На глазах однорукого, который пятился к выходу, столб тьмы врезался в потолок, и в стороны начали разлетаться куски камней, а иногда и целые булыжники. Разрушались и края разлома. Грохот стоял неимоверный.

Страшно было как никогда. Вдобавок к разрушениям, становилось очень тяжело дышать, совсем как возле разлома. Тьма душила, ее насыщенность достигла каких-то немыслимых пределов.

Первыми рванули к выходу гноллы, которые ближе всех к нему и находились. Их стая просто снесла охрану из дроу, которой и так осталось мало – основную часть стражей увезли вместе с детьми. Поэтому никакого отпора толпе гноллей они дать уже не могли, даже используя тьму.

К выходу пятились и обычные рабы, и надсмотрщики.

Любые команды от редких дроу стражников были бесполезны. Впрочем, они и сами поняли, что надо удирать.

Гноллы без раздумий навалились всей своей массой и сломали ворота, тем самым открыв выход вообще всем.

Воронка тьмы сжирала всё больше строений пещеры и однорукий понял, что оставаться тут было больше нельзя, иначе их просто сожрет, затянет внутрь.

— Бежим! За мной! — кинул он группке гоблинов подростков, и рванул вперед.

Дети послушно кинулись за ним. Еще два надсмотрщика попытались организовать растерянных рабов и повести за собой. Остальные попросту сбежали сами. Им было всё равно на своих соплеменников. Их волновало только собственное спасение.

Вдруг что-то вжикнуло прямо возле лица Тарлах.

Плетка!

Некоторые дроу рванули к выходу и пытались помешать сбежать гоблинам. Они сами хотели успеть первыми. Один из них хотел остановить однорукого. И впервые гоблин сделал то, о чем часто мечтал, но никогда бы не решился, – кончиком тренировочного копья заехал в лицо стражнику, а потом, когда тот согнулся, вырубил его. Видимо это был один из тех, кто тьмой не владел.

На мгновение он застыл, запоздало осознав, “что” сделал. А потом рванул и пустил вперед подростков, прикрывая их отход. Потому что некоторые гоблины и запоздалые гноллы, рвущиеся к своим, отталкивали тех, кто моложе и слабее назад.

Когда он с группой подростков оказался внутри тоннеля и побежал вперед, в голове вдруг всплыл Дах. Его друг.

Он ведь всего ничего не дожил. А ведь он так хотел сбежать, за что и поплатился, а сейчас бегут вообще все – даже те, кто никогда не собирался этого делать, – подумал однорукий.

Рядом вдруг промчались оседлавшие ящеров дроу, разметав всех, кто стал на их пути. Гоблинов откинуло в стороны.

С мстительной улыбкой однорукий увидел, как их впереди сорвали с седел гнолли.

В тоннеле становилось тесно – он всё больше наполнялся беженцами. Стены и потолок трясло, поэтому приходилось уворачиваться от падающих то тут, то там камней.

****

Когда Сарик вместе с соплеменниками попал в Ямы Айгура его сразу отделили от остальных. Он ведь был обычным, не как остальные – он не был мутантом, а значит не мог стать бойцом. Он был обычным ребенком, обычным изгоем – ему так и не досталось ядра и он иногда с яростью думал об этом. Об этой чудовищной несправедливости. Остальные стали сильнее. Намного сильнее. Только он остался слабым. Слабым и ненужным. Поэтому его отдали в слуги – выполнять всю грязную работу. Сначала он просто помогал носильщикам в кузне, потом чистильщикам – убирать всё дерьмо в Ямах, чистить арены. Потом его отправили на кухню – разделывать мясо, следить за кипящими чанами, а потом, наконец, ему дали другую должность – бегать и передавать послания из одного конца пещеры в другой. Но и то лишь тогда, когда убедились, что он делает всё ответственно. И это понравилось ему. Это было лучше, чем тяжелая физическая работа на кухне и в кузне, где дико жарило и невозможно было дышать.

А вот что сильнее всего его резануло по сердцу, так это вид тренирующихся детей, особенно его соплеменников – Саркха, Зур”даха, Кайры, Тарка и остальных, даже не знакомых. Их он не раз видел, пока бегал по поручениям. Иногда он застывал на минуту-другую, глядя на то, как тяжело они тренируются. Но несмотря на всё они были вместе, и, как ему казалось, были счастливы. Во всяком случае они болтали, смеялись и тренировались. Зубы скрипели от обиды – он был не хуже.

Вот чем он хуже? Что, он не смог бы бегать и драться как остальные? – Смог бы. Ничего сложного в этом не было. Уж лучше это, чем вычищать дерьмо зверья.

В ямах был культ силы. Никого кроме бойцов не уважали. Даже те рабы, что выполняли всю черновую работу, чтобы дети-бойцы могли только и делать что тренироваться и отдыхать, – с уважением и легкой завистью смотрели на детей-бойцов. Особенно когда те возвращались с победами.

Пару раз Сарик был и на тренировочных боях, которые проходили в теперь уже ставших родными Ямах и видел успехи своих соплеменников. Однако радости за них у него не было. Потому что он понимал – его даже не вспоминают: у них другая жизнь, они забыли о нем, о Драмаре, о Кае, Кракхе и Дракхе, о своем племени. Обо всем, что они вместе пережили.

Это он за всё время ни разу не улыбнулся. Это он переживал всё, что случилось – не они. Это он ненавидел каждую свою работу. Их, бойцов, хотя бы вывозили в другие места: на бои, в другие ямы и даже города. А он видел только стены этой пещеры, от которых уже тошнило.

Шел год за годом, а он оставался сторонним наблюдателем. Он знал, что Зур”дах стал сильнейшим – он всегда и везде побеждал.

О нем другие гоблины говорили с придыханием, даже взрослые, даже надсмотрщики. Он был тем, кого боялись другие бойцы. Он выживал там, где другие погибали. Он выжил в Бойне. Он стал Чемпионом.

А Сарик….Сарик теперь выполнял самую тяжелую работу наравне со взрослыми гоблинами. Теперь он таскал, рыл, убирал, строил тоннели и каждый день он валился от усталости, чтобы проснуться толком не выспавшись и вновь приниматься за работу. Где если ты плохо работал – тебя огревали хлыстом. Уж этого добра надсмотрщики не жалели.

Со временем он стал реже видел своих соплеменников, потому что пахота отнимала всё его время и силы, и ходить в пещере он мог только в тех местах, где и все – остальное пространство Ям было закрыто для него, как и для остальных рабов.

Подружиться с местными не то что не получалось – он просто не хотел. Они были другими, они были рождены рабами и принимали всё происходящее как норму. И они знали, что он другой, пойманный. Сарик понимал, что делает еще хуже, когда не общается с остальными и ведет себя как отщепенец, но поступить иначе не мог. Однако его особо и не трогали: первое время задирали и обзывали, а потом….Потом стало не до того. Другие гоблины работали не меньше его, а после такой тяжелой работы уже не хочется ничего.

Жизнь была пресной, тяжелой и унылой. И только глядя на тренировки других детей Сарик хоть немного оживлялся, представляя себя там, вместе с ними. Но… У каждого в пещерах было свое место, и его место – быть простым рабом.

Даже когда дети стали погибать в стычках на аренах, ему казалось, что это что-то другое. Что так погибнуть честь, так погибнуть не страшно, что в этом есть смысл.

В один из дней всех бойцов собрали и увезли на Праздник Тьмы.

Ямы опустели. Стало тихо.

Исчезли звуки тренировок, ударов по мешкам, звон сталкивающегося оружия, крики надсмотрщиков и рёв тренировочных животных. Жизнь в Ямах словно застыла.

Но так продолжалось всего лишь несколько дней. Потому что потом началось это…

Сначала по пещере какое-то время шел легкий гул исходящий от разлома, но это никого особо не испугало. Но когда раздался грохот и начали рушиться своды пещеры, а их обломки с грохотом ухали на пол, все повыскакивали наружу. По полу пошли трещины.

Стало жутко и страшно. Тьма из разлома словно расплескалась по пещере и Сарику стало тяжело дышать.

Тьмы становилось всё больше и она была везде.

Сарик не ждал, как остальные рабы приказов – он сразу побежал в сторону выхода, к центральному тоннелю. Так же поступила и часть стражи с надсмотрщиками. Сегодня они работали как раз близко к разлому, а там был эпицентр всего.