— Хотела я тебя поблагодарить за то, что врезал тогда Хольману, а теперь не буду.
Я уже и не уверена, что он вмешался из благородных порывов.
— И не надо, — усмехнулся он. — Что мне делать с твоим спасибо?
А чего интересно ты ожидал? Оплату натурой?
— И всё-таки я не понимаю, — не зря говорят, что алкоголь развязывает языки. — Ты же меня терпеть не можешь. Чего тогда кинулся как берсерк на этого придурка?
— Ты преувеличиваешь, — он подвинулся чуть ближе и чуть ли не мурлыкнул. — Не так уж сильно я тебя и ненавижу.
— Да что ты говоришь, — недоверчиво хмыкнула я.
По ходу я пьяна в хлам, ибо в обычно насмешливом взгляде этой озабоченной скотины мне померещилось более серьёзное выражение. Представить, что мы сможем нормально по-дружески общаться, было как-то сложновато, но не зря же говорят в народе, что худой мир лучше доброй ссоры.
— Любой на моём месте поступил бы так же, — ты, друг мой, видимо забыл, как сам творил почти то же самое. — А кроме того я не позволю всяким кретинам лапать тебя.
Я промолчала о широте его морали — мало ли, вдруг совесть у человека проснулась — и почти расслабилась, чего, как выяснилось, делать не стоило. Почувствовав его ладонь на затылке, я едва успела протестующе шикнуть, как этот маньяк уже жадно прижался к моим губам. А я вместо того, чтобы двинуть коленкой куда следует, растерянно зависла. Чёрт его знает, как так получилось. Может, потому что в этот раз он действовал без явной агрессии, может, мне по старой памяти хотелось ощутить рядом именно такого наглого, уверенного в себе альфача. Его губы уверенно изучали мой рот, вынуждая поддаться этому напору, а когда я осознала, что поцелуй из одностороннего превратился в обоюдный, рванулась изо всех сил.
— Ну, чего ты всполошилась, всё же хорошо, — пробормотал Шнайдер, вжимая меня в несчастное дерево.
— Тормози говорю.
Если он думает, что я настолько пьяная, что ничего не соображаю, то очень ошибается. Главное, чтобы ему стоп-кран не сорвало как в прошлый раз.
— Пусти же меня, ну!
Шнайдер немного отстранился, глядя на меня, словно вахтовик на стриптизёршу, и тяжело дыша.
— Малышка, ну, что не так? Ты же хотела…
— Да что я хотела?! Ты как всегда набросился без предупреждения. Может, я и не среагировала сразу, так вот говорю сейчас. Отвали! И нечего пользоваться ситуацией, тебе всё равно ничего не обломится!
— Да брось, Рени, Винтер не тот, кто тебе нужен, — Шнайдер снова притиснулся ближе, правда руки не распускал, склонился как змей-искуситель нашёптывая: — И ты сама это знаешь, иначе вы бы давно уже расписались.
Спорить, доказывая, что это нормально, — встречаться, чтоб узнать другу друга и понять стоит ли заморачиваться с браком — я не стала. Всё равно не поймёт. Пользуясь моим молчанием, Шнайдер осторожно скользнул рукой по моему бедру, поднимаясь выше и легонько поглаживая поясницу.
— Тебе нужен не мальчишка, который не знает, как обращаться с женщинами.
— А ты прям знаток? — нервно усмехнулась я, безуспешно пытаясь убрать его пальцы.
— Знаток или нет, но никто ещё не жаловался. Я невольно задержала дыхание, чувствуя, как он неспешно проходится пальцами по моему животу, рёбрам, постепенно подбираясь к груди. Его губы коснулись виска опаляя дыханием, затем скользнули ниже. — Тебе понравится, не упрямься…
Уверенные, в меру властные касания вызвали почему-то не реакцию протеста, а знакомую жаркую волну возбуждения. Да чтоб его! Знаю я, что клин клином вышибают, но не со Шнайдером же! Этот будет только рад добиться своего и растрезвонить всем о своей победе. И вообще, я ещё окончательно не решила, как быть с Фридхельмом!
— Я не собираюсь тешить твоё самолюбие очередной победой, — уворачиваясь от настойчивых поцелуев, я снова попыталась отпихнуть его.
Надо было врезать при первом же поползновении, а теперь он уверен, что я ломаюсь.
— А может, мне нужно больше? — ни хера себе заявочки, я слегка подвисла, чем он тут же воспользовался, притянув к себе за талию. — Чем Винтер лучше меня? — он слегка сжал пальцами мой подбородок, запрокидывая голову и прошептал почти касаясь губ: — Я хочу, чтобы, когда мы возвращаемся с вылазки, ты искала глазами меня, чтобы просыпалась в моей постели…
Если отбросить тот факт, что с самого начала мы только и делали, что дрались и собачились, всё могло бы случиться. Рано или поздно конечно же я бы свалила, не выдержав прессинга, ну, а так да, брутальный мужик, мой излюбленный типаж, почему ж нет-то? А потому что! Верность — это решение, твёрдое и уверенное. Не пафосно-словесное, а молчаливое и исполнимое. Сейчас мне нужны не чужие объятия, а поговорить со своим бестолковым любимым. Пусть я зла и обижена, но ведь последнюю точку ещё никто не ставил.
— Не думаю, что это хорошая идея, — я наконец-то вывернулась из его рук. — Мы же с тобой поубиваем друг друга.
— Необязательно, — усмехнулся Шнайдер, перехватив меня поперёк груди, и вжался, давая почувствовать свой стояк размером с Эйфелеву башню. — Ну, куда ты? Мы же не договорили.
— Договорили.
Надеюсь, он хорошо понимает разницу между неуверенным «не надо», за которым читается «ну, поуговаривай меня, глядишь и сдамся», и железобетонным «нет». Хотя было немного страшно. Вдруг он не остановится? Возбуждённый по самое не могу, да ещё со склонностью к насилию мужик и девушка с заторможенными алкоголем реакциями — звучит как заголовок криминальной сводки.
— Последний раз говорю по-хорошему — пусти.
— Чш-ш-ш, я понял, понял, — прошептал Шнайдер, потёрся как кошак о мою макушку, а затем всё-таки разжал руки. — Но учти, что мы не договорили.
Ха! Наивный, думаешь, если я сейчас слегка дала слабину, это когда-нибудь повторится? Хренушки. Даже если разбежимся с Фридхельмом, к старым привычкам я возвращаться не буду. Лучше найду какого-нибудь взрослого, адекватного мужика, который будет мне поддержкой и опорой.
— Да подожди ты, убьёшься ведь! — чёрт, я и забыла о сломанном каблуке, то-то думаю, что ж так идти неудобно.
— Стой, сейчас же свалишься в лужу! — Шнайдер резво подхватил меня, не обращая внимания на возмущённые визги.
— Да сроду тут не было никаких луж! Поставь меня на место, маньяк несчастный!
— А это, блядь, что? — я притихла, услышав хлюпанье под его сапогами.
— Откуда? Я не видела её, когда шла к речке, — мистика да и только.
— А по-твоему, к деревне ведёт только одна дорога?
Ну да, топографический кретинизм — моя давняя и неизлечимая болезнь, есть такое.
— Потрудитесь объяснить, что происходит! — какая-то тень шагнула навстречу, оказавшись при ближайшем рассмотрении Винтером.
Чем бы ещё мог закончиться этот день? Великолепно! Десять из десяти! В голове мелькнуло наитупейшее: «Это не то, что ты подумал», — но я благоразумно смолчала. Шнайдер, гад, тут же поставил меня на землю и сдал с потрохами:
— Я нашёл её у моста.
— Я не собиралась никуда сбегать, просто хотела побыть немного одна.
Вилли, глядя на нас охреневшими глазами, шагнул ближе, и его осенило внезапной догадкой:
— Ты ещё и напилась.
— Не напилась, а дезим… дезинфицировала душевные раны, — ну, а что, глупо же отрицать очевидное.
— Герр обер-лейтенант, всё ведь обошлось, — неожиданно подал голос Шнайдер. — Ну, дуркует девчонка, так это уже обычное дело.
Вилли подозрительно сверлил взглядами нас обоих, видно чувствуя, что что-то здесь не то. За исключением сломанного каблука выглядела я вполне себе прилично. Надеюсь, Шнайдер не по уши в моей помаде.
— Ничего больше не хочешь мне сказать? — прищурился Вилли.
— Нет, — покачала головой, глядя на него честными-пречестными глазами.
Шнайдер конечно в своём репертуаре, но этот подкат явно не тянет на попытку изнасилования. Так что пусть живёт, на моей совести и так достаточно тёмных пятен. Он хитро усмехнулся, что не укрылось от бдительного Вилли.
— А с тобой мы ещё поговорим.