«Пожалуйста, не оставляй меня», — если бы с кровью можно было влить жизнь.

Никогда ещё я не боялся так потерять её, как в этой больничной палате, пропитанной запахами крови и лекарств. Мы жили так, словно у нас полно времени, чтобы тратить его на ссоры и сомнения, а его не было. Когда смерть всё время рядом, нужно использовать каждую минуту, чтобы успеть прожить всё, что хотел бы успеть. Собственно мы и не ссорились, лишь недавно…

Это произошло незаметно. Словно кто-то набросил на мои чувства тень, опутывая паутиной сомнений. Я доверял Рени, но подспудно чувствовал, что её сочувствие русским намного сильнее, чем может себе позволить верная подданная Германии. Понятное дело, что ей жалко женщин, детей, но как объяснить лояльность, которую она пару раз выказывала по отношению к партизанам? В начале войны я тоже считал, что русские будут отвечать нам жестокостью на жестокость, но это не означает, что мы обязаны смиренно принять их отпор. В конце концов я и парни не выбирали, идти нам на войну или нет. Мы делаем то, что нам велит долг, пусть в душе многое не одобряя, и я буду бороться за свою жизнь. Солдаты из отряда СС творили, конечно, жуткие вещи, и я бы первый ратовал за то, чтобы такую жестокость разбирали на военных судах, но я не радовался их смерти, а вот в глазах Эрин я тогда заметил мстительное удовлетворение. К тому же я не понимаю, как можно было рисковать своей головой ради какой-то партизанки? Мне до сих пор дурно при мысли, что бы с ней сделал Штейнбреннер, если бы узнал, что она вколола той девушке морфий. И что хуже всего — она ведь ничего мне не сказала. Неужели не доверяет, зная, что я буду в любом случае защищать её? Но куда больше меня задевало, что Рени беспечно отмахивалась от предложений расписаться. Да, я знал, что она не хотела торопиться, но, возможно, она не уверена в том, что хочет прожить со мной всю жизнь, а тут ещё Вильгельм упрекнул меня, что я позволяю Рени рисковать. Для неё существовал простой способ уйти в отставку, но перспектива забеременеть по-прежнему приводила её в ужас. Я считаю, что, конечно, с детьми можно подождать, раз идёт война, но если нас подведёт средство защиты? Может, поэтому я так злился, когда этот недоделанный химик стал возле неё крутиться. Я вроде бы не ревнивый. Наши парни вон запросто болтают с ней, а некоторые ещё и лезут периодически обниматься, но я знаю, что для них она подруга и не более, да и Рени всегда относилась к ним также. А вот с этим Конрадом я чувствовал что-то неладное. У них много общих тем, к тому же он слишком напоминал меня. Нахальный поклонник вроде Хольмана оставит её равнодушной, но вдруг ей понравится застенчивый студент? И как можно бороться с соперником, если тот вроде как не даёт повода? Избить его за разговоры с ней? Кого и надо было избить посильнее, так это Хольмана. Кто же знал, что он сорвётся и вот так полезет к Эрин? Признаться, я побаивался, что так может поступить Шнайдер, слишком уж плотоядно он смотрит на неё. Хотя нет, Шнайдер теперь вряд ли посмеет приставать, зная, что отправится под трибунал, а вот доставать меня гадкими разговорами — это пожалуйста.

— Вы прямо как примерные папочка и мамочка, — дружески поддел Каспер, когда Эрин увела Лизу после обеда домой. — Вам пора бы уже завести своего.

Да что они все сговорились? Это наше дело, когда жениться и заводить детей, но злиться бесполезно. Как говорила Эрин, живя в таком общежитии, ничего невозможно скрыть. Точно также парни знали всё о каждом: Кох всё-таки собирается сделать Марте предложение, девушка Бартеля его не дождалась, выскочив замуж ещё зимой, а Каспер переживает за тяжело больную мать.

— Детей заводят, обычно когда наденут девушке на палец обручальное кольцо, — усмехнулся Шнайдер.

Я сделал вид, что пропустил мимо ушей эту провокацию.

— В чём дело, Винтер? Боишься взять на себя ответственность? — продолжал он.

— Наши отношения с Эрин тебя не касаются, — парни заметно напряглись, чувствуя, что назревает конфликт, а этот мерзавец лишь широко ухмыльнулся.

— Всё ясно, она ещё думает, нужен ли ей такой хлюпик…

— Заткнись! — я шагнул ближе, с трудом удерживаясь, чтобы не ударить по его самодовольному лицу, но тот словно почувствовал мои сомнения и оскалился в очередной усмешке.

— А что, разве не так? Сегодня она спит с тобой, а завтра, кто знает, кому повезёт оказаться на твоем…

Не выдержав, я схватил его за грудки, приложив затылком к стене.

— Тихо, никаких драк, — Каспер и Крейцер оттащили меня от него. — Хотите отправиться следом за Хольманом?

— Он первый начал, — сплюнул Шнайдер.

— А ты прекрати говорить гадости про Рени, — ответил Каспер.

В общем, я всё-таки затеял этот разговор, выплескивая всё, что накопилось, и обвиняя Эрин во всём подряд — недоверии, несерьёзности. Я хотел, чтобы она поняла, что, если ты с кем-то вместе, нельзя всё решать в одиночку, и оказался абсолютно не готов к ответным обвинениям. Чего только она не наговорила в ответ. Что она такая как есть и, если мне что-то не нравится, нужно было говорить раньше, что проблемы нужно обсуждать, а не замалчивать и даже приревновала меня. Нашла к кому! К девушке, в чьём доме мы сейчас жили. Разве я похож на того, кто изменяет с первой встречной особой? Для меня вообще неприемлема плотская связь без чувств, а все чувства давно и прочно отданы ей.

— Рени? — мне показалось, она что-то прошептала.

— Лежи тихо, ей необходим покой, — сердито шикнула медсестра.

— Почему она ещё не очнулась? — шёпотом спросил я.

— Наркоз на всех действует по разному, — снизошла до ответа суровая фрау.

Дверь тихонько скрипнула, пропуская Чарли. Она успела сменить окровавленный халат на чистый, но выглядела после бессонной ночи не лучше своих пациентов. Бледная, под глазами залегли тени.

— Здесь чай и бутерброды, — Чарли прошла к моей кровати и поставила на тумбочку поднос.

Я лишь помотал головой. Просто не смог бы сейчас есть.

— Фридхельм, поесть нужно, — она осторожно убрала иглу из моей вены и устало улыбнулась. — А то больше не возьму тебя донором.

— А что нужно ещё переливание? — я резко сел, накидывая рубашку и игнорируя головокружение.

— Сиди, куда тебя несёт? — прикрикнула Бригитта. — Не хватало ещё с тобой возиться, если хлопнешься в обморок!

Пришлось наскоро проглотить бутерброд с чаем. Бригитта окинула меня неодобрительным взглядом и направилась к двери, едва не столкнувшись с Вильгельмом.

— Ну и что это за выходки? — увидев меня, прошипел он. — Как ты посмел самостоятельно решать, что делать, если был приказ выполнить задание?

— Я не уеду отсюда, пока не увижу, что Эрин стало лучше! — ответил я.

Не будет же он меня волоком тащить в машину, а с нарушениями Устава разберёмся потом.

— Мальчики, прекратите! — Чарли как стойкий солдатик стала между нами. — Здесь послеоперационная палата, а не полигон.

Вильгельм устало вздохнул.

— Прости, конечно ты права, — он бросил быстрый взгляд на Рени. — Как она?

— Состояние тяжёлое, она так и не пришла в себя, да ещё потеряла столько крови, — Чарли мягко оттеснила нас в коридор.

— Я думал, она объяснит, что произошло, — напряжённо сказал Вильгельм. — Файгль до сих пор отходит с похмелья и ничего не помнит. Солдаты тоже не могут внятно объяснить, как Эрин оказалась в этом чёртовом сарае.

— Да что тут непонятного? Она отправилась на допрос по приказу Файгля, и это меня абсолютно не удивляет, — бессонная ночь и нервное напряжение побуждали говорить всё, что я думаю, тем более Вильгельму я могу сказать почти всё. — Вы забываете, что Эрин не тренированный шпион Абвера, вечно отправляете её рисковать собой. Тот пленный в госпитале мог воткнуть скальпель и в её горло. Да и сейчас что она могла сделать, если её одну отправили к закалённым бойцам? Конечно, они воспользовались ситуацией и скрутили её, забрав пистолет.