* * *

Осенняя ночь старательно обкладывала небо тучами, обещая скорый дождь. Годрикова Лощина спала сном добропорядочных людей, погасив огни. Ветер лениво гонял по улицам палые листья. Где-то сонно взлаяла собака и тут же умолкла: не с чего поднимать тревогу, все спокойно...

Человек в черном, крадущийся вдоль изгороди, был согласен с песьим мнением: меньше всего сейчас нужны шум и суматоха.

Заброшенный двухэтажный коттедж с дырой в крыше за эти годы еще сильнее зарос плющом и шиповником. Человек просочился сквозь заросли, поднялся на крыльцо, осторожно ставя ноги, скользнул внутрь. И только здесь зажег слабый «Люмос», подсвечивая скрипучую лестницу на второй этаж.

Все та же разоренная детская. В январе восемьдесят второго тут лежал снег, а сейчас под подошвами шуршат сухие листья. Детская кровать по-прежнему валяется на боку. Дверца распахнутого шкафа уже не скрипит под ветром — одна петля оборвалась, и створка повисла сломанным птичьим крылом.

Северус потушил волшебную палочку. Зачем он пришел сюда? Глупо надеяться, что ответы на вопросы четырнадцать лет терпеливо ждут его среди разбросанных на полу игрушек.

Последние магические токи давно иссякли, теперь это обычный пустой дом, который медленно, но верно разваливается. Сквозь дыру метет снег, льет дождь...

Но «Авада» — не «Бомбардо», она ничего не разрушает. Откуда тогда дыра? Что взорвалось в обычной детской комнате в ночь Хэллоуина? Что... или кто? И почему в сознании так настойчиво всплывает образ котла, разлетающегося на куски?

Острый осколок летит в лоб. Кровавый зигзаг на белой коже.

Шрам в виде молнии.

У стен есть уши — заметил однажды кто-то чуткий и осторожный. Иногда и глаза имеются, причем не одна пара. Вот только рта нет, как ни странно... Все слышат и видят, но никому рассказать не могут.

Оно и правильно: камень должен крепко в кладке держаться, замковых обитателей от непогоды и врагов оборонять, а не лясы точить. Пусть за него люди говорят, зря, что ли, даром речи владеют.

А камень послушает.

* * *

Кабинет директора. Ночь.

Многие знания — многие печали. Увы, знания немногие число печалей отнюдь не сокращают. Когда сведений мизер, остается играть словами.

Дамблдор закрыл книгу. На страницах «Тайн наитемнейшего искусства» подробно излагалась биография Герпия Злостного, описывался выведенный им василиск, не был забыт и хоркрукс, впервые созданный этим древним греком. Пошаговое руководство, не зря Том проштудировал фолиант от корки до корки.

Об одном умолчал автор «Тайн»: как жил Герпий, когда обрел бессмертие. На хоркрукс его едва ли кто-то покусился, следовательно, мог дотянуть до наших дней. Разыскать, что ли, этого вечноживущего, спросить лично? Сидит, небось, где-нибудь на берегу Эгейского моря, косточками от маслин плюется...

Том Реддл Герпия превзошел, создал два хоркрукса. А если больше? Факты, факты, королевство за факты! И тот и другой сделали хоркруксами предметы. Означает ли это, что вместилищами осколков души может быть только неживое?

При обряде раскола души непременно присутствуют двое — маг и жертва. Кого убил Том, делая хоркруксы?

Если считать, что первый, который вышел не совсем удачно, — это дневник, значит, нужно покопаться в событиях почти полувековой давности.

Напрягать память не понадобилось: погибшая при загадочных обстоятельствах школьница, ныне известная всему Хогвартсу как Плакса Миртл. Первая жертва будущего Волдеморта.

Диадема Ровены. Здесь сложнее. Скорее всего, ритуал состоялся не в замке, потому что после Миртл смертей не случалось. Ах, если бы заполучить статистику необъяснимых смертей в Британии за последние пятьдесят лет! Будь на месте Фаджа здравомыслящий человек, можно было бы попытаться провести такое расследование, но пока у власти Корнелиус, придется выбирать обходные пути.

Дамблдор подвинул бумагу, чернильницу и записал: «Разыскать старых авроров, служивших с конца сороковых годов». Помедлив, перо вновь заскользило по листу: «Расспросить Слагхорна. Может много знать. Вернуть в школу?»

Напольные часы в дальнем углу кабинета солидно отбили полночь. Ровно сутки назад сюда ворвался один из бывших учеников Горация с ошеломительной, как ему мнилось, новостью: Гарри Поттер не Мальчик-Который-Выжил, потому что его никто не убивал.

Молодец, сообразил. И вывод сделал верный: Темный Лорд напрасно отметил Гарри «как равного себе». Никаких уникальных талантов у мальчишки нет, как, впрочем, и обычных. Просто хороший юный волшебник. С тайной, спрятанной за шрамом. Вот она-то Волдеморту под стать, как давно уже нашептывает Альбусу интуиция.

Утром первого ноября восемьдесят первого года авроры обыскали дом Поттеров от чердака до подвала. Надеялись найти не только труп Темного Лорда, но и все, что могло принадлежать ему — волшебную палочку, амулеты, портключи...

Поиски не дали ничего. Если в момент убийства Лили Поттер и был создан очередной хоркрукс, из дома он исчез.

А мог ли он быть создан? Нет, не так: намеревался ли Волдеморт его создавать? И обязательно ли хоркруксом должен быть некий предмет? О, вопросы пошли на второй круг... Значит, пора хотя бы часть из них задать кому-нибудь другому. Например, ветеранам-аврорам. Напроситься, что ли, в гости к Аластору?

* * *

Мужская спальня факультета Слизерин. Незадолго до отбоя.

— Он его видел, как я тебя сейчас!

— Врешь!

— Да Малфой сам каждый день хвастается! Вон он идет, кстати.

Двое мальчишек-первокурсников проводили завистливыми взглядами факультетскую знаменитость — Драко Малфоя, храбреца и счастливчика, видевшего Того-Кого-Нельзя-Называть. А также жил с ним под одной крышей и даже разговаривал.

Это ведь дома родители испуганно или сердито одергивают, едва спросишь их о... ну, вы поняли. А в Хогвартсе, в зеленых подземельях Слизерина говори сколько хочешь. Декан не возражает — еще бы ему возражать, когда все знают, что он Пожиратель смерти! А Драко... Драко однажды так прямо и сказал — Волдеморт! И ничего с ним, то есть с Драко, не сделалось. А следом и все остальные попробовали.

Надо отдать ему справедливость: заходя в вагон «Хогвартс-экспресса», Драко вовсе не собирался рассказывать кому-либо о страшном госте Малфой-мэнора. Слишком хорошо запомнился ужас, что мокрицей ползал по спине, пока господин Волдеморт снисходительно выслушивал приветственный лепет мальчишки... И две ночи без сна, когда в каждом углу спальни мерещились клыкастая пасть и желтые змеиные глаза.

Нарцисса с нескрываемым облегчением отправляла сына в Хогвартс. Когда поезд тронулся, она вдруг заплакала — впервые за все эти годы, и Драко чуть не выпрыгнул из окна, готовый в одиночку защищать мать от всех волдемортов мира. Но состав набирал ход, перрон остался позади, и в купе уже входили Крэбб с Гойлом.

— А правда, что ты Того-Кого-Нельзя-Называть видел? А у него действительно глаза красные? И в темноте светятся? — набросился с вопросами Винсент. Грегори помалкивал, но по всему было видно, что он не меньше приятеля жаждет получить ответ.

Драко очень нравилось, когда на него смотрят с восторженным интересом и слушают, боясь пропустить хоть слово. Последние мысли о матери и доме вылетели в приоткрытую форточку. Малфой-младший вальяжно развалился на сиденье и лениво процедил:

— Ну, видел... Я с ним за одним столом сидел, если хотите знать.

С этого момента для Драко начались счастливые дни, которые становились еще приятнее от возможности с полным правом отравлять жизнь Поттеру и его компании: ведь пятикурсник Малфой обзавелся значком старосты!

Одно огорчало: популярность не выходила за пределы слизеринской гостиной. Представители других факультетов не проявляли к рассказам Драко никакого интереса, зато свои готовы были носить его на руках. Девочки ахали, вздыхали и находили, что у него волевой подбородок и «вообще он весь такой героический». Мальчики, включая семикурсников, откровенно завидовали.