— Что у тебя случилось? — недовольно скривился он, Штейнбреннер тоже навострил уши.

— Почему ко мне среди ночи врываются пьяные солдаты, избивают девушку, у которой я живу, и насильно тащат её якобы веселиться? Мы все понимаем, что означает подобное веселье. Разве вы не запретили подобные забавы? А когда я попыталась их выставить, они были грубы и со мной.

Вильгельм правда молча стал одеваться, а вот штурмбаннфюрер вогнал меня в ступор вопросом:

— Вам жаль этих девок, фройляйн?

Для любого адекватного человека этот вопрос был абсурдным, но это же эсэсовская тварь. Ему нужно придумать приемлемый ответ.

— Любая порядочная фрау была бы оскорблена таким неподобающим поведением. Можно подумать, я живу в доме терпимости, куда в любой момент может заявиться кто угодно.

— С вами были грубы мои солдаты? — уточнил он.

— Да, — без колебаний кивнула я.

Этих ублюдков я особо не различала и даже не собиралась уточнять кто есть кто.

— Ну что ж, герр лейтенант, похоже нам следует разобраться, что происходит, — он наконец-то соизволил оторвать задницу от стула.

Я не смогла не сдержать злорадной улыбки, когда этих горячих мачо разогнали оба командира сразу. Попкорна бы сюда и побольше. Между прочим в развесёлой избушке сидели и наши — Шнайдер, Бартель и по-моему кто-то ещё. Все они дружно сверлили меня недовольными взглядами, но мне было честно говоря глубоко на это похер. Девчонки врассыпную разбежались по домам, и это того стоило. Мысленно пожелав немчикам всю жизнь баловать себя исключительно вручную, я с лёгким сердцем вернулась «домой». Нина сидела за столом, держа у опухшей щеки тряпицу со снегом. Я молча прошла к себе и вдруг услышала тихое:

— Спасибо.

* * *

На следующий день Винтер, забрав парней, отправился прочёсывать окрестности. Мне же предстоял «весёлый» денёк наедине с Штейнбреннером. Тот правда сидел на удивление молча. «Весело» мне стало за обедом.

— Я бы с удовольствием пообщался с вашим отцом, фройляйн Майер. Вы конечно вряд ли имеете представление, какую именно модель танка он разрабатывал с русскими, но сейчас бы эта информация весьма пригодилось.

Блядь, Вилли, придушить бы тебя. Я уже примерно въехала, что он имел в виду, но легче мне от этого не стало. Что я должна сейчас отвечать? Правильный ответ подразумевал выдать адресок и заочно знакомить с папашей.

— Я думаю, обсуждение столь важных вопросов неуместно в переписке, — осторожно ответила я. — Но с радостью представлю вас друг другу, когда мы будем в Берлине.

— Буду ждать, — улыбнулся он.

То ли я настолько его боюсь, что уже во всём вижу угрозу, то ли он действительно постоянно проверяет меня.

Вечером я снова наткнулась на сладкую парочку. Конрад топал к знакомому подворью и вовсю лыбился, глядя, как барышня снова крадётся к дому.

— Опять нарушаешь? — добродушно спросил он.

Девушка подскочила как ошпаренная и замерла, что-то сжимая в руках.

— Я скотину кормила… Я уже захожу в дом… — ох, по-моему, кто-то очень неумело врёт.

— Да что ты так пугаешься? — усмехнулся он и протянул ей что-то.

Она взяла вроде бумажку и при этом неловко выронила свой баул. Немчик шустро поднял его и вопросительно уставился на неё.

— Что это?

По-моему, пора вмешаться под благовидным предлогом. Они так явно ни до чего не договорятся.

— Корова… заболела… — в её глазах плескался прямо-таки ощутимый страх, но Конрад простодушно спросил, кивая на сарай:

— Что ты там делала?

Присмотревшись, я увидела, что это «набор доктора» — какие-то ампулы, бинты. Ой, дурында, точно кого-то прячет, ещё и метнулась к двери, загораживая руками:

— Нельзя… там скотина заразная…

— Отойди от сарая, — скомандовала я.

Будь этот мальчишка поопытнее, влёт бы сообразил, что дело нечисто. Конрад заметил меня и недоумевающе спросил:

— Что она говорит?

— Говорит, там больная корова, — я кивнула на баул. — Наверное, пытается лечить её сама.

— Скажите, что заходить нельзя, я боюсь, это ящур, — найдя в моём лице поддержку, зачастила девушка.

Да поняла, не дура, сделаю всё в лучшем виде.

— А почему она так всполошилась? — всё же засомневался Конрад.

— Ну, а как ей не бояться? Вы друг друга явно не понимаете, а у коров бывают такие болячки, что и на людей перекинутся.

— Ничего себе, — нахмурился он, посмотрел ещё раз на сарай и сказал: — Скажите ей, чтобы завтра же избавились от больного животного и сожгла всю солому. Ещё на хватало, чтобы зараза распространилась дальше.

Я повторила его приказ, решив не извращать перевод, мало кто из них ещё знает русский. Мальчик выглядит нежной фиалкой, но не факт, что так и есть. Лишь когда он потопал прочь, я осмелилась прошипеть на ушко этой героине:

— Немцы не идиоты, несмотря на то, что тебе второй раз везёт. Так что советую больную скотину перепрятать куда-нибудь в подпол, а там смотри сама.

Она настолько шокировалась моей рекомендацией, что лишь нервно сглотнула. Ну что могла то сделала, хотя конечно на душе всё равно было неспокойно. Толку, что я запугала её как могла? Она же прекрасно знает и так, что рискует своей жизнью, укрывая красноармейца. Один Бог знает, чем всё это закончится. Незаметно переправить раненого солдата куда-то она явно не сможет. Конрад однако не спешил уходить, снова вызвался в провожатые. Не то чтобы я была в восторге, но грубить без повода тоже как-то перебор.

— Неужели родители так легко отпустили вас на фронт? — задал он вполне логичный вопрос.

— Я известила их о том, что приняла присягу, уже постфакум, — если уж в новой версии я фанатичный доброволец, значит её буду и придерживаться. — Конечно они за меня волнуются, но безусловно счастливы, что их дочь служит для блага страны.

— Один народ, один рейх, один фюрер? — улыбнулся он.

Мои познания рейховских слоганов иссякли, и я слегка подзависла с идиотской улыбкой.

— Эрин, а я тебя везде ищу, — Каспер бесцеремонно втиснулся между нами, и я готова была его расцеловать за своевременное появление.

— Всего хорошего, — я вежливо попрощалась с юным нацистиком, Каспер же недовольно покосился на него:

— Чего это он ошивается рядом с тобой?

— Возникла небольшая проблема с местной, пришлось немного помочь, — меня забавляло это ревнивое отношение, ведь я точно знала, что здесь нет привычного подтекста.

Может, всё дело в том, что они подружились с «Карлом», может, убедились, что кроме синеглазки никому романтики не светит, но относились ко мне как к сеструхе. Ну, разве что Шнайдер периодически бросал раздевающие взгляды. На его хотелки мне было плевать, я не бесправная унтерменша. В следующий раз если будет распускать руки, просто сдам его Вилли. Каспер проводил его неприязненным взглядом и повернулся ко мне:

— Ты поосторожнее с ними, хорошо?

Интересно, что он имеет в виду?

* * *

Одним из самых бесячих моментов смены временного пространства я бы назвала постоянную ограниченность. Во всём. Нет, если серьёзно, самое ужасное конечно война, но война длиться вечно не будет, а вот если я выживу, тяжело мне придётся. Бытовая неустроенность, отсутствие выбора во всём, что привык считать необходимым как воздух — лекарства, косметика, одежда. А ещё я периодически рефлексировала из-за, скажем так, культурного голода. Книжные новинки, фильмы — всё это теперь не для меня. Я же смотрела и читала всё, что есть и что будет наперёд. Вот что делать вечерами, когда ещё и спать рано, и занять себя нечем? Я листала прихваченный в библиотеке томик Гоголя. Охотнее конечно я бы сейчас проглотила новый бестселлер Стивена Кинга, но черти и ведьмы от Николая Васильевича тоже сойдут. Кого там опять принесло на ночь глядя? Нина настороженно посмотрела на меня.

— Хочешь, я открою? — на всякий случай предложила помощь.

— Не нужно, это наверное соседка.

Я всё же прислушалась и с удивлением узнала голос Фридхельма.