— Достаточно? — спросил он. — Или прикажете повторить?

— Лопни мои глаза! — рявкнул Рябой и с неожиданной ловкостью, едва поднявшись на четвереньки, прыгнул. Он хотел схватить своего верткого врага за ноги, но снова неудачно. Глубоко пропахав по инерции песок, он встал и обалдело помотал головой.

— Ну и ловкач, — пробормотал он. — Клянусь милостивым дьяволом! В жизнь бы не поверил.

— Кто еще желает попробовать свои силы? — предложил Улье, добродушно улыбаясь.

Он шел ва-банк. Сейчас они навалятся всей кучей и разорвут его на куски либо…

— Не сметь! — прогремел голос Атаманам — Кто его тронет, ответит головой!

Готовые броситься на чужака урки замерли.

— Атаман! — после паузы, вызванной всеобщим замешательством, произнес чернобородый калека. — Неужто этот лох уйдет безнаказанным?!

— Он как будто не собирается уходить, — ответил Атаман и обратился к непринужденно стоявшему в окружении врагов Ульсу: — Отвечай, кто ты? Лох?

— Так ли важно, кто я? Я пришел к вам. Если можете принять к себе — примите. Если нет — отпустите с миром. Я никому из вас не причинил вреда.

— Что скажете, ватага? — обратился Атаман к присутствующим. — Он смел и ловок. Он хочет быть с нами. Что ему ответить?

Лица урок потихоньку расплывались в улыбках, обнажавших щербатые, скошенные впереди зубы — следствие исключительно жидкого питания.

— Да! — крикнул кто-то.

— Парень подходящий, — буркнул другой.

— Чего там, достоин…

— А твое мнение, Рябой? Вы с ним, кажется, не поладили? — спросил Атаман.

Рябой перестал стряхивать песок с плеч и приблизился к Ульсу.

— Ты меня вроде как опозорил, — начал он. — Но ты единственный, кто смог меня побороть. Единственный! Не думал, что встречу такого человека. Но раз уж встретил… — Он протянул разведчику руку: — Держи! Я не таю зла.

И он от души пожал ладонь своего победителя.

— Очень хорошо, Рябой, — одобрил Атаман. — Настоящие урки не затевают между собою ссор. А он с этой минуты наш. Как тебя зовут?

— Зовите меня Ул.

— Преклони колено, Ул, и повторяй за мной, — приказал глава ватаги. — Клянусь ненавидеть Башню. Клянусь выручать своих. Клянусь повиноваться вожаку. Клянусь чтить милостивого дьявола.

Не без труда припав на здоровое колено, разведчик послушно повторил.

— Отныне ты посвящен в Подземные Братья, — произнес Атаман, дотрагиваясь двумя пальцами д плеча коленопреклоненного неофита. — Так называется наша ватага. Отныне и до смерти твоя жизнь вручена нам, а наша — тебе. Встань, брат Ул.

Посвященный в урки повиновался, но едва он перенес тяжесть тела на левую ногу, в глазах помутилось от боли и земля ушла куда-то косо вбок.

Очнувшись от короткого обморока, он увидел, что Рябой бережно поддерживает его голову, а Атаман разглядывает укушенное колено.

— Что, желтая пиявка? — спросил тот.

— Она самая, — подтвердил Улье.

— Жаль, — Атаман слегка нахмурился. — Ну да ничего. Может, и выживешь. Рябой!

— Слушаю, Атаман.

— Раздобудь-ка ему баху. Желательно почище. Думаю, он вправе рассчитывать на твою любезность.

— Ага. Я мигом! — И силач со всех ног понесся где беззаботно плескались лохи.

— Лежи тут, отдыхай, — и Атаман удалился.

Пытаясь отвлечься от жгучей боли в ноге, Улье размышлял о том, сколь неисповедимы пути человечеcкой речи. Блатные жаргоны изобретались для того, чтобы можно было выделиться из общей массы, безошибочно узнавать своих. А в колонии, где все говорят на жаргоне, блатной феней нередко становится литературный язык… Поистине забавно.

Вернулся Рябой с выстиранным на скорую руку одеянием.

— Сейчас просохнет, и можешь надевать, — заговорил он, расстилая ткань на горячем песке. — Там земляные кусаки были, но я вытряс всех до единой. Так что надевай смело. Как нога — очень болит?

— Очень.

— Ничего, брат. Не горюй. Я своими глазами видел одного, который выжил, — утешил его Рябой. — А ты парень крепкий. Слушай, кто тебя научил так драться?

— Никто, — Улье безучастно смотрел в небо. — Само получается.

— Ишьты!.. — восхитился детина. — Хорошо, что ты к нам попал. Наша ватага — не чета прочим. Вот пойдем обедать — сам увидишь. Тебе такие чудеса и не снились. Дойдешь? Тут недалеко.

— Дойду.

— Не дойдешь — так дотащу. Ей же, дьявол, ты настоящий урка. Хочешь — пожмем руку на брата?

— А как это?

— Верно, где тебе знать. Это делается так, — Рябой охватил пятерней ладонь разведчика и сплел свой и его большие пальцы. — Теперь надо сказать: «Рябой мне брат».

— Рябой мне брат.

— Ул мне брат, — и силач в восторге стиснул руку названого брата, да так, что тот едва удержал вскрик.

— Тебе лежать удобно? — спросил Рябой участливо.

— Спасибо, вполне.

— Я пойду окунусь, ладно?

— Конечно, иди.

Улье остался в одиночестве.

Со стороны могло показаться, что он безмятежно греется на солнцепеке, но на самом деле он чутко следил за тем, что делается вокруг. Техникой чтения по губам разведчик владел в совершенстве, и ему не составило ни малейшего труда разобрать, о чем беседуют в тени куста Атаман и чернобородый человек с культей, уединившиеся на расстояние не меньше пятидесяти локтей от Ульса.

— Поговорим о новичке? — склонившись над пле чом Атамана и пристально глядя в сторону Ульса спросил чернобородый.

— Охотно, — не оборачиваясь, ответил тот.

— Неужели ты действительно принял его в ватагу! Неужто мы допустим его в убежище?

— Разумеется. Я сказал при всех, что отныне этс человек — наш. Разве ты глухой, Культяпа?

— И он узнает все наши тайны и планы?

— Иначе и быть не может. К чему эти лишние вопросы?

— К тому, Атаман, что непохож он на лоха. Голову готов прозакладывать, что он не лох. У него на руках ни пятнышка. Волосы целые. Зубы ровные. Надо бь еще посмотреть, есть ли зарубка на ухе…

— Это ничего не значит. Ты же видел, он увертлив как земляная кусака.

— Ну, как знаешь. Ты Атаман, не я. Но предупреждаю: берегись его. Он не тот, за кого себя выдает. Нyтром чую.

Атаман усмехнулся:

— А он вовсе не говорил ведь, что он лох. Простo сказал, что желает быть с нами.

— Тогда он штемп! Понимаешь? Подосланный штемп!

— И не штемп он вовсе, — ровным голосом возразил Атаман. — У него слишком умные глаза.

— Так ты думаешь, он из самой Башни? Сбежал, скучившись по зеленке да Черной Смерти?

— Ну нет. Я не столь наивен. Тебе мешает подозритeльность, Культяпа. А все очень просто. Он не урка, не лох, не штемп и не Хранитель. И не оронг, естест-нно.

— Так тогда кто же он?!

— Не шуми, Культяпа. Поразмысли. Вспомни Святое Предание.

— Атаман, ты сошел с ума. Все наши предания — бабьи бредни и болтовня от первого до последнего слова.

— Ты забываешься, Культяпа.

— Прости, Атаман. Я не хотел тебя задеть. Вгорячах вырвалось.

— То-то. Этот человек пришел не из Башни. Он вынырнул из реки. А ведь сказано было, что Посланец придет нагим и чистым, как младенец. Дозорные хорошо смотрели по сторонам. Ни справа, ни слева, ни сзади он не мог появиться. В воде плескались три и еще три человека из ватаги. Потом вынырнул еще один — этот.

— Я верю тебе, Атаман. Ты мудр, ты владеешь счетом. Но я не верю ни в Посланца, ни тем более в то, что этот человек — Посланец.

— Зря. Он уже явил чудо нечеловеческой ловкости. Предание гласит, что Посланец с виду неказист, но на дeле он сильнее самого сильного. Он взял баху самого могучего урки во всей ватаге. Ибо его руку направляет домысел милостивого дьявола. Горе тем, кто отринет Посланца, Культяпа! Горе! Ибо таких постигнет та же Участь, которую милостивый дьявол уготовил Башне. 324

— Неужто ты впрямь во все это веришь, Атаман?

— Да. Башня падет на наших глазах. И совершит это человек, которого я сегодня рукоположил в урки. Сбываются древние пророчества.

— Допустим. Но когда падет Башня, кто защитит нас всех от оронгов? Тоже он?