А люди – пели! В такт шагам тянули торжественную мелодию. Слов, как всегда свободным сознанием, разобрать невозможно.

С этим Шествием Спасителя далеко не просто! Ауры людей частично сливались в единую ауру толпы, и она оказалась пронизанной сложной ярко-фиолетовой сетью. Явно не новодел, но и на древнее плетение непохоже. Сверху толпу, словно вытянутым колпаком, прикрывала тусклая серая плёнка благодати Спасителя. Очень серьёзно. Откроют наши стражники ворота как миленькие! И нас будут гонять. С удовольствием.

Идти им осталось… до рассвета – самое скорое. Надо что-то решать. Как неохота бросать всё нажитое! Непосильным трудом, так сказать. Думай, Игорёк, думай! С этой оптимистичной мыслью я вернулся.

– Агнар, Рон, – сказал в разговорник, – и остальные, посмотрели на шествие? Какие мысли?

Ответили не сразу.

– Бежать, – грустно произнёс Агнар.

– Как обидно, столько трудов! – воскликнул Витар. – Давайте подумаем! Плетение мы видим, может, удастся развеять?

– Когда и где будешь тренироваться? Подъедешь и скопируешь? Уверен, что тебе это позволят? Это не тупой монстр в Руинах, – остудил его пыл Агнар, – и видел же, как заклинание в ауры вплетено, его и скопировать проблематично. Нет у нас времени на эксперименты.

– Ну, мужчины, придумайте что-нибудь! – воскликнула Лиза.

Повисло длительное молчание.

– Да, забыл добавить, – сказал я, – вся толпа благодатью прикрыта.

Снова молчание, разочарованное.

– Егор, я сейчас к тебе поднимусь, – вступила в разговор Лиона, – надо кое-что обсудить.

– Неужели разгоним?! – с надеждой воскликнула Лиза.

– Не уверена. Начинайте собирать вещи, а мы с Егором потрепыхаемся.

– Вещи, вещи!.. – возмутился Витар. – Раздать стражникам наши «демонские» амулеты, там защита разума третьего уровня – не пробьют. Постоят возле ворот и разойдутся.

– Во-первых, не пробьют ли? Во-вторых, сколько будут стоять? Вдруг месяц? И что тогда? Обвинения в демонопоклонничестве подтвердятся, – охладил друга Рон. – Послушаем Лиону. Попробуем потрепыхаться, а нет – найдём место.

Летняя ночь светла. На востоке давно горела алая полоса, до восхода оставалось менее часа. Я стоял прямо на тракте и ждал подхода шествия, оно вот-вот должно появиться из-за поворота. Конь, привязанный к ближайшему кусту, спокойно щипал сочную травку. Узел был заранее ослаблен для быстрого развязывания, седло подтянуто. До замка отсюда километров пять. В безразмерном белом балахоне служителя я с непривычки тонул. Запахиваться нельзя – не по уставу.

Как переживал Хуго! Получить долгожданное епископство и тут же его лишиться! Как только шествие войдёт в замок, Комес как самостоятельное владение перестанет существовать. У меня нет наследников, и баронство автоматически отойдёт Хрому. Быть епископом без владения – нельзя, и епископского благословения лишить нельзя. Невозможно стать простым служителем после епископства. Дорога одна – в монастырь. А неохота! Обратного пути оттуда нет. Лучше подставиться под удар шествия, не дай Спаситель! Поэтому он с готовностью уцепился за такую ненадёжную ниточку и с удовольствием отдал мне один из своих балахонов.

– Да пребудет с вами благодать Спасителя, господин барон! Я буду молиться за вас! Нет, это какая-то чудовищная ошибка! – снова затянул он надоевшую мне волынку.

Я не стал слушать.

Из-за поворота показалось шествие. В сумерках отдельные фигуры в колонне не различались. За исключением Аскета, как я стал называть главного служителя. В предутренней полутьме он выделялся лихорадочным блеском глаз. Казалось, они светятся изнутри. А может, не казалось. От ритмичного топота ног тряслась земля, в ушах звенела песня о славе Спасителя, о каре еретикам и тому подобном. Она звучала торжественно и протяжно на одной ноте, очень нудно и громко. Долго послушаешь – действительно отупеешь.

Я опустился на одно колено и запел басом, подражая православным клирикам:

– Славному Спасителю по-мо-о-лим-ся-я!

Наскоро сляпанное заклинание усиления на основе Воздуха сработало более чем идеально. Я чуть не оглох от низкого громового рыка. Стало не по себе от обилия инфразвуковых обертонов. Так и было задумано. Голуба неплохо разобралась с волнами, резонансами, потоками, давлением и с прочей физикой.

По толпе прошло колыхание от ударной волны, и шествие замедлило шаг. Губы Аскета перестали шевелиться, а песня зазвучала медленней и тише.

– Славному Спасителю по-мо-о-лим-ся-я!

Колонна остановилась метрах в десяти от меня. Взгляд Аскета по-прежнему светился и по-прежнему выражал те же самые чувства крайнего фанатизма. Нет, пожалуй, добавилось немного удивления.

– Присоединяйся к нам, брат, – произнёс он мелодичным тенором, резко контрастирующим с истощённой внешностью.

Одновременно со словами от ауры Аскета отделился фиолетовый «щуп» из того же плетения, что и над всеми, и бессильно стёк с моей защиты. Этого никто, кроме меня, не заметил.

Глаза главного служителя расширились.

– Ты?! – выкрикнул он истерично-злобно.

Вместо ответа, я запел молитву:

И так далее и тому подобное. Текст составляли мы с Лионой. Хуго тоже пытался помогать, когда переставал твердить о чудовищной ошибке.

На службах использовались в основном канонические тексты, но допускались и собственные, посвящённые конкретному случаю или ситуации, причём не обязательно в стихах. Этим мы и воспользовались. Рифмы понадобились исключительно для удобства пения.

Громкое басовое звучание с нижайшими обертонами производило непередаваемое впечатление: народ стоял не шелохнувшись, а некоторые служки рефлекторно упали на колени. Аскет же с большинством служителей продолжали стоять, но и у них волосы встали дыбом.

Закончил молитву традиционно:

– Да пребудет с нами благодать Спасителя! – и поднял вверх руку, чуть не добавив «аминь».

Неожиданно для меня самого с ладони сорвался тусклый белый сгусток и, превратившись в тонкую пелену, растянулся и накрыл всех… «Старая» благодать растворилась в «новой», а фиолетовое плетение распалось на нити и быстро развеялось. Такого я не предполагал даже в самых смелых фантазиях.

По толпе пробежал стон, и люди попадали. Служители продолжали стоять ещё несколько мгновений, но потом, по одному, медленно опустились на колени. Пример подал Аскет, он рухнул первым. Упал и пополз ко мне, постоянно подвывая:

– Прости недостойного! Я знал, знал, я чувствовал! Нет мне прощения! Накажи меня, отправь недостойного к демонам, святой Егориус!

Он подполз, взял полу моего балахона и принялся исступлённо её целовать.

Я растерялся. Нет, растерялся – слишком мягко сказано. Потерял дар речи, был в шоке, оху… и даже больше.

– Я чувствовал, что это ты, но гнал от себя истину! Я недостоин боле служить Спасителю! Святой Егориус, покарай меня от Его имени! – продолжал Аскет на одной ноте.

– Братья! – наконец опомнился я и заговорил через «мегафон». – Вас жестоко обманули! Идите покарайте истинных еретиков, посмевших оговорить меня! Я прощаю вас! Встань! – обратился я к Аскету. – Веди истинно верующих к тому, кто оклеветал меня! Во имя Спасителя!

Глаза Аскета снова засверкали фанатичным блеском.

– Исполню, брат Егориус! Я знал, что ты добр к истинно верующим!

– Стой! Дай людям отдохнуть пред новой благодатью! Хлудовцы! Останьтесь дома, вы мне понадобитесь! Проследишь, – бросил Аскету. – А меня ждут дела во благо Его! Прощайте и не ищите меня больше, я сам вас найду, если станет нужно! Да пребудет с вами благодать Спасителя! – С этими словами я вскочил на коня и сорвался с места в карьер.