— Это же типичное хулиганство! — возмутился Квиринус. — Как можно... почтенная леди...

— А вы сами мне что предлагаете — на полянке цветочков нарвать?! Вот вечно вы, люди, на чужом горбу хотите выехать!

— Господин Барон! — воскликнули профессора почти одновременно. Но оказалось, что привидение вовсе не разделяет их негодования.

— Пивз рассудил справедливо. Он выполнит вашу работу, а вы — его.

— Работу?! — изумился Снейп. — С каких пор обливание соусом стало работой?

— Дурень, для шумного духа это самая что ни на есть работа, — фыркнул полтергейст. — Чему вас только в школе учат, профессора фиговы!

Пивз удалился, чрезвычайно собой довольный, Барон тоже незаметно исчез. Друзья — растерянные и пристыженные — остались одни.

— Ну, на что не пойдешь ради науки, — философски заключил Квиррелл и вдруг прыснул со смеху.

— Ты чего?

— Представил, как ты при всех своих деканских регалиях улепетываешь от зеленого Тофти!

— Хорошо хоть студенты разъехались, — Северус попытался сохранить хмурое выражение лица, в конце концов тоже усмехнулся. — Не далее как сегодня утром мне дали понять, что я серьезный и уважаемый человек, дорогую вещь подарили, и вот нате вам: лысину в розовый, бороду — в зеленый! Самое подходящее занятие для декана!

— Гризельда... Гризельда... Да что ж за имя такое, никакой к нему рифмы не подберешь, — вздохнул Квиринус, задумчиво грызя кончик пера и невидящими глазами глядя на чистый лист бумаги перед собой. Моргана тоже вздохнула, сочувствуя творческим мукам. Впрочем, вздыхали они дуэтом уже с полчаса, но ни одну мало-мальски пригодную строчку не сочинили. Снейп, которого попытались было привлечь в соавторы, отговорился тем, что ему нужно работать над зельем для Тофти, и отправился в лабораторию. А Кровавый Барон и вовсе заявил, что если он начнет рифмовать, то с почтенной леди случится обморок от крепости использованных выражений, и уплыл вслед за Северусом.

— Вздыхаю я, завидевши Гризельду... Ах, что бы это значило по Фрейду?[1]

— Прелестно! — воскликнула Моргана. — А что такое «фрейд»?

— Это не «что», а «кто», — поправил Квиринус. — Ученый был такой магловский. Между прочим, как раз по любовной части... Но, боюсь, профессору Марчбэнкс придется долго все объяснять. Жаль, такая рифма хорошая получилась!

Последовали новые бесплодные вздохи, бормотание и досадливые возгласы. В подземных тоннелях стихи сами собой выскакивали, а сейчас — как отрезало. Наверное, для любовной лирики и озорных виршей требуется разное вдохновение.

— Ну как, великий сочинитель, родил что-нибудь? — послышалось от двери. Квиринус поднял голову и так резко подался назад в кресле, что чуть не упал. А Моргана испуганно ойкнула и попыталась спрятаться за раму.

И было чего пугаться: перед ними стоял слизеринский декан с ядовито-оранжевыми волосами и шоколадной физиономией. Точнее, не стоял, а деловито прошел в собственную ванную и тут же вернулся с зеркалом под мышкой.

— А-а-а... э-э-э... — попытка облечь изумление в слова провались, поэтому Квиринус просто указал рукой на собственную голову, в надежде, что вопрос будет понятен и так.

— Экспериментирую с зельем, — на ходу объяснил Снейп. — Немного ошибся с дозой.

— Уф-ф-ф... — поэт обмяк в кресле. — Значит, ты не галлюцинация на почве переутомления. А зачем на себе экспериментируешь?

— Потому что студентов нет, — последовал невозмутимый ответ. — А нужного цвета добиться труднее, чем я ожидал.

— Он не протянет ноги от твоего зелья?

— Не должен, — задумчиво донеслось из коридора, и дверь закрылась.

— Ну-ну, — пожал плечами Квиринус и вернулся к своему занятию.

* * *

Жидкость в котле выглядела обыкновенной кипящей водой. Если не принюхиваться, конечно, и уж тем более не пробовать на вкус. Но приходилось и обонять, и глотать, кривясь всякий раз от невыносимой кислятины. Позже Северус собирался добавить какого-нибудь сиропа, но пока нарушать чистоту готовящегося зелья было нельзя.

Барон откровенно развлекался, наблюдая, как человек последовательно окрашивается во все цвета солнечного спектра в самых невероятных сочетаниях и оттенках. Попутно заинтересовался, отчего привидения отражаются в зеркалах, а вампиры — нет? Ведь последние вполне материальны...

— Парадокс, — рассеянно согласился Снейп, не отрываясь от своего занятия. — Только зачем вы говорите так громко? Я не глухой.

Барон заметил, что тона голоса не повышал, и не собирался даже. Снейп замер, сосредоточенно прислушиваясь, и вдруг кинулся к самому дальнему стеллажу, схватил там одну из закупоренных бутылей и показал привидению.

— Слышите?

— Ничего не слышу, — покачал головой призрак.

— Пузырьки газа поднимаются со дна и лопаются на поверхности. Звук чрезвычайно тихий... но я его услышал! А что, если обострение слуха — побочный эффект моего зелья? Надо проверить.

На каникулах можно не следить за тем, сколько времени пролетело за работой. В поисках закономерностей между маркерами цвета и ингредиентом, влияющим на слух, он пропустил и обед и ужин... Спохватился тогда, когда от неловкого движения дрогнувшей руки сильно качнулся котел, едва не опрокинувшись. Тут же голод и усталость навалились разом, пришлось опереться о стол, чтобы не упасть.

— Пожалуй, хватит на сегодня, — он взглянул на себя в зеркало и хмыкнул: — Бред ходячий...

Из овальной рамы сквозь длинные ярко-розовые пряди смотрело худое скуластое лицо интенсивно зеленого цвета.

* * *

Гризельда Марчбэнкс пребывала в отличном настроении. Экзаменационные работы нынешнего года в большинстве своем были вполне пристойны, и она с чистой совестью ставила «Выше ожидаемого» и «Превосходно». Меню в Хогвартсе, как обычно, радовало изысканностью и свежестью блюд, погода за древними стенами установилась солнечная, тихая и не слишком жаркая. Словом, имелись все причины для неизменного благодушия. Более того, ей — даме, будем говорить прямо, почтенного возраста — уже три дня подряд дарят цветы, читают Шекспира и, кажется, Байрона и посылают томные взгляды! Очаровательный мальчик, годящийся по возрасту не то что во внуки — в праправнуки — решил за ней приударить. Скорее всего, поспорил с кем-то или выпил что-то по неосторожности. Профессор Марчбэнкс улыбнулась, задумавшись над очередным пергаментом... Ну, пусть, в любом случае будет забавно потом рассказать подруге Августе об этом коротком приключении. Разумеется, ничего предосудительного или далеко идущего, но отчего бы не развлечься на досуге.

Началось все с анемонов, затем последовали фиалки, нарциссы... что приготовлено на сегодня?

В дверь ее апартаментов осторожно постучали.

— Входите, друг мой, — ласково пригласила она. В проеме показалась рука в синем бархатном рукаве, держащая очередной букет. — Ландыши? Как мило!

— Безмерно счастлив угодить вам, госпожа моя, — прочувствованно выдал Квиррелл, склоняясь в почтительном полупоклоне. — Как вы и приказали, явился пополудни ровно в пять. Признаться, прошедшие часы казались вечностью.

— Мы собирались прогуляться вокруг озера, не так ли? — промурлыкала Марчбэнкс. Она отложила пергаменты, надела широкополую шляпу и, уцепив ухажера под руку, объявила, что готова к путешествию.

По дороге к озеру Гризельда болтала о разных пустяках, прерываясь, чтобы выслушать очередную высокопарную тираду, и потихоньку сворачивала в сторону тенистой аллеи, ведущей в Запретный лес. Оказавшись здесь, она оборвала длинный рассказ о чудачествах своей кошки и потребовала тоном мягким, но непреклонным:

— А теперь давайте поговорим начистоту.

Квиррелл, погруженный в составление следующей пышной фразы, оторопело уставился на нее.

— Вы заключили какое-то пари? — предположила Гризельда.

— Как вы догадались, профессор? — упавшим голосом спросил он.