– Так это… – я изощренно тупил. Рассказ меня заинтересовал, захотелось услышать продолжение. – Ну, диагноз. Или как там у вас…

– Да диагноз, диагноз! – нетерпеливо перебила меня Зина. – Никто не знает. Телесных повреждений не обнаружили, а кровь на токсикологию не брали. За нее, извини, платить надо, а ты по категории бомжей шел… идешь. Траванули тебя, однозначно, и хватит об этом! Организм у тебя крепкий, справился. Ну и мы чем могли – помогли. Жизнь свою вспоминай и тех уродов, которые дрянью тебя угостили, тоже вспомнишь. – Последнее предложение пробормотала себе под нос, как любят поступать вечно занятые мамочки, комментирующие поведение собственного чада, занимаясь при этом совершенно другим делом. – Все! Крутанись. Нормально, – оценила Зиночка, придирчиво оглядев меня с ног до головы. – Это вещи брата, он крупнее тебя. Зайдем к заведующему – и свободны.

Герман Эдуардович попугал всевозможными карами, мол, следит за каждым моим шагом, выдал выписку из истории болезни и направление к психиатру в поликлинику.

– Им полис не нужен. Зина, глаз с него не спускай. А ты запомни – она моя племянница, – сказал эдак очень весомо.

Я решительно кивнул. Понял. Осознал. Несу ответственность.

– Спасибо вам за все, Герман Эдуардович, – искренне поблагодарил я, выходя из кабинета.

Солнце спряталось за легким облачком, не плотнее гипюра, словно кокетка вуалью прикрылась: узна́ю ли? Дунул свежий ветерок, поднял легкую летнюю пыль и толкнул на меня, будто приветствуя шутливо: заполучил? Где ты шляешься, бестолочь? Я вздохнул полной грудью – и вдруг накатило. Знакомые с детства запахи асфальта, автомобильных выхлопов, камня, земли, бетона; шум транспорта, обилие кричащих звуков современного земного города свели меня с ума. Отвык я от этого. Голова закружилась, замелькали эгнорские и земные образы, вперемешку. Лиза, укоризненно качающая головой…

Боль от сильных пощечин привела меня в чувство. Щеки горели. Зинины удары были хлесткими, умелыми. То ли медицинский навык, то ли опыт личной жизни. Я стоял на больничном крыльце, спиной наваливаясь на закрытую дверь, спасшую меня от падения. Голова моталась из стороны в сторону. Взгляд наконец сфокусировался на женском лице, зашедшемся в крике. Постепенно уловил смысл.

– Очнись! Очнись же, Егор! Господи, неужели я рано тебя забрала?!

– Все нормально, Зина. Просто голова закружилась на свежем воздухе, – откликнулся я, ловя ее руку. – Залежался. Все, я в порядке, больше не бей.

– Точно? У тебя глаза стали стеклянными.

– Все, прошло уже. – Для наглядности я проморгался. – Не стеклянные?

– Теперь – нет, – вынужденно согласилась она, но продолжала смотреть недоверчиво. – Ты… точно в порядке? Больница пока рядом.

– Точно в порядке. Пойдем. Нам куда?

Зина оценивающе посмотрела в мои глаза, посомневалась и, решившись, предупредила:

– Смотри, здоровье – твое. Нам на стоянку. Вон моя машина, синий «рено». Иди за мной.

Я шел за девушкой и переваривал случившееся. Я вернулся. Окончательно. Нет, конечно, не окончательно. Мой дом – по-прежнему Эгнор, и я стремлюсь туда всей душой, но и здесь я перестал почувствовать себя в гостях. Там, где Лиза с будущим ребенком – «Дом-один», а здесь «Дом-два». Согласен, сравнение неудачное, реалити-шоу испоганенное. Но, может, в этом что-то есть? Там нравы старомодные. Альфонсы и содержанки, кабацкие девицы и работницы домов терпимости в Эгноре, конечно, имеются. Только все это порицается. Разумеется, любовниц и любовников влиятельных аристократов в общество допустить могут. Но никогда они не станут своими. Их спины будут гореть от насмешек. А в маленьких городах и селах еще проще: побьют.

Сев в водительское кресло, Зина вытащила сигарету:

– Ты не куришь?

– Нет.

– А я закурю.

– Ради бога.

Мы поехали. Я с удовольствием вдыхал запах сигаретного дыма и наслаждался скоростью аж шестьдесят километров в час! Быстрее здесь не разгонишься. Сидел и удивлялся себе: курить не тянет, а запах дыма нравится. Никогда не любил водить, а сейчас до зуда в руках хочется почувствовать упругую твердость баранки, утопить педаль газа. Нестись вдаль, ни о чем не думая. Как все вокруг ново! И старо. Соскучился? Несомненно. Я заново открывал для себя родную Землю.

Не заметил, как прибыли.

– Ты что, уснул? – спросила Зина, выходя из машины. Мы всю дорогу промолчали.

– Нет, задумался, – ответил я, закрывая дверцу. Осмотрелся. – Это твой дом?

Мы находились в частном секторе. Дома из бруса или бревен разной степени сохранности, зашарканные деревянные тротуары с обеих сторон дороги. Все утопает в зелени ранеток, черемухи, ирги и других неизвестных мне деревьев. Где дико разросшихся, где обихоженных. Улица, как ни странно для такой сельской идиллии, покрыта асфальтом. Не новым, а с трещинами и выбоинами, но все же… За деревянными заборами преимущественно сине-зеленой расцветки встречались аккуратные клумбы.

Во дворе Зининого дома цветов не было. Были грядки, картофельное поле и небольшая тепличка. Шлакоблочный гараж с давно не открываемыми, подернутыми ржавчиной воротами и сарай неизвестного предназначения. И еще там вилял хвостом здоровенный лохматый цепной пес дворовой породы, грязно-серой масти.

Зина распахнула ворота в заборе, загнала машину, едва не клюнув бампером закрытые гаражные створки, и крикнула мне:

– Подожди, я подержу Шарика. Не смотри, что молчит, – он кусачий.

Я же спокойно ступил на свежескошенную травяную дорожку с узким деревянным настилом, неожиданно для себя потрепал пса за холку и прошел к веранде. Шарик радостно завилял хвостом и с преданной надеждой посмотрел мне вслед.

– Ничего себе! Шарик, ты чего это? Признал гостя? – раздался удивленный Зинин голос.

– Меня все собаки любят, – ответил я не оборачиваясь.

А заметил это в Эгноре. И здесь сработало. Эгнор вообще-то не показатель, там многие животные давным-давно были адаптированы к человеку. Собаки, видимо, там были все же натуральными.

Дом из толстого бруса изнутри казался больше, чем снаружи. Три полноценные комнаты, большая кухня и ванна с туалетом. Горячая вода из бойлера и местное паровое отопление от газового котла.

– Прямо коттедж, Зина, не ожидал.

– Это наш, отцовский дом. Папа неплохо зарабатывает. Геолог, драгметаллы ищет. Золото в основном. Вот и этим летом в командировке.

– А мама?

Ответила не сразу:

– Нет ее, умерла. Ты не извиняйся, давно уже. Отец так и не женился.

– Соболезную. Ничего, успеет еще – какие его годы!

– Мы с братом только «за». Опекает нас – жуть! Так, я пошла в душ. На кухне холодильник и газовая плита. Умеешь пользоваться?

– Обижаешь.

– Пельмени свари. Они в морозилке, кастрюля в нижнем шкафчике, – кричала, уже закрывая дверь ванной.

М-да, это тебе не Лиза и тем более не Агна, жена Рона. Вот кто к кухне никого не допускал! Готовила – как священнодействовала. С легкой грустью, глотая слюни от голода, пошел варить пельмени. Выдержал, ни одного без хозяйки в рот не закинул. Зато сразу после нее залетел в душ, быстро потерся пенной мочалкой под тонкими струями теплой воды; не глядя в зеркало, запахнулся в широкий банный халат, видимо, отца Зины, и выскочил, слушая нетерпеливое ворчание собственного желудка. На кухне меня ждал роскошный ужин из магазинных пельменей и простенького салата из огурцов, помидоров, лука и прочей зелени. «Со своего огорода», – похвасталась Зина.

С голодухи умял все. Самым вкусным оказался салат, а наполовину соевые пельмени с отвратительным тестом старался не жевать, глотал сразу. Не подавился.

За чаем с вареньем Зина рассказала о своей немудреной жизни. Большую часть времени проводит на работе – дежурств много, в двух местах. Что делать – кредиты! Свободное время – огород. Редко вырывается с подругами в ночной клуб или ресторан. Молодого человека не имеет, и я не в ее вкусе. Собаку кормит соседка. Только закончили с чаем, как во дворе радостно гавкнул пес, и через несколько секунд раздался звонок в дверь.