В отличие от меня Ламас предпочитал совсем не выходить из притона мадам Клико. Все больше времени он проводил в постели с находящимися там красотками. Радости любовных утех, к которым колдун, несмотря на преклонный возраст, оказался весьма расположен, не сделали его менее целеустремленным. Ламас постоянно донимал меня разговорами о том, что при первой же возможности нам надо покинуть Стерпор. Небеса-де говорят ему, что нам все равно в ближайшее время придется отправиться на юг и что у него имеется предчувствие, что мое восхождение к власти начнется именно оттуда.

Но меня сейчас заботили дела совершенно другого толка, далекие от государственных. Я пребывал в состоянии счастливого небытия, купался в волнах любви, я был безумен от счастья, меня обуревала страсть, любовь дарила мне постоянное беспокойство и ни с чем не сравнимое удовольствие обладания любимой. Я предвкушал только одно мгновение: я стучу в дверь, она распахивается, прекрасная Рошель обнимает меня, и наши губы сливаются в поцелуе.

– А почему бы тебе не превратиться в паучка и бежать, бежать? – поинтересовался я как-то у Ламаса, который снова завел разговор о том, что город пора покинуть.

– Отлично, милорд! – ответил Ламас. – Просто отлично.

В его устах «отлично» прозвучало так, словно он выкрикивал ругательство. Ненависть к паукам вовсе не оставила его, со временем эти насекомые превратились для него в настоящую фобию. Я часто думал о том, что случай, когда нас чуть было не казнили в паучьем царстве, сильно повлиял на его и так не слишком здоровое мировосприятие…

Кар Варнан тоже почти не выходил. В число его любимых занятий с недавнего времени входило пересчитывание золотых монет, вырученных за часть украденных из лаборатории темных заклинателей вещей. С моего согласия он предпринял визит к местному кузнецу, который за хорошую плату выковал Варнану двуручный меч. Кар остался весьма доволен новым оружием, сказал, что оно ничуть не хуже старого, хотя я, несколько раз взмахнув им, не заметил ни идеальной балансировки, ни каких-либо иных качеств, отличающих хороший меч от плохого. Наверное, Варнану было почти все равно, чем размахивать в драке, в каждый удар он вкладывал столько силы, что о балансировке речь не шла. Если быть действительно точным в формулировках, он орудовал мечом, как дубиной, при этом, по необъяснимым причинам, достигал редкого успеха. Наверное, с годами разработал собственную, неведомую для меня, отличного фехтовальщика, методу боя на мечах…

В городе, да и, похоже, во всем королевстве, власть предержащие разослали глашатаев, которые сообщали, что я – какая подлость! – незаконный отпрыск королевской семьи, опасный мятежник и самозванец, рвущийся к власти всеми доступными способами. При встрече со мной кому бы то ни было рекомендовалось меня немедленно убить, а голову принести во дворец, за нее Алкес назначил награду, впрочем, сумму я приводить не буду, потому что тогда она еще была в высшей степени смехотворна. Между прочим, за такую во всех отношениях выдающуюся личность братец мог бы с самого начала назначить побольше. Но пожадничал, за что со временем и поплатился.

Учитывая все нарастающую известность в народе, мы старались вести себя как можно осторожнее. Если и отправлялись куда-то, то только поодиночке. Так узнать нас было намного сложнее. Хотя пару раз меня все же распознала и долго преследовала толпа слишком радушно настроенных горожан. Мне пришлось убегать от них дворами.

Мы выбирались из пансиона мадам Клико все вместе только за провизией. Без нее, как вы понимаете, было не обойтись. Особенно Кару Варнану. Как правило, вылазки мы предпринимали исключительно в ночное время, когда заметить на темных улицах трущобного Стерпора три нагруженные под завязку провизией фигуры было сложнее. Благо Стерпор позволял ходить потайными дворами и оставаться почти незаметными.

Однажды мы шли по окутанным в сумрак улицам известным нам маршрутом. Лучше всех ориентировался в той части города, где можно было ночью раздобыть провизию, Кар Варнан. Он хорошо знал, куда нас выведет тот или иной проулок, в каком тупике можно взять колбасы, а где старухи торгуют незаконно выращенным картофелем и зеленью. Мы свернули в одну из подворотен, здесь следовало пересечь одну из центральных улиц, я осторожно выглянул из мрака и увидел скорбную процессию. Несколько стражей, вооруженных неизменными алебардами, вели унылых людей, обросших густыми бородами. Одежду их составляли лохмотья, а источаемое заключенными зловоние доносилось даже до отдаленной подворотни.

– Кого-то ведут в кандалах, – сказал я, – и, кажется, лицо первого из них мне знакомо.

Ламас усмехнулся:

– Государственные преступники, ясное дело, куда ведут, в пыточные подвалы, там их будут мучить, пока не помрут – так заведено в Стерпоре испокон веков, – он высунул голову и сощурил глаза, – а этого и я где-то видел.

– Да это же хозяин постоялого двора, где я тогда здорово порезвился, – обрадованно проговорил Варнан, – чего это его в кандалах-то? Он же вроде как безобидный был.

– Нет ли в этом нашей вины? – Я помрачнел. – Из твоего рассказа о тех событиях я заключил, что он собирался предупредить тебя об опасности.

– Да нет, вскрикивал просто, вот так вот «ау-у-у», «ау-у-у-у»…

– Все ясно, – решительно заявил я, – мы должны помочь ему освободиться!

– Да что вы, милорд, – попытался переубедить меня Ламас, – нам сейчас высовываться совсем ни к чему, вы только посмотрите, там восемь вооруженных стражей. Зильбер Ретц только-только начал думать, что опасные бунтовщики убрались из города, а тут какой-то хозяин постоялого…

– За мной! – скомандовал я, бросил мешок с провизией на землю и кинулся вперед, на ходу вынимая Мордур из ножен. До сих пор после вызволения из лаборатории темных заклинателей он так и не побывал в деле. Кажется, теперь время для него настало.

Варнан последовал моему примеру, он потащил из заплечных ножен двуручный меч, но, когда доставал, зацепил камень наверху, ведь мы стояли в подворотне. Послышался звон, который в тишине ночи прозвучал, как удар колокола. Стражи мгновенно обернулись в ту сторону, где какой-то кретин «звонил в колокол», и оказались лицом к лицу со мной. Я несся к толпе заключенных со скоростью свинога, увидевшего живого варкалапа, и все же теперь у стражей было время, чтобы сгруппироваться. Они мгновенно взяли алебарды на изготовку и перешли в наступление. Трое двинулись ко мне, остальные принялись оттеснять пленников назад.

– Пределы меня побери! – взревел Варнан и ринулся мне на подмогу.

Ламас всплеснул руками, он предпочел остаться в подворотне.

«Лишь бы не предпринял чего-нибудь магического, – подумал я, – а то, чего доброго, я и добежать до них не успею – снова что-нибудь перепутает».

Словно прочитав мои мысли, Варнан взревел сзади:

– Ламас, не вздумай колдовать!!!

Я отбил алебарду и вонзил Мордур в грудь первого стража, он рухнул на колени, и я отпихнул его ногой. Потом отвел два нацеленных мне в лицо лезвия и совершил несколько вполне удачных выпадов – один из противников уронил алебарду, другой схватился за рассеченное плечо. Кар Варнан с мечом-дубиной примчался как раз вовремя, чтобы отразить ответную атаку стражей. Затем мы стали теснить их, на несчастных сыпался град нескончаемых ударов, с яростным свистом рассекал воздух двуручный меч Варнана, опасно визжал Мордур. Вскоре уцелевшие стражи устрашились нашего яростного натиска и бросились бежать.

– Догоните их, – заорал от подворотни Ламас, – догоните их, а то они расскажут, что мы все еще в городе.

– Да это же Дарт Вейньет, – крикнул один из освобожденных узников, – слава Дарту Вейньету…

Другие его не поддержали. Они испуганно жались друг к другу. Владелец постоялого двора Руди Кремоншир, похоже, безошибочно угадал в нас виновников всех своих злоключений. Он в ужасе таращился на меня и Кара Варнана. Судя по его виду, он ожидал, что сейчас с ним снова произойдет нечто ужасное.

Над нашими головами вдруг промчалось нечто невообразимо огромное и яркое, оно осветило улицу почти дневным светом. Мне показалось, что это живое существо, оно издавало свирепое клокотание, размахивало гигантскими крыльями, а потом взорвалось в отдалении под крики ужаса бывших узников. Несколько зданий занялись пламенем, а высокая башня, с незапамятных времен считавшаяся украшением Стерпора, с диким грохотом рухнула на площадь. Я обернулся и увидел, что Ламас, воздев руки, наблюдает эту сцену. Выглядел он ошарашенным. Колдун быстро спрятал ладошки за спину.