Человеку, стоявшему за моей спиной, могло показаться, что я исчез во вспышке света. Наблюдателю спереди показалось бы, что меня внезапно отбросило далеко назад, прямо за горизонт. А я даже ничего не почувствовал. Сделал шаг – и очутился в степи Рамсворда, поросшей высокой травой да колючим кустарником. В этих диких местах водилось много волков, а воды не было на многие километры вокруг. Поэтому Врата не пользовались особой популярностью среди местных жителей. У них хватало своих проблем, а в другой мир они могли переправиться из любой точки, воспользовавшись услугами колдуна средней руки.
Ни солдат Лузгаша, ни волков поблизости не было заметно. Пыльный тракт, который вел к городам Рамсворда и еще дальше, к соленому внутреннему морю, был пустынен.
Пора было приниматься за дело.
– Эшма хали, – обратился я к ближайшему терновому кусту.
Заклинание простое, действенное и, к сожалению, не слишком доброе.
Куст съежился, поник и осыпался на землю прахом листвы и кусочками дерева.
– Фихнит, – добавил я, и кусочки дерева превратились в угольки. Их было немного – с полведра. Но кустов вокруг оставалось предостаточно.
– Эшма хали, – ласково сказал я следующему кусту.
Сзади блеснула вспышка, и между двумя полупрозрачными камнями – так выглядели Врата здесь – появился солдат с мечом. За ним – еще один, с длинным ружьем.
– Кажется, чисто. Врагов нет. Пусть подходят люди с тачками, – крикнул я им.
Солдат в ужасе посмотрел на обуглившиеся кусты и задом отступил во Врата.
Я вновь обратился к кустам. Небольшие горки угля лежали там, где когда-то зеленел терн. Ломать – не строить. Превращать живую материю в мертвую всегда легче, чем наоборот. Для этого даже не нужно быть мастером.
Первый солдат с тачкой, саперной лопаткой и винтовкой через плечо прошел через Врата и принялся невозмутимо сгребать уголь. Скоро к нему присоединился еще один, и еще. Я отходил все дальше от Врат, оставляя за собой ровные травяные поляны с черными проплешинами, на которых лежали горстки угольков.
Мой труд свершался со скорбью, но был необходим. Зелени становилось меньше, угля – больше. Когда-то мне придется вернуться в этот мир и посадить сад. Или, по крайней мере, высадить кусты терна. Сейчас я только брал у здешнего мира. Но брал не беззастенчиво и нагло, а уговаривая каждый куст умереть раньше времени. Умереть, чтобы могли жить другие. И обещая восполнить утрату его вида – то, что для любого растения важнее всего.
Мы закрепились у Врат и отбили атаку небольшого отряда конницы Лузгаша, который он послал на разведку, заподозрив неладное. Тридцать всадников без доспехов, вооружейные саблями, на резвых степных скакунах были перебиты все до единого. Нельзя было, чтобы Лузгаш получил точные сведения о наших действиях раньше времени. «Сокол» преследовал конников и уничтожал их с воздуха. Может быть, какой-то лазутчик затаился в кустах и уполз потом с донесением к своему господину. Но коней поблизости не было, и добираться до ставки ему придется долго.
Под прикрытием меченосцев и стрелков с пневматическими ружьями мы собрали достаточно угля для трех дней осады. Впрочем, в Рамсворде никто даже не пытался на нас напасть. Лузгаш не оставил с другой стороны Врат заградительного отряда, опасаясь магов.
Вместо отбывших к основным нашим силам «Тетерева» и «Орла» с попутным ветром прилетела быстроходная «Ласточка». С ней пришла весть от Валии и главнокомандующего Корнеева. Войска были в полутора сутках пути от Баксанского ущелья. Практически все войска Лузгаша вошли в него. Если нам удастся запереть вражескую армию, мы сможем диктовать ее командирам свои условия.
«Ласточка» привезла пули. Теперь их должно было хватить на два дня интенсивных боев. Впрочем, познакомившиеся с парометной техникой луштамговцы вряд ли будут лезть на наши пулеметные установки, как одержимые. Разве что если с другой стороны их будут давить танками.
Я очень устал губить кусты и низкие деревца в Рамсворде, но отдохнуть не мог. Нужно было помогать солдатам возводить укрепления на дороге. Парометы парометами, а заградительная стена никогда не помешает. Тем более что на нас смогут напасть и сзади. А следующий день обещал быть особенно горячим. Когда Лузгаш поймет, что его войска оказались в ловушке, от него можно ожидать чего угодно.
Передовой отряд главных сил врага – двести конников в тяжелой броне – подошел к нашим укреплениям ночью. Луштамговцы пытались с налета прорваться к Вратам, но им помешали бдительность наших часовых и наспех возведенные стены. Парометы на дальнем расстоянии плохо справлялись с добротными доспехами. Некоторых всадников просто выбивало из седла, но они поднимались и вновь лезли на укрепления в пешем строю. Ситуация изменилась, когда поставленный на прикол «Ястреб» раздул топки, поднялся со скалы и завис прямо над атакующими. Вплотную паромет прошивал стальные панцири, как град – газетную бумагу. Баллист с конницей не прислали, поэтому дирижаблям ничто не угрожало.
На следующий день враги подтягивались к Вратам, но овладеть проходом не спешили. Шевелившаяся в нескольких сотнях метров от наших укреплений темная масса вражьего воинства нервировала людей. Еще бы – нас было только пятьдесят человек, из них семь – офицеры: капитаны дирижаблей, стрелки – парометчики и дьякон-глашатай. Противостоять таким количеством нескольким тысячам воинов возможно, но крайне некомфортно психологически.
С донесением о сложившейся ситуации мы отправили к своим второй грузовой дирижабль – «Голубь». Таким образом, у нас осталось два боевых аэростата и курьерский дирижабль. «Голубь» должен был вернуться с боеприпасами и топливом.
Пора было начинать переговоры с Лузгашем. Мы согласовали действия еще в Бештауне. Планировалось захватить Врата, загнать вражескую армию в Баксанское ущелье и поставить ультиматум: беспрепятственный проход через Врата в обмен на свободу всех пленных. Неплохо было бы также добиться сдачи оружия всеми вражескими частями, но вряд ли Лузгаш пойдет на это. Все-таки десять тысяч пленных – серьезный аргумент.
Оставив держать оборону Врат капитана Терентьева (он был капитаном «Ястреба», но возглавлял группировку и находился в должности полковника), я поднялся в «Ласточку». Мы пошли против ветра высоко над ущельем. Продвижение было медленным, капитан «Ласточки» отец Василий с тоской наблюдал, как уменьшаются запасы угля, прикидывая, как далеко мы сможем продвинуться и удастся ли нам вернуться. Дьякон Фалалей пил сырые яйца, готовясь общаться с вражьим воинством.
Ставка Лузгаша располагалась километрах в трех от Врат. Я узнал красный шатер, к которому как-то подбирался неподалеку от Бештауна, зеленую палатку офицеров и гвардию на верблюдах, караулившую главнокомандующего.
– Зови, – сказал я Фалалею.
Тот неспешно поднялся со скамьи, прокашлялся, тихо пропел несколько слов и посмотрел на нас:
– Уши слегка прикройте…
Я не боялся оглохнуть, но уши ладонями прикрыл.
– Вызываю на переговоры Лузгаша, именуемого правителем Луштамга! – проревел Фалалей громовым басом. Плохо закрепленные металлические части гондолы задребезжали, несколько верблюдов под нами испуганно шарахнулись в стороны. – Мы без оружия, и упомянутому Лузгашу ничего не угрожает! С Лузгашем намеревается говорить регент Бештаунского княжества, прозванный у вас Призраком!
Внизу появились признаки активности. Между палатками забегали курьеры, офицеры спешно строили в боевые порядки отряды ближних телохранителей. Напрасная суета! Если бы мы прибыли на боевом дирижабле, никакие телохранители не могли бы помешать нам расстрелять любого внизу. Лузгаш, должно быть, чувствовал себя крайне неуютно.
Минут через десять на площадке появились старик-маг Вискульт, знакомый мне по встрече на коронации Лузгаша, и глашатай с луженой глоткой, выступавший там же.
– Я говорю за Вискульта, первого министра Луштамга, которому властелин поручил вести переговоры! – прокричал он не тише, чем наш дьяк. Фалалея это явно задело, и он выжидательно посмотрел на меня – что отвечать, чтобы перекричать выскочку, орущего фальцетом?