедем, отмазки, я смотрю, не катят, а достать фальшивые скорее всего нереально, тем более в Союзе. Нет, самое разумное — это никуда не дёргаться, раз уж выбрала себе такую судьбу. Главное — выжить, а там разберёмся. Если выбирать между послевоенными Союзом и Германией, получается хрен редьки не слаще. И там, и там разруха и тотальный прессинг, но на перспективу в Германии получше будет.

* * *

— План такой: сейчас идём отмечаться в комендатуру, затем проводишь Эрин домой, — привычно раскомандовался Вилли. — И не задерживайся, иначе мама расстроится.

— Тут такое дело, — помялась я. — Я не могу появиться дома. Сами слышали, отец меня и знать не хочет.

— Я могу пойти с тобой и поговорить с ним, — нахмурился Вилли. — Должен же он смягчиться, узнав, что дочь самоотверженно служит интересам Германии.

— Как мой отец — возможно, но как член НСДАП он не может позволить уронить репутацию безупречного арийца, — я прибегла к последнему аргументу. — Возможно, когда война с Союзом закончится, он не будет так остро реагировать, но пока мне лучше остановиться в гостинице.

— Ну, какая гостиница? Поживёшь у нас, — вмешался Фридхельм и, не дав братцу опомниться, продолжил: — Тем более я всё равно собирался познакомить тебя с родителями.

Я чуть было не ответила, что не горю желанием предстать пред светлы очи потенциальной свекрови, но, вспомнив наши недавние ссоры, смолчала. Для него это важно, тут нужно подумать, как поаккуратнее съехать.

Так, стоп, что это за знакомый запах? Это то, что я думаю? Точно! Вон та тётенька у дверей здания явно торгует какой-то едой. Я уже смирилась, что в этой жизни мне не видать любимых роллов и много чего ещё, а вот нечто, похожее на хот-дог, оказывается, получить можно. Я резво направилась к палатке, отложив на потом наши споры, уже на ходу спросив Фридхельма:

— Будешь?

— Хлеб? Горчицу? — спросила женщина, выуживая аппетитную — наверняка из настоящего мяса — сосиску.

— А ещё что-нибудь есть? — на всякий случай уточнила я.

Корейской моркови, конечно, я не жду, но хотя бы…

— Маринованный огурчик? — улыбнулась она.

То-о-очно! Расплатившись, я без стеснения впилась зубами в этот импровизированный хот-дог. Ум-м-м, как же вкусно после каш и осточертевших консервов.

— Вы что голодные? — Вилли поморщился, словно я не купила эту несчастную сосиску, а откопала на мусорке. Парочка жалких бутеров и еле тёплый кофе пять часов назад? Думаю, можно не спрашивать, голодные ли мы.

— Тебе тоже взять? — лучезарно улыбнулась я.

— Я хочу побыстрее покончить с делами и наконец-то попасть домой, — недовольно ответил он.

— Ну, а я хочу поесть нормальной еды. Первый раз за год между прочим.

Я направилась к палатке за следующим бутером и, пока ждала, успела услышать приглушённый разговор:

— Ты хоть раз написал матери, что обзавёлся невестой?

— Не писал и что с того? Я в любом случае собирался представить Рени родителям…

— И что ты им скажешь? Особенно отцу? Что она полукровка? У него будет скорее всего такая же реакция, как и у её отца…

— Скажите ему, что я сирота, — хихикнула я.

— Не смешно, — огрызнулся Вилли, с неодобрением глядя, как я, чуть ли не урча, жую. — К тому же, если он узнает, что ты переводчица, обязательно поинтересуется, откуда ты знаешь русский. Как-то не вяжется со сказочкой, что мы до этого всем рассказывали.

Думаешь, мне слабо придумать новую?

— Ну, что молчишь, кончилась фантазия? — иронично спросил он.

Да щас!

— А почему я обязательно должна быть переводчицей? Можно сказать, что я радистка или медсестра.

— Договоритесь тогда, что отвечать, когда родители начнут расспрашивать, кто ты, да откуда. Если уж врать, так одно и тоже, — Вилли страдальчески вздохнул. — Это последний раз, когда я ввязываюсь из-за тебя в авантюру.

Ох, не зарекался бы ты, «братик». Если мы с Фридхельмом всё-таки поженимся, тебе придётся ещё долго терпеть меня и мои «авантюры».

Пока мы бродили по городу, перемещаясь от вокзала к городской комендатуре, а затем в их квартал, я старательно запоминала, где что находится. А то будет странно, что я не знаю ни одного магазина или парка. Оказалось, что их квартал достаточно далеко от рейхстага, где находится мой «отчий дом». Отлично, значит не придётся врать, почему я не здороваюсь с соседями и знакомыми, которые теоретически у меня должны быть.