Наверное, имеется в виду голова, уже отделенная от тела. Иначе зачем бы…

– Ну, хватит, – сказал я, – дай-ка этот портрет сюда.

Я извлек Мордур из ножен и потянулся к Ламасу, он насадил пергамент на кончик меча, я сорвал его, подбросил в воздух и резкими взмахами разрубил на несколько частей.

– Не думаю, что Алкесу помогут какие-то нелепые карикатуры, – мстительно сказал я, – может быть, мне тоже объявить за его голову награду?

– У меня больше нет денег! – поспешно выкрикнул Варнан.

– Ладно, обойдемся без крайних мер. – Я пришпорил лошадь, и мы двинулись дальше.

Ламас поспешно полез на лошадь, перевернулся и бухнулся на землю. Он издал слабый стон, потом повторил попытку, на этот раз ему удалось удержаться в седле, и он нагнал нас.

Весь следующий день мы ехали, почти не останавливаясь. Я согласился сделать короткий привал только по настойчивой просьбе Кара Варнана. Он раскричался, что от голода сейчас упадет на дорогу и помрет и что кому нужна такая служба, если он прямо сейчас скончается. После того как мы перекусили, я пинками растолкал великана – он собирался «немного соснуть» и, положив руки под голову, уже начал сладко похрапывать, – заставил его влезть на взмыленную лошадь, и мы продолжили свой путь…

Вечер наступил неожиданно. Серые тучи принесло откуда-то с востока. Они плыли тяжелыми громадами по фиолетовому небу и скрывали луну. Она появлялась время от времени, озаряя все вокруг белесым светом. Когда луна появилась в очередной раз, я заметил парившую над нами лиловую бабочку.

– Кажется, кровосос снова здесь, – сказал я, указывая на нее пальцем.

– Ах, Пределы побери, – закричал Варнан и, выхватив из-за спины меч, принялся размахивать им в воздухе, – пшла прочь, пшла, а ну!

Лиловый кровосос поднялся выше и принялся кружить над нами, он не собирался исчезать из виду, но и не снижался.

– Почти незаметно подлетел, – с раздражением в голосе сказал Ламас, – а ну-ка я. – Он заставил свою лошадь приблизиться, изловчился и дотянулся-таки до бабочки «волшебным посохом»: сучковатая палка со свистом рассекла воздух и сбила ее на лету, кровосос закружился, неуклюже взмахивая одним крылом, и исчез под копытами лошади колдуна.

После происшедшего мы решили больше не рисковать и свернуть с дороги в лес, чтобы заночевать в южно-стерпорской пуще. Останавливаться на привал в поле было довольно опасно и по другой причине: в любой момент нас мог заметить какой-нибудь патруль или охотники за моей головой, прельстившиеся тысячей золотых. Поэтому мы спешились на опушке леса и, ведя лошадок под уздцы, вошли в чащу.

– Лучше нам забраться подальше, – сказал Ламас, – там мы сможем, не опасаясь быть схваченными, развести огонь и приготовить что-нибудь на ужин.

– Отличная идея, – одобрил Варнан, – а то я уже чувствую внутри пугающую пустоту.

– В голове? – немедленно откликнулся Ламас. – Тогда ты можешь не волноваться. Это сказывается отсутствие знаний и интеллекта.

– Да нет, не в голове, – обиженно покосился на него Варнан, – а в животе.

– Ну, в животе совсем другое дело, – заметил колдун, – думаю, нам стоит пойти туда. – Он ткнул пальцем во мрак и решительно двинулся вперед, но тут же налетел на пенек и коротко вскрикнул.

После этого Ламас решил развеять густую тьму и использовал заклятие факела. Вспышка, когда факел загорался, получилась такой мощной, что мы едва не сгорели заживо. Запахло паленым волосом, и я понял, что почти наверняка лишился бровей и ресниц.

– Переборщил, – сварливо сказал Ламас, – но ничего страшного.

– Ничего страшного, – скрипя зубами, сказал я, стараясь потушить тлевшую тулью шляпы, – ничего себе, ничего страшного, – и проорал: – Ламас, еще раз такое колдовство – я тебя на части порублю!

Факел метался между деревьями и горел очень неровно, его сносило ветром, который шевелил кроны, будто нашептывал какие-то слова. Потом ветер вдруг завыл зловещими перепевами и ушел куда-то вверх, словно могучие воздушные вихри подхватили его и понесли. Факел метнулся к колдуну и замер возле его лица. Ламас зашевелил ноздрями, принюхиваясь, меняющееся в бликах пламени лицо колдуна напоминало жутковатые огненные маски.

– Туда, – сказал он наконец.

Мы продолжили идти вперед, несмотря на то что факел, наверное, испугавшись ветра, почти погас, сумрак соткался в плотную непроглядную жижу, а лошади стали спотыкаться.

– Давайте остановимся здесь, кажется, стало тихо, – загадочно сказал Ламас, но по его лицу и странному поведению я видел, что ему очень неспокойно.

Мы разложили на земле поклажу. Освободив лошадей, Варнан привязал их к торчавшей из темноты коряге, а Ламас одним движением руки развел неугасимый костер, призванный разгонять ночных хищников и холод.

– Костер надежнее факела, – пояснил Ламас, – ему не требуется способность к левитации.

Хорошо, что на этот раз обошлось без огненных вспышек. Мы улеглись на землю вокруг костра, я совсем уже было собирался заснуть – мне было не привыкать спать прямо на земле, – когда колдун вдруг поднялся на худых ногах и уныло, со страхом стал озираться. Я наблюдал за ним с интересом – похоже, опять начались приступы паранойи. Сейчас он начнет кричать: «О черт, они нас достали!», потом кинет башмак куда-нибудь в темноту. Но вместо этого Ламас принялся вглядываться в сумрак, потом стал что-то проговаривать, поминутно вскидывая вверх правую ладонь… Заснуть под его бормотание было решительно невозможно. Впрочем, Кар Варнан уже издавал зычный храп, причмокивая время от времени толстыми губами. Я приподнял голову.

– Что происходит? – гневно спросил я. – Что с тобой, Пределы побери, происходит, может, мы все же будем спать?

От Ламаса я ждал всего чего угодно. И дождался…

– Надо погасить огонь! – Колдун смотрел на меня немигающим взглядом. Совсем сдурел, решил я.

– А нам разбежаться по лесу и орать что-нибудь или, может, песни какие-нибудь твои любимые горланить?!

– Надо погасить огонь… – замирающим голосом проговорил Ламас, придвигаясь к костру, лицо у него при этом было совершенно безумным.

В этот момент какой-то шелест послышался из чащи за нашими спинами. Мы в страхе обернулись, только Кар Варнан безмятежно засопел и перевернулся на другой бок. Сначала я уловил одну только тишину, даже ветер не шевелил кроны деревьев, потом какой-то звук снова взволновал меня, я прислушался и понял, что из ночной тьмы доносятся жутковатые хрипы. Они все нарастали и нарастали, казалось, что к нам приближается нечто большое, чье дыхание вырывается из пасти с сипением и клокотанием.

Я вскочил на ноги и потянул из ножен меч. Ламас вглядывался в ночную тьму, но, как и я, ничего не мог различить, только несколько стволов деревьев вблизи да кромешный мрак, смыкавшийся дальше и скрывавший от нас неведомого хищника.

– Надо погасить костер… – в третий раз повторил Ламас, но, как и прежде, ничего не предпринял.

– Если огонь погаснет, мы будем слепы, – сказал я, – может быть, придумаем что-нибудь получше? Он ведь должен отгонять хищников, не так ли?

– Ну, разные хищники по-разному мыслят… – задумчиво откликнулся Ламас.

В то же мгновение что-то вынырнуло из леса, мне показалось, что мимо пронесся темный вихрь, и вдруг возле нас оказалось трехметровое чудище с зелеными перепончатыми крыльями за широкой плоской спиной. Его лицо напоминало бы человеческое, если бы не жутковатый, совсем нечеловеческий разрез глаз и черные с кровавыми прожилками ноздри плоского носа, ушей не было вовсе, впрочем, рот был приятно очерчен, полные губы слегка причмокивали. Я задрал голову, рассматривая дьявольское создание.

– Муфлон корявый, – пробормотал Ламас, и я, почувствовав, что он сейчас грохнется в обморок, успел подхватить его.

– Костер? – деловито поинтересовался муфлон.

У него был приятный баритон с хрипотцой. Если бы муфлон пожелал, он мог бы исполнять весьма душевные песни по городам и селам в качестве странствующего менестреля. Не сомневаюсь, что отбоя от слушателей бы не было. Правда, вид у него был не самый презентабельный…