Комитет по встрече, буквально поедал глазами боевых дев, как неслыханную невидаль, а его, как нечто привычное, попросту игнорировали, что позволяло рыжему не только внимательно рассмотреть и оценить своё будущее окружение, но и успевать при этом, пялиться по сторонам, проводя рекогносцировку на местности.

Добравшись до входа в крепость, все спешились. Выскочившие откуда-то слева воины, забрали лошадей и в поводу отвели животину туда, откуда только что сами выбежали. Гости и их сопровождение вошли во входной туннель Эр-буй-ни.

Путешествие по внутреннему двору крепости, представляло из себя блуждания по каменному лабиринту. Вправо, влево, вправо, вправо, влево, влево… Когда наконец они вошли во внутренний двор цитадели, Кайсай для себя отчётливо понял, что назад, самостоятельно, он уже дороги не найдёт. Попросту заблудится.

Но ни испугаться, ни подумать над этим, как следует, бердник не успел. В этот самый момент, на каменных ступенях дворца, показался сам царь Тигран. Кайсай сразу это понял по его золотому наряду и повелительно грозному взгляду с высока.

Все встречающие, как по команде, согнулись в три погибели. Бердник сделал тоже самое, хотя не одна из дев его отряда, даже не пошевелилась, так как девы смотрели не на реакцию окружения, а на свою повелительницу, а Зарине осталась стоять, гордо подняв голову, или, просто, задрав её вверх, внимательно рассматривая мужчину в золотых одеждах.

Кайсай лишь на мгновение замешкался с поклоном, разглядывая золотого царя, в свете клонящегося к горам солнца, буквально светившегося, как некое божество и поразило его не золотое одеяние, такого он насмотрелся у Райс, а золотой цвет его кудрявой шевелюры, точь-в-точь, как у золотоволосок.

Вот это для него оказалось открытием. До этого, он не знал, что Тигран, как и боевые «мужерезки», красит свои волосы той же степной травкой, а в том, что это та же технология, которую показывала ему в своё время Золотце, он был уверен, к еги-бабе не ходи.

Наконец, его супруга, видимо достаточно наглядевшись на молчаливо стоящего и мрачного, как грозовая туча отца, тоже склонилась в общем поклоне, а боевые девы, как по команде, подражая госпоже, даже припали при этом на одно колено, покорно склонив головы.

Тишина стояла мёртвая. Только ветерок лёгкими рывками, шелестел чем-то внутри каменных дебрей, да, подвывал плавными порывами. Тут Кайсай услышал слабый шорох шагов, медленно спускающегося человека по каменным ступеням и понял, что царь соизволил сойти к ним. Шёл он медленно и судя по поступи, небрежно расслаблено.

Подойдя вплотную к дочери и не меняя злобности на лице, он ещё долго стоял, впялившись ей в затылок и судя по заигравшим желвакам, которые заметил Кайсай краем глаза, думы его были явно нечеловеколюбивыми. Он думал, но судя по выражению его лица, размышлял не о чём-то отвлечённом, а о том, как убить эту дуру: сразу или медленно и постепенно.

Затем, Тигран, видимо подал какой-то знак, которого рыжий не заметил, и окружение, единой волной, выпрямилось. Гости последовали их примеру и золотой правитель великой сатрапии, принялся с той же озлобленностью, рассматривать, вместо затылка дочери, её лицо. И только опустив медленно перетекающий взгляд на девичью шею, резко изменил выражение своего злобного лика. Его золотистые брови вздёрнулись вверх, как крылья птицы, а в глазах появились признаки изумления.

Кайсай тут же сделал вывод, что его царствующий тесть, не только знаком с секретами степной косметики, но, похоже, неплохо разбирается и в колдовских узорах степных ведьм. Тигран осторожно протянул к шее Зарине руку. Толи погладил, толи пощупал розовую роспись, как бы проверяя достоверность, после чего обмяк и даже позволил себе, едва заметно улыбнуться.

— Гостей разместить, помыть, но не кормить, — отдал повеление он, так тихо, что молодой бердник, стоявший всего в нескольких шагах, едва расслышал.

Кто-то из его окружения поклонился, видимо это распоряжение касалось именно его, а Тигран добавил:

— Столы накрывать по царскому пристолу. Трапезу начать, как потухнет Арарат.

Кайсай ничего не понял из сказанного, но тот же приближённый, вновь поклонился. Придворный, в отличии от рыжего, понял повелителя очень хорошо. Зато Кайсай, сделал первый шаг в понимании самого царя. Он представился ему, как прожжённый вояка, из которого воинский командный тон, резкий и короткий, как взмах меча, так и прёт из всех щелей.

После чего, не сказав даже «здрасьте» родной дочери, Повелитель развернулся и отправился обратно по лестнице в свой дворец. Весь двор, вновь сложился в поклоне.

Выждав, когда золотой правитель скроется, народ оживился и Зарине с её сопровождением, с почтением пригласили в приготовленные хоромы. Вот тут Кайсай растерялся. Оставаясь всё это время, как бы незамеченным, про него и здесь забыли и куда ему стоило кинуться, толи вслед за супругой, толи обождать персонального приглашения, он не понимал. И чернявая тварь про него забыла, удаляясь с сопровождением и четырьмя своими девами прислуги.

Боевых поляниц, повели в другой проход, вообще, из двора наружу, видимо, приготовив им место в казармах, что проходили они по пути следования ко дворцу. Кайсай остался стоять один в полной растерянности. Он отошёл в сторонку, чтоб не мешать мечущимся воинам, сновавшими туда-суда, что-то суетливо таская и перетаскивая и замер столбиком.

Ситуация была паршивая, если не сказать унизительная. Такого пренебрежения к себе, рыжий не ожидал. Он скромно направился в дальний угол двора, где были навалены большие тюки непонятного предназначения и смахнув пыль с одного из них рукой, уселся, безразлично наблюдая за мельтешением вокруг.

Прошло достаточно много времени бездельного сидения, прежде чем он заметил Герру, одну из дев-любавиц супруги, быстро выпорхнувшую из дворца и в сопровождении местного вояки, прошедшую через двор во внутреннюю крепость.

Через некоторое время, она вновь вернулась во двор цитадели, всё с тем же воином, но на этот раз, шли они нецеленаправленно, а нервно крутя головами по сторонам. Бердник, почему-то, сразу догадался, что это его, наконец-то, потеряли, и чтобы определить себя, он поднялся на ноги, в тот момент, когда Герра обернулась в его сторону. Дева заметила и облегчённо вздохнув, тут же направилась к нему.

— Где ты пропал? — тихо прошипела она, делая, как ей, наверное, казалось, злобное личико, поджимая губки в узкие щёлки и беря рыжего за руку.

— Где бросили, там и пропал, — обиженно буркнул в ответ Кайсай, тем не менее покорно следуя туда, куда она его потянула.

Войдя во дворец и прошмыгнув узкими каменными коридорами, любавица втянула его в одну из комнат, где вместе с Зарине и её девами, присутствовала какая-то неимоверных размеров, далеко уже не молодая женщина, но лишь бросив беглый взгляд на её одеяние и золотой обвес украшений, Кайсай сразу догадался, что перед ним её величество тёща, ибо сходство черт матери и дочери, нельзя было не заметить.

— Ты куда запропастился? — с упрёком и гонором выговорила ему Зарине, — почему я должна тебя искать по всей крепости.

Почему-то, подобное обращение и тон, с которым оно было высказано, мгновенно налило бердника внутренней яростью, но он тут же одёрнул себя, сжав кулаки и помня, кого должен из себя представлять. Кайсай сдержался и лишь опустив глаза, смиренно промолчал.

— О, боги, — наигранно взмолилась Зарине, — ну, что за наказание. Вот, мама, познакомься. Мой муж — Кайсай.

Царица ничего не сказала на представление зятя и познакомиться не соизволила, а лишь с некой брезгливостью осмотрела его с ног до головы. Её маленькие, свинячьи глазки из-за заплывших щёк, быстро пробежали по худосочной фигуре нового родственника и не оценив его, похоже, не в одном из достоинств и не соизволив даже поздороваться с молодым мужчиной, она повернулась к дочери и буквально потребовала:

— Пойдём ко мне. Я покажу тебе свою комнату.

С этими словами обе, стоящие друг друга сволочи, удалились, оставив Кайсая наедине с девами прислуги. Только тут, рыжий, дал выход своему гневу, заметавшись, как зверь из угла в угол и за матерившись, как пьяная Матёрая, уронившая себе на ногу котелок с кипятком, выплёскивая скопившуюся обиду. Девы сначала опешили, а затем, ни с того, ни с чего дружно рассмеялись, что вывело молодого бердника из цепких объятий яростного припадка и заставило опомниться.