– Так оно и есть. Не может. Рассказывай, а то не получишь мяса.

– Не больно-то и хотелось, – пуская слюни, ответил гном. – Ладно, ладно, расскажу. Можно сначала один вопрос?

– Давай, – предложил я.

– Вы ведь не просто путешественники, княжна Валия, и ты, Лунин. Одни в таком глухом месте. Убегаете от кого, а?

– Теперь рассказывай, – потребовал я.

– Не понял! – возмутился гном. – Ты не ответил на мой вопрос!

– Я и не обещал тебе ответить. Ты просил разрешения задать один вопрос. И ты задал его. Будь доволен и рассказывай о себе.

Шмигги, узнав образчик казуистики своих сородичей, задумался:

– С чего же начать?

– С начала, – предложил я.

– Мясо подгорит, – сообщил гном.

– Не отвлекайся.

– Я родился в пещере Дрифт, что под горным хребтом Осе, – начал гном напевно, насколько позволял его хриплый голосок. – Мои сородичи специализировались по добыче драгоценных камней. Иногда мы находили золото – слитки с кулак величиной, – но золото не было нашим главным источником дохода. Мы кормились продажей алмазов, изумрудов, рубинов, сапфиров и бирюзы. В главной сокровищнице вождя клана этих камней было, словно гальки на морском берегу.

Вспоминая о сокровищах своего рода, Шмигги потер широкие мозолистые ладони.

– Меня тогда только-только приставили к делу – к большой изумрудной жиле. Я даже не был проходчиком – просто подмастерьем у своего старшего брата Шмеши, который старше меня на сто лет. Но случилось так, что однажды, я к тому времени работал уже лет десять, братец доверил мне кирку – сам он присел пообедать. Большая честь, большая ответственность… И что же случилось? Не успел брат прожевать кусок хлеба, как я расколол своей киркой – точнее, его киркой – великолепный изумруд величиной с куриное яйцо! На три куска! Сердце самоцветной жилы! Надо же было этому нелепому удару прийтись так точно и так не к месту! Вы пробовали когда-то расколоть изумруд?

– Не доводилось, – спокойно заметил я. – Особенно такой, с куриное яйцо.

– Да, да, с яйцо! А видели бы вы его отлив! Прозрачный яблоневый лист, сквозь который глядишь на солнце в жаркий полдень…

Валия грустно посмотрела на гнома:

– И за это тебя выгнали из клана? Сделали изгнанником?

Шмигги сурово посмотрел на девушку:

– Нет, княжна Валия, гномы – не такой меркантильный и злобный народ. Вот и Лунин может подтвердить – он, кажется, немного знаком с нашими обычаями. Камнем больше, камнем меньше… Поработал бы я лет двести, возместил бы племени его стоимость. Эка невидаль. Тут дело в другом. Крупнее камня в самоцветной жиле так и не нашли! Стало быть, я действительно разбил сердце изумрудной жилы. И уже не мог оставаться таким, как прежде. Это был великий знак – знак того, что мне предстоит прославиться, так как часть души изумруда перешла в меня. Вот меня и отправили от греха подальше – основывать свой клан.

– Не понял, – признался я на этот раз. – Что-то я о таком не слышал.

– Немудрено, Лунин, немудрено, – торжественно изрек гном. – Ибо случай действительно очень редкий. Случается такое раз в несколько тысяч лет. Но все просто – даже вы, люди, поймете. Если судьба меня выделила – значит, я буду играть какую-то важную роль. И все об этом знают. Смогу ли я спокойно жить после этого в клане? Вожди будут ждать, что я их подсижу. Молодежь станет устраивать мне пакости или заискивать… Лучший способ – отправить меня в свободное плавание. Сделать основателем клана. Что может быть почетнее для любого гнома? Тем более не старшего в роду? А что – клан Шмигги – по-моему, звучит!

Глаза гнома так горделиво поблескивали, что мне стало ясно: налицо мания величия. Но ею страдает по меньшей мере половина всех гномов, поэтому вслух я ничего не сказал.

– Ешьте мясо, – предложил я, снимая с огня три деревянных шампура.

Валия не заставила себя упрашивать, гном тоже впился в жареную баранину крепкими зубами и громко зачавкал.

– Спасибо, Лунин, – с набитым ртом проворчал он.

– Повкуснее глины?

– Да, пожалуй, – неохотно согласился гном. – Но я предпочитаю фрукты.

Валия, видя, как жадно ест гном, рассмеялась. А потом спросила:

– Почему ты все время называешь моего друга Лунин? Говорил хотя бы «господин Лунин». Или Сергей. Его так зовут.

Давясь мясом, гном горестно покачал головой:

– Увы мне! Обычаи не позволяют. Если уж он представился мне как Лунин, иначе я его назвать не могу. Если бы, скажем, твой друг сказал: «светло-вельможный величайший брат императора господин Лунин», мне бы и пришлось так называть его всю жизнь. Но он сказал просто: «Лунин». Обычаи сильнее меня!

– Да, он говорит правду, – подтвердил я. – Не обращай внимания, княжна. Ты не знала, как нужно представиться, а я знал и все же допустил ошибку, а ты все сделала правильно. Вот что значит всегда и везде соблюдать этикет.

– Да, этикет – грандиозная вещь! – не смог смолчать Шмигги. – Что я уважаю в людях – так это то, что некоторые из них соблюдают этикет.

Дальнейший наш обед проходил под несмолкаемые, перебиваемые лишь чавканьем рассуждения гнома о том, что он еще ценит в людях. В частности, он ценил скромность некоторых представителей нашей расы – вполне оправданную, если учесть, что мы, вообще-то, ни на что не годимся. Еще его привлекала молчаливость наших сородичей – ибо тот, кто молчит, не скажет глупость, а чего еще можно ожидать от людей? И еще гном отметил тягу людей к драгоценным камням, как тягу к трансцендентному, тому, что своим скудным умишком и заурядными органами чувств они никогда не смогут постичь. Попутно Шмигги очень нелестно отозвался о нашем росте, прожорливости, чревоугодии и неспособности к каким бы то ни было ремеслам.

Мясо кончилось. Обратно в рюкзак класть ничего не пришлось. Гном, поняв, что поживиться больше не удастся, принялся расхаживать вокруг велосипеда.

– Примитивная конструкция, – сообщил он. – И убогие инкрустации.

Валия обиженно молчала. Сначала гном ей понравился. Теперь он, похоже, раздражал ее все больше.

– Однако твой клан не изобрел ничего похожего, – саркастически заметил я. После еды хотелось спать, настроение было благодушное.

– Зачем нам такие ухищрения? У потомков Двалина крепкие ноги, – парировал Шмигги.

Однако аргумент его задел, он отошел немного в сторону, а потом и вовсе скрылся из вида. Впрочем, скорее всего, гном побежал за какой-то вещью.

– Он ушел насовсем? – спросила княжна с надеждой.

– Конечно нет, – усмехнулся я. – Сейчас вернется.

– А он не приведет с собой врагов?

– Вряд ли. Гномы обычно прямы и правдивы. Если он сказал, что он один – он один. История его, впрочем, действительно удивительна.

– И что мы будем делать дальше? Велосипед здесь оставить нельзя – украдет…

– Не украдет, – утешил я княжну. – Если не ошибаюсь, он попросится с нами.

– С нами? – изумилась княжна. – Зачем? И неужели мы его возьмем?

– Пожалуй. Тебе ведь он даже понравился.

– Он меня заинтересовал. Но брать его с собой? В тебе есть что-то странное, сэр Лунин. Вечно свяжешься со всякой сволочью. То Лакерт, а теперь этот гном. Они чем-то похожи.

В это мгновение Шмигги совершенно бесшумно появился из-за скалы. В руках его была обломанная кирка. Он обиженно шмурыгнул.

– Довольно обидно слышать от тебя такое, княжна Валия!

Девушка покраснела. Пожалуй, заявление ее было слишком сильным. И все же она, не растерявшись, спросила:

– Что же тебя задело в моих словах, достопочтенный гном?

– Лакерт – это ведь человек? – спросил Шмигги.

– Да. Друг сэра Лунина.

– Бывший друг, – уточнил я.

– Вы думаете, мне приятно, что меня сравнивают с человеком? И тем более говорят, что я на него похож? Это все равно что сравнить вас, княжна Валия, с лягушкой.

– Значит, на «сволочь» ты не обиделся? – прямо поинтересовался я.

– Зачем обижаться? Слово-то не очень обидное, – пожал плечами гном. – Не назвали же меня «земляным червем»… К тому же княжна Валия не сказала, что я сволочь. Она заявила, что ты, Лунин, связываешься со сволочью. Так что обижаться надо тебе.