— ...вот, — выдохнула Сивилла, выходя вслед за Северусом из воронки аппарации. Солнце уже опустилось за крыши, и в Лютный сползались сумерки.
— Выговорилась? Учти, я тебя не слушал.
— Какое счастье, что ты не мой муж!
— Не могу не согласиться.
И достанется какой-нибудь бедняжке такой «подарочек», подумала Трелони. Впрочем, к характеру друга Квиринуса она давно привыкла и потому лишь поморщилась в ответ на его двусмысленную реплику.
Гостиная квартиры в Лютном после смерти Мариуса почти не изменилась. Все вещи остались на своих местах, добавилось лишь несколько книг и альбомов на полках, да еще на окне повисли новые ряды цветных гирлянд.
Скворец, сидя на верхушке клетки, о чем-то обстоятельно докладывал Квирреллу. Когда вошли гости, он спрыгнул на стол и замолчал, ожидая, что скоро, как обычно, его угостят чем-нибудь вкусным.
— Наконец-то, мы с Нельсоном заждались, — улыбнулся именинник.
Как же хорошо, что можно — хоть иногда! — послать к гриндилоу в зад всех на свете инспекторш, министров, директоров, волдемортов и просто побыть в окружении тех, перед кем не надо притворяться.
— Я у себя одну рукопись раскопал... Подумал, подарю-ка ее тебе, чтоб у меня не валялась. Барон утверждает, что это сам Салазар писал. Короче говоря, с днем рождения. Разворачивай спокойно: на нем долговременные чары Прочности.
— Ну-ка... Пергамент древний, чернила... Барон совершенно прав! Северус, это королевский подарок! Отрывок какой-то длинной записи, если не ошибаюсь?
— Слизерин описал там первые опыты с левитацией. Я попробовал их повторить, получилось... Ну, ты помнишь, я рассказывал.
Квиринус, отодвинув подальше блюдце с чашкой и тарелку с недоеденным куском торта, развернул свиток прямо на скатерти и смотрел на него так, словно видел за порыжевшими от времени строчками их легендарного автора.
— Удивительный человек был... Могучий ум, обширные знания — и вдруг все бросил, женился на сестре Годрика и уехал с ней не то в Ирландию, не то еще дальше, и никто ничего о нем больше не слышал.
— Погоди, а как же его ссора с Гриффиндором по поводу чистоты магической крови? — удивился Снейп. — Разве он не из-за этого покинул Хогвартс?
Квиррелл бережно переложил пергамент со стола на полку и вернулся к угощению.
— Может быть, из-за этого. Но, думается мне, он просто разочаровался в своей теории, потому что никак не мог найти ей подтверждения на практике. И единомышленников, похоже, не приобрел, а это для философа самое обидное... Ведь никто вслед за ним Хогвартс не покинул, и новая школа — школа Слизерина, оплот чистой магической крови, — так и не была основана.
— Заманчиво верить, что Салазар был прав, — ответил Снейп. — Кажется, уж кому-кому, а не декану его Дома сомневаться в доктрине Основателя! Но когда видишь иного отпрыска чистейших кровей, у которого даже «Вингардиум» толком не получается... А маглорожденная девчонка в то же время запросто воспроизводит заклинания, какие не всякому опытному волшебнику по силам. Вот и думай, от чего на самом деле зависят магические способности.
— Положа руку на сердце, такая девочка скорее исключение, нежели правило, — возразил Квиринус.
— Как и полукровка, способный пережить «Аваду», — проворчал Северус. Выкинуть из головы школьные дела все-таки не получилось. — Правда, этим его таланты и ограничиваются.
Квиррелл очень внимательно посмотрел на друга.
— Это не исключение, господин декан. Это нонсенс. Заявляю со всей ответственностью и как магоисторик, и как волшебник, пусть и бывший, который кое-что смыслит в чарах. В свое время мы с Флитвиком обсуждали эту тему, и он был категоричен: после Убивающего заклинания не выживет никто... Эй, Северус, ты чего?
Если бы на месте Квиринуса возникли Волдеморт, Мерлин и все четыре Основателя, Снейп не заметил бы их. Он сидел, сраженный и раздавленный выводом настолько простым и очевидным, что впору было отравиться со стыда за то, что до сих пор не додумался до него самостоятельно.
Памятная табличка перед полуразрушенным домом в Годриковой Лощине бессовестно лгала: Гарри Поттер не был единственным волшебником в мире, пережившим Убивающее заклятие! Заклятие не попало в него, потому что в последний момент под него встала его мать! Кто-нибудь другой может усомниться в этом, но только не он, Северус, который лучше всех знал характер Лили. И, значит, именно она неведомым образом сумела развоплотить Темного Лорда... Но тогда при чем тут Гарри?
— ...очнись ты наконец! Северус! — откуда-то издалека донеслись знакомые голоса. Ах да, он в гостях у Квиррелла, вместе празднуют его день рождения. Только мысли сейчас в голове отнюдь не праздничные.
— Квиринус, Сивилла... Мне надо уйти, срочно. Извините.
Торопливые шаги, стук закрываемой двери и... тишина.
— Аппарировал прямо с лестницы, — прокомментировал Квиррелл. — Кажется, я догадываюсь, какая идея захватила его на этот раз... И почему он едва ли станет обсуждать ее с нами.
— Что-то новое насчет Гарри Поттера? — предположила Сивилла.
Квиринус кивнул.
— В твоем пророчестве говорится, что Волдеморт отметит Поттера как равного себе. До сих пор под этим подразумевалось то, что Гарри уцелел после «Авады» и тем самым бросил вызов его могуществу. Но если заклинание не попало в него, становятся возможны как минимум два вывода...
— Либо «равный» — не Поттер, либо он отмечен как-то по-другому, — закончила его мысль прорицательница.
— Пью за умных женщин! — отсалютовал чайной чашкой Квиринус.
* * *
Не Избранный. Мальчик-Который-Не-Выживал. Просто был в той же комнате, где... Самый обычный ребенок, закономерно выросший в заурядного подростка, — все правильно, никем иным сын Джеймса Поттера и не мог стать!
«А сын Лили?» — тихо спросила память. «И почему тогда он так притягивает Темного Лорда?» — напомнил здравый смысл.
Северус ошибся: в родном слизеринском кабинете думалось не лучше, чем у друзей в Лютном. Зато безопасней для них, возразил он сам себе. Хватит с Квиринуса и того, что Волдеморт однажды уже интересовался им.
— Господин Барон! Если слышите меня, объявитесь, пожалуйста.
Из-за спины потянуло ледяным сквозняком.
— Не спится, Северус?
— Увы... Скажите, вы могли бы описать мне магическую ауру нашей вечной знаменитости Гарри Поттера? Отличается она чем-нибудь от остальных?
Призрак задумчиво потер подбородок.
— Ауры детей изменчивы, чтобы уловить особенности, надо наблюдать долгое время... Я приглядываю за слизеринцами, до других мне нет дела. Вот сэр Николас, наверное, может ответить на твой вопрос. Подожди, я позову его.
Почти Безголовый Ник не заставил себя упрашивать, и вскоре слизеринский декан уже слушал подробный рассказ гриффиндорского привидения.
Действительно, детские ауры непостоянны и по мере взросления ребенка меняют свой цвет и яркость. Обычно они светлых тонов и сияют «подобно лучам утренней зари, когда весенний ясный день вступает в свои права», — склонный к лирическим отступлениям сэр Николас добавил бы еще парочку-другую образов, но Снейп многозначительно кашлянул, и призрак вернулся к прозе.
Коротко говоря, аура Гарри такая, какие бывают у мальчишек-волшебников его лет. Если бы не одно «но».
— Маленькое темное пятно, бесформенное и непрозрачное, — Ник оставил в покое поэзию и заговорил просто. — Возле головы. Я заметил его еще тогда, когда Гарри первый раз появился в Хогвартсе.
— Как думаете, что это может значить? — Северуса пробрал озноб близкой разгадки.
— Не знаю, — опечалился Хранитель. — Но как бы ни менялась аура, пятно остается на месте. Ничего подобного я еще никогда не видел ни у кого из учеников.
— А у Квиринуса, когда он три года назад носил в себе «блоху», было такое пятно?
Оба привидения отрицательно покачали головами. Разгадка издевательски хохотнула и превратилась в новую загадку.