Небось корона померкла самому сервировать обед. Обычно этим занималась я и грязной посудой, кстати, тоже.
— Я тоже считаю, что нечего на фронте отвлекаться на романтическую чушь, — поддакнул Вилли, выразительно глядя на меня.
— Ну, не стоит быть столь суровым, — с видом доброго дядюшки продолжал разглагольствовать Штейнбреннер. — Вполне естественно, что молодая девушка может поддаться чувствам. Главное — соблюдать приличия. Вы знали, что наш фюрер, чтобы поддержать институт семьи, разрешил для фронтовиков даже заочные браки? Я думаю, если всё зайдёт достаточно серьёзно, вы как командир уполномочены провести церемонию бракосочетания.
— О, как интересно, — я расплылась в лучезарной улыбке. — Расскажите поподробнее, герр Штейнбреннер.
Естественно свадьба в окопах было последним, о чём я думала здесь, но почему бы не подразнить Вилли? Он, бедный, аж супом поперхнулся, Штейнбреннер ведь и не подозревал о шексипировских страстях вокруг меня. Может, не стоит его всё-таки доводить до мысли реально избавиться от меня? Хотя это вряд ли. Максимум на что он способен — это кидать в мою сторону взгляды хомяка, у которого сломалось любимое колёсико. Слишком он правильный, чтобы подставить или физически как-либо расправиться с девушкой.
* * *
В штабе я засиделась допоздна и, несмотря на холод, решила немного пройтись. Хотя конечно променад по оккупированной территории то ещё «удовольствие». Если днем ещё было более-менее оживлённо, то сейчас деревня как вымерла. Во многих избах даже свет не горит. Услышав немецкую речь, я машинально поискала глазами говорившего. По-моему, часовой прессует кого-то из местных. Я подошла ближе, может, нужно помочь с переводом. Хм-м, что-то до боли знакома мне эта картина. Перепуганная девушка неловко бормотала бессмысленные оправдания:
— Простите… Я на минуточку вышла…
— Глупая баба, иди в дом, — вроде положенный выговор, но как-то слабовато он ругается.
Я присмотрелась. Парень совсем ещё мальчишка, даже наверное усы ещё не бреет и смотрит на неё слишком уж мягко, а она, кстати, хорошенькая, и по возрасту не совсем уж девчонка. Смотрит на него так умоляюще, продолжая оправдываться:
— Я больше не буду…
— Иди, не задерживайся, — говорит строго, а сам чуть ли не глазки ей строит.
Поневоле задумаешься — а что вообще происходит? Ну, допустим он ещё не заматерелый вояка, пожалел её наказывать, но она? Она должна не улыбаться ему, а шуровать быстрее в дом. Нет же, подбежала ближе, чуть ли не ручки ему гладит:
— Спасибо… У меня дома детки и муж спят…
Ну, точно ведёт себя как Олеська, когда пыталась заговорить мне зубы. Самое смешное, что оба же ни хренасеньки не понимают. Заметив меня, девушка быстро шмыгнула в дом, а парень, присмотревшись, улыбнулся:
— Вы и есть загадочная фройляйн, о которой все говорят в нашей казарме?
— Видимо, да, — интересно, что же они там обо мне говорят?
— Я Конрад, — Господи, да он стесняшка ещё почище Фридхельма, чуть ли не покраснел, а всё туда же. — Разрешите вас проводить? Уже ведь поздно.
Ну, пойдём, благо мне идти недалеко.
— Мне рассказывали, что зимы в СССР очень холодные, но я не представлял себе насколько.
Вот это подкат я понимаю — ныть о погоде. Зачётно, мальчик.
— Они ещё и долгие, — злорадно добавила я.
Оказалась, зря я грешу на парнишку. Наш недолгий разговор ограничился вежливыми общими фразами. Похоже, он просто был рад поболтать с девушкой, которая смотрела на него как на своего, без ненависти и страха.
Мне в последнее время тоже этого хотелось. Поселилась я у молоденькой девчонки и наивно думала, что мы поладим. Ведь с Натальей же как-то я уживалась, и она не считала меня монстром, а вот Нина при моём появлении обжигала непримиримо-презрительным взглядом и тут же уходила в отгороженный занавеской угол. Дома здесь похоже все стандартные — общая довольно большая комната и крошечная спальня, которую я заняла и на этот раз. Я поначалу пыталась её разговорить, но кроме односложно-враждебных ответов ничего не добилась.
— Ты живёшь одна?
— А тебе какое дело?
Никакого, согласна. Предложенные вкусности вроде пайкового паштета и колбасы она гордо заигнорила.
— Мне ничего не надо от предательницы, — вот тут стало обидно, хотя по сути она права.
— Почему сразу предательницы? Я штатный переводчик.
— Сказки эти фрицам рассказывай. Я русский преподаю, уж могу отличить, когда говорят с акцентом. Испугалась за свою шкуру и переметнулась к ним, да?
— У меня просто была русская няня, — возможно стоило её припугнуть.
Не хватало только зародить новые подозрения у этого змея Штейнбреннера. До угроз опускаться всё же я не решилась и сочла за лучшее не обращать на неё внимания. Вчера, когда я пришла, Нины не было, и уже ночью я проснулась от приглушённых рыданий. Подавив порыв спросить в чём дело, я легла обратно. Действительно мало или у неё горя — может письмо с фронта получила, может ещё что.
Я зашла в избу, натолкнувшись на всё тот же неприязненный взгляд. Заметив на столе нехитрый ужин — варёную картошку и солёные огурцы, я не стала её смущать и ушла в спальню. Спать хотелось дико, но я всё же решила немного обождать. Нужно нагреть воды и совершить ежевечерние омовения. Это было отдельной болью — мыться кое-как в тазике. Но всё же лучше, чем обрасти грязью и вонять как бомж. Снова прикидывая на все лады план своего отступления, я сначала не очень поняла, что происходит. Вроде бы кто-то стучал в дверь.
— Почему не прийти как быть сказано? — по-моему это кто-то из орлов Штейнбреннера.
— Я плохо себя чувствую, — тихо ответила Нина.
Что им вообще нужно от неё?
— Стакан ваш шнапс и горячие поцелуй излечивать от любой болезнь, — пьяно хохотнул солдат. — Давай, выходить.
Кажись дошло, в чём дело и почему она вчера пол-ночи рыдала. У меня конечно не было особой симпатии к этой девчуле, но позволить мелким обидам взять верх над совестью я тоже не могу.
— Что происходит? — моего появления они похоже не ожидали.
Так, их трое и уже похоже накидались местным самогоном, за спинами маячат ещё две перепуганные девчушки.
— Ты тоже идти с нами, красотка, — широко улыбнулся блондинчик, сразу напомнивший мне Шнайдера.
Где они их делают, дебилов таких, как под копирку? Товарищ толкнул его локтем и что-то зашептал на ухо. Видимо, опознав «свою», напомнил, что немецкая фройляйн неприкосновенна и нагнуть её как простую пленную на вариант.
— Простите за беспокойство, фройляйн, — без малейшего раскаяния улыбнулся блондин. — Я немного ошибся.
— Я вас не задерживаю, — я отодвинула Нину в сторону с намерением закрыть дверь перед их носом.
Однако это гад удержал дверь и прищурился:
— Русская идёт с нами, а вы поменьше забивайте свою головку тем, чем не следует.
— Я никуда не пойду, — внезапно осмелела Нина.
Я вскрикнула, когда этот мудак со всей дури приложил её лицом об дверной косяк:
— Не идти сама — я тащить тебя в казарму допрашивать. Если ты перечить немецкому солдат, может, ты партизанка?
Нина беспомощно всхлипнула, и нехотя стала надевать пальто.
— Послушайте, так нельзя, — я с трудом заставляла себя выражаться приличными словами. — Если эта девушка не хочет, она не обязана идти с вами.
— Уверяю вас, фройляйн, девушке ничего не грозит кроме мужской любви и веселья, — ко мне шагнул высокий мужик, держался он повежливее блондина, но это снисходительная улыбка бесила куда сильнее открытой грубости. — Вы в силу юности и воспитания возможно не понимаете, что у мужчин есть свои потребности, а тем более на войне. Так что успокойтесь и ложитесь спать.
Ну да, конечно, так я и сделаю. Выглянув в окно, я заметила, что они двинулись к местному кабаку и там маячат ещё человек семь солдат. Значит, мне предлагают спать спокойно, а девчонок тупо пустят по кругу, может, и не один раз. Я понимала, что всем помочь нельзя и что насилие на войне неизбежно, но раз командир у нас пока ещё сохраняет адекватность, надо этим пользоваться. Я накинула шинель и пробежалась к штабу. Даже если Винтера там нет, я если надо из постели его вытащу. Благо и он, и Штейнбреннер обретались в соседних избах. На удивление оба были на месте. — Герр лейтенант, я прошу вас прекратить этот беспредел.
