Тархан запрыгнул на тварь и двинулся на ней. Ее лапы разламывали кости, лежавшие на полу пещеры. Пещеру наполнил громкий хруст.

В течение следующих недель он только тем и занимался, что высасывал жизнь и кровь с других существ, тех же сколопендр, восстанавливая подвижность и тело усопшего первопредка. И тело того буквально зарастало мясом. Мертвым мясом. Оно не оживало. Таких сил не было у Тархана. Зато он мог поддерживать сколько угодно такое полумертвое состояние. Именно управляя первопредком он ощутил, что у его владения законом есть границы. Первопредок требовал больше сил и внимания, чем тысячи и тысячи мелких тварей.

Но к этому нетленный привыкал. Крайнее напряжение улучшало его контроль и понимание закона не-жизни. И чем больше он держал тварь под контролем, тем больше закон проникал в тело, проникал в конечности, в кровь, в панцирь, подчиняя навсегда. Тархан осознал, что длительный контроль лучше, чем тот, который он использовал. Чем дольше он держит тварь на контроле – тем меньше требуется на нее сил. Вот только периодически нужно восполнять жизненную силу, которую она тратит на движение. Причем, вливать энергию должен был он сам в подчиненное существо.

Метка в теле пару раз пыталась набрать силу, но ему удалось покрыть ее символами закона и силой холода. Это как-будто приглушило ее. Но ненадолго.

Наверное Тархан бы не торопился. Но он ощутил что его ищут. Это было не какое-то направленное внимание, как у хищника, но он ощутил что сраная метка изредка издает сигналы, которые улавливает тот, кто подделал ритуал, встроив в него нужные печати.

А значит….надо было готовиться.

Через время сила закона в подчиненном первопредке достигла такой силы, что внимание Тархана перестало требоваться. Он просто думал – и тварь делала что он хотел.

И хоть мощь сколопендры он видел в боях с крупными тварями, с которыми она справлялась поразительно легко, скорость ее передвижения и атаки была так высока, что в физическом “бою” он бы сам за ней не успел. Однако Тархан чувствовал, что одного первопредка ему мало. Ему нужны другие. Пусть и послабее сколопендры.

Следующим первопредком стал тшарк. Вот только повезло в этот раз ему меньше. Эта летающая тварь была разорвана на десятки частей, так что Тархану пришлось буквально собирать его по кускам, разбросанным по дюжине пещер. Закончив, он взвалил все останки твари на свою ездовую сколопендру-предка, и сковал их холодом, чтобы не потерять ни один кусок ткани или кости. Собрал всё, что нашел – даже кровавую пыль приморозил. Тварь, по сути, была небольшой: размах крыльев достигал десятка шагов, а тело и того меньше. Для восстановления он использовал тела и кровь тысячи тшарков из ближайшего яруса, и уже через неделю тшарк-первопредок смог летать.

Теперь Тархан мог управлять несколькими первопредками одновременно, оставалось научиться их использовать в бою.

Поверхность

Черные Хребты. Южные отроги.

— Паргон?

Негромкий голос старика, стоящего внизу, окликнул мужчину средних лет, сидевшего на верхушке одной из десятков скал.

— Сейчас…— тихо ответил Паргон, не оборачиваясь.

Взгляд его был прикован к так называемым тысячам Жил Драконов – энергоприсоскам, откачивающим Ци из этого мира-тюрьмы. Он с трудом оторвался от этого зрелища. Свобода была так близко и…так далеко. Непреодолимо далеко. Если этот мир кого-то принял – он его уже не выпускал. Этим его свойством пользовались сильнейшие в верхних мирах: они отправляли всех неугодных, преступников, и зашедших слишком далеко в поисках силы Практиков сюда. Особенно любили зачищать Верхние миры от потенциально сильных Практиков Бессмертные: не нужно было даже как-то им вредить, достаточно было слишком приблизиться к разгадке тайн Бессмертия, – силы, которую они использовали, – и ты оказывался либо трупом, либо тут. Нет, были и те, кто натворили дел, и, понимая, какая участь ждет их там, наверху, бежали сюда добровольно – и таких хватало. Но Паргон был не из их числа. Его интересовало Бессмертие, и именно Бессмертные вышвырнули его сюда, вместе с дюжиной других.

Далеко не все, как он, остались у Черного Хребта, – близко к грани миров, – многие отправились искать другие способы покинуть этот мир, надеясь, что где-то есть тайная лазейка, о которой просто никто не знает. Паргон понимал, что это глупость – искать лазейки нужно в местах наибольшего соприкосновения миров, а это – Черные Хребты – огромный горный массив.

Ни один из тех, кто попал в этот мир не был бессмертным, но каждый был достаточно сильным практиком. Вот только их сила была ограничена законами этого мира. Мир накладывал на новоприбывших печати, снять которые было невозможно. Более того, Паргон быстро понял, что чем сильнее ты был до попадания в этот мир, тем сильнее печати и ограничения на тебе накладывались. Именно поэтому Паргон после попадания стал самым слабым – на него наложились слишком мощные печати.

Другие пытались вернуть силы обычными способами, обычными методами развития – и у них не получалось, но для него и эти методы были закрыты. Он уже прошел все этапы создания кристаллического ядра и развитой энергоструктуры, и легко управлял и темной, и обычной Ци, в отличие от них.

Ему было обидно, потому что даже здешние слабые практики Ци, могли шагнуть при должном везении выше, чем он был сейчас. Единственное, что с ним осталось, – это его тело, крепкое тело, и длительность жизни в три-четыре сотни лет. Но это было всё. Паргон знал, что если не найдет другие способы продлить свою жизнь, то умрет.

Наверное, из-за этой безумной жажды выжить он стал первым Постигшим среди своей группы. Так они среди “своих” называли тех, кто овладел каким-либо законом. Никогда прежде до попадания в этот мир, о таком аспекте культивации он даже не слышал. Это было нечто новое и непонятное. Это было что-то другое.

Паргон подозревал, что законами не владели даже Бессмертные – им не было нужды. Они повелевали временем и находились вдали от смертных. А для постижения законов нужно было быть прямо в гуще жизни: наблюдать рождение, взросление, смерть; и наблюдать тысячи раз, размышлять об этом, пытаться понять, и лишь потом сознание вдруг понимает какие-то такие грани мироздания, о которых ты даже и не подозревал. Паргон испытал это на себе. Закон, который он постиг был необычным – он постиг Поглощение и вдруг понял те аспекты владения энергией и собственным телом, о которых ранее не подозревал.

Всё было легко и сложно одновременно. Постигшему закон давал невозможно долгую жизнь и силу, а по действию он напоминал особые, живые печати, обладающие уникальной властью. Кроме того, закон было сложно остановить. Особенность закона Поглощения и вовсе позволяла Паргону продлять жизнь и восстанавливать тело, когда оно начинало стареть. Но самое главное было не это – закон позволил ему расшатать часть печатей и вернуть часть своих сил. Именно Поглощение сделало его сильнейшим среди всех Постигших. Он мог поглощать не только жизненную силу, а и сознание своей цели, ее воспоминания, ее знания и….переваривать. Первым Паргон высосал Талглана, который постиг закон Движения. И вот уже тогда, с этой новой силой, он разрушил еще две печати и вернул себе стадию ядра и возможность использовать часть техник. Теперь он чувствовал себя в этом мире увереннее. Намного увереннее.

Паргон старательно отслеживал тех, кто овладел законом, и, если удавалось, Поглощал. Однако, это было не так просто – идиотом никто из попавших в этот мир-тюрьму не был. Едва прошел слух о том, что Паргон может Поглощать чужие законы, все тут же начали от него скрываться.

Это было не совсем правдой. Закон не был вещью, которую можно передать. Но поглощая сознание того , кто его Постиг, он мог уединиться на определенное время, и уже с этими своеобразными “костылями” и воспоминаниями сам постичь новый Закон. Чуть больше чем за десять тысяч лет он постиг пять законов: это были Поглощение, Движение, Жизнь, Неподвижность и Разум. Но с каждым законом его жажда Поглощать росла.