За порогом их встретила все та же сырая, промозглая тьма.

— Ну что, возвращаемся на скамейку? — нарочито беспечным тоном осведомился Снейп.

— Какой же я идиот, — запоздало спохватился Квиринус. — Совсем забыл, что это та самая деревня! И ты, наверное, предпочел бы лишний раз не приходить сюда...

— Ну что ты, я регулярно посещаю местный погост и пляшу на могиле Джима Поттера, — ядовито ответил тот. — Скажешь еще что-нибудь душещипательное или отправимся наконец в Лютный?

— Прости, я не хотел...

Северус прошипел что-то неразборчивое, уцепил его за локоть, и они исчезли.

* * *

Гризельда Марчбэнкс задумчиво помешала ложечкой в чайной чашке. Чай давно полагалось выпить, но она зачиталась чужой рукописью, чего с ней не случалось уже много лет.

Отставив чашку, Марчбэнкс еще раз перебрала десяток страниц, уложенных в простую картонную папку. Будем откровенны: такого она не ожидала. Милый мальчик, когда-то пытавшийся на спор за нею ухаживать, очаровательный проказник, устроивший веселую проделку ради куска Распределяющей Шляпы, писал, помнится, совсем другое. Да, имелись дерзкие открытия и смелые гипотезы, но в итоге все сводилось к подтверждению теории величия и совершенства магического мира.

А что получилось в реальности? Блестящий молодой волшебник исчез, вместо него возник жутковатого вида сквиб в капюшоне до глаз и вручил эту самую папку, где каждый абзац заставлял недоверчиво хмуриться или удивленно вскидывать брови.

«Профессор Марчбэнкс, я понимаю, что написанное здесь у кого угодно вызовет протест и недоумение. Но я готов документально подтвердить каждую цитату, дату и цифру. А выводы смогу защитить перед любым оппонентом».

Протест и недоумение? Еще бы!

«На протяжении столетий, вплоть до приятия Статута в 1689 году, магический и магловский мир были нераздельны. Из этого общеизвестного факта следует очевидный вывод о единстве истории и менее очевидный, но столь же закономерный — о единстве мировоззрения. Иными словами, волшебники являлись таким же продуктом своей эпохи, как и маглы. Великие тайные знания, которыми принято объяснять превосходство магов, скорее всего не существовали, иначе бы они оставили заметный след в истории как всего человечества, так и самих волшебников. К сожалению, действительные тайные знания сводились к созданию золотого снитча, летучего пороха и целого ряда подобных прикладных вещей с нешироким кругом применения...»

«Неоспорима ценность многотомного труда по истории магии, написанного госпожой Бэгшот, однако ряд моментов в нем освещен однобоко и подается упрощенно. Магия как система знаний далеко не сразу выделилась из недр богословия и философии; авторами первых магических книг являлись те, кого принято называть маглами...»

И так далее в том же духе. Самозваный историк Квиррелл и не собирался подтверждать теорию о величии магического мира... Он разносил ее вдребезги! И кто, скажите на милость, согласится не только это слушать, но и публиковать в виде книги?

Марчбэнкс захлопнула папку и оттолкнула ее в сторону.

Можно и нужно критиковать деятельность очередного Министра магии, но сомневаться в безупречном устройстве магического общества, в неоспоримом и изначальном превосходстве магов над простыми смертными — это, знаете ли, попахивает изменой... Или сумасшествием. Определенно, он помешался от горя, лишившись магической силы, вот и несет околесицу.

Пока не поздно, беднягу надо остановить. Для его же блага: сквибу не следует привлекать к себе повышенное внимание, оно чревато самыми печальными последствиями.

Узловатые старческие пальцы вновь потянулась к серому картону. Безумец высказывал то, о чем не раз задумывалась она сама. Задумывалась — и тут же себя одергивала, потому что судье Визенгамота и главе Экзаменационной комиссии не положено иметь крамольных мыслей. Допустимо сомневаться в мелочах, но покушаться на фундаментальное нельзя! Она так старалась убедить себя в этом...

Непонятное беспокойство заставило почтенную леди встать из-за стола и пройтись по кабинету. Она остановилась у большого полукруглого окна, выходившего в Атриум министерства.

Рабочий день давно окончился, огромный зал был безлюден и погружен в полумрак, даже фонтан Магического Братства сиял тише обычного.

Покой. Умиротворение. Незыблемость.

Гризельда бессчетное число раз видела золотые фигуры в центре фонтана, но сейчас взглянула на них по-новому. Волшебник и волшебница возвышаются в центре, кентавр, гоблин и домовой эльф — в позе почтительного смирения ступенькой ниже.

Гоблины не скрывают своей неприязни к волшебникам, кентавры не желают иметь ничего общего с людьми, самоуничижение домашних эльфов зачастую достигает такой степени, что напоминает скрытую насмешку... Золотое сердце министерства таит в себе ложь?

Мятежные мысли сквиба разбередили душу старой волшебницы, прогнали сонное равнодушие, незаметно охватившее ее в последнее время.

Безумец ли Квиринус, бунтарь, гений или всё сразу — она добьется слушания его работы. Старый друг Тофти поддержит ее, а если удастся вытащить из Годриковой Лощины дряхлую Батильду, будет совсем хорошо.

Истине пойдет на пользу испытание на прочность. А истине многовековой и фундаментальной — тем более.

Глупеют ли привидения с возрастом? Вряд ли кто-то ответит на такой вопрос, но у некоторых призраков после пяти сотен лет посмертной «жизни» появляются странные идеи.

Сэр Патрик Дэлейни-Подмор, придя к такому заключению, растерянно поскреб в затылке. Надо заметить, в затылке очень удобно скрести, когда голова лежит рядом, на подоконнике. Водрузив ее на законное место, глава Клуба Безголовых поскреб еще, вздохнул, извлек из стены призрачную чернильницу с пером, полупрозрачный лист бумаги и принялся писать.

Работа предстояла нелегкая: требовалось сочинить письменный отказ на заявление Почти Безголового Ника, пожелавшего вступить в Клуб.

Умение ловко складывать слова не входило в число достоинств сэра Патрика. К тому же его ирландская прямота подсказывала такие выражения, которые совсем не приличествовали высокому званию Главы Клуба.

Попыхтев с полчаса, Дэлейни-Подмор призвал на помощь Толстого Монаха. Брат Джером славился среди хогвартских привидений своей ученостью и охотно согласился помочь.

Они увлеченно обсуждали каждую фразу и были так поглощены своим занятием, что ничего не замечали вокруг. А между тем среди теней сводчатого потолка над ними уже давно виднелась плутовская физиономия Пивза. Слушал он очень внимательно.

* * *

Юбилей своей смерти сэр Николас де Мимси-Порпингтон праздновал каждые десять лет, чем неизменно вызывал недоумение остальных Хранителей. Никто из них не считал день собственной гибели радостной датой, к тому же Ник всякий раз устраивал не веселую пирушку, которая могла бы отвлечь от мрачных мыслей, а унылое действо с ужасной музыкой и отвратительным угощением. Тем не менее призрачные обитатели Хогвартса посещали его «смертины»: Почти Безголовый Ник был славный малый, которому легко прощали это чудачество.

Никто не удивился даже тогда, когда в подземелье, полное привидений, вошли трое живых детей. Они, конечно, сразу побледнели и придвинулись плотнее друг к другу, но в остальном вели себя прилично, и на них перестали обращать внимание. Кровавый Барон дольше других следил за ними: гриффиндорская троица, явившаяся на юбилей, в прошлом году доставила слизеринскому декану немало неприятных минут, и факультетский призрак опасался повторения чего-либо подобного.

Вскоре в зал влетел Пивз и полностью завладел вниманием школьников. А Барон вернулся к прежнему объекту своих наблюдений — новичку Клуба Безголовых по прозвищу Бродяга Дик. Он недавно объявился в Хогвартсе и моментально сделался своим в буйном братстве сэра Патрика. Но главное — этот призрак в последнее время откровенно искал общества Серой Дамы. И она нисколько не возражала.