— У меня нет знакомых девочек, которых бы я хотел пристроить в царский горем, — с нажимом произнёс Асаргад, прерывая разошедшегося стражника, — у меня к нему личный разговор, не касающийся женщин вообще.

Страж запнулся, подавился по виду собственной слюной и замолчал в растерянности, но тут же взглянув за плечо Асаргада, быстро пробурчал:

— Вот едет главный страж гаремного сада, попробуй спросить его, если он тебя не убьёт на месте.

И тут же ретировавшись, быстрым шагом пошёл обратно к воротам. Асаргад оглянулся. По дороге, в шагах в ста, в сторону ворот, важно ехал богато разодетый франт, но конь под ним, был явно боевой, не прогулочный, да, и акинак на поясе «рабочий», а не украшение на показ.

Асаргад быстро вскочил на коня и так же медленно и важно тронулся на встречу вельможе. Поравнявшись, Асаргад остановился и учтиво поздоровался, но не раболепно, как полагалось бы по рангу, а как с равным себе. Такой поступок наглого перса обескуражил знатного мидянина, выводя из задумчивости, в которой он находился и тоже заставил остановиться.

— Ты кто? — тихо и пугающе, прошипел вельможа, пристально и колко смотря в глаза наглеца.

Неожиданность его не напугала, а взорвалась внутренней яростью. Он резко напрягся, но за меч не схватился. Асаргад заметил, с каким напряжением он себя сдерживает, поэтому сразу заговорил спокойным, доверительным тоном, смотря прямо в глаза собеседника:

— Я всего лишь посланник. Привёз Артембару письмо от его сына.

Вельможа дёрнулся и на мгновение обескураженно застыл. Затем выдохнул, приходя в себя, подавил гнев и даже позволил себе, несколько, хотя бы для вида, расслабиться:

— Ты обознался чужак. У Артембара нет сына, — и он при этом хищно улыбнулся, довольный тем, что поймал пустобрёха на обмане, и уже шипя, как змея, добавил, — и не может быть. Неужели ты этого не знал?

— Почему же? — сделал наигранное удивление Асаргад и заговорщицки добавил, — он не с детства был евнухом.

Ухмылка медленно сползла с лица вельможи. Он молчал, внимательно рассматривая наглеца. Асаргад тоже молчал, ожидая, что предпримет старший охранник гаремного сада, предположив, что в голове последнего, сейчас идёт не шуточная борьба, между презрением к собеседнику и жутким любопытством, от прикосновения к чужой тайне. Наконец, вельможа брезгливо протянул руку, как бы делая одолжение, но при этом отрывисто потребовал:

— Давай.

На что Асаргад, лишь медленно отрицательно покачал головой.

— Очень важное, — придав сожаления в голос ответил воин, — я передам его только лично. Я подожду его здесь.

И с этими словами, Асаргад тронул коня и медленно проехал мимо ошеломлённого невиданной наглостью высокородного мидийца, направляясь к ближайшему карагачу, росшему у дороги, где спешился и уселся на траву. Тут же рядом с ним пристроились два его телохранителя.

Вельможа, по-прежнему продолжал стоять на месте, лишь развернув в его сторону голову и следя за надменным персом, в его мыслях, уже являющегося трупом. Наконец, видимо перебрав в голове все ругательства и не найдя новых, старший стражник гаремного сада, тоже тронул коня и скрылся в воротах города.

Ждать пришлось не долго. Ровно столько, сколько, приблизительно, потребовалось вельможе добраться до золотой части города, сразу переговорить с главным евнухом и так же не спешно вернуться обратно.

Асаргад, пристально следя за входом в город, сразу заметил, как стражники быстро засуетились, расступились, выстраиваясь в два ряда по стенкам и из города выплыла, невиданная до селя Асаргадом, процессия. Восемь крепких молодых мужчин, в одних лишь набедренных повязках, несли на своих плечах, целый дом, укрытый пёстрыми тканями. Следом выехал, всё тот же, старший страж гаремного сада и с ним четверо вооружённых до зубов воина, в металлических доспехах.

Асаргад и двое его телохранителей, как по команде, вскочили на коней, но на этот раз, на встречу не поехали, а остались в тени, дожидаться. Старший страж, обогнал носильщиков и в сопровождении своего небольшого отряда, ринулся к наглым персам, как в кавалерийскую атаку. Асаргад, медленно положил руку на рукоять акинака, но не тронулся с места.

Пятёрка мидийских воинов, доскакав, резко остановилась, подняв тучу пыли и тут же, латники окружили Асаргада и его путников, взяв их в плотное кольцо. Воины, с той и с другой стороны, всем своим видом выражали ледяное спокойствие, чего нельзя было сказать про коней, как с той, так и, с другой стороны. Если бы кони были собаками, то лай и визг бы поднялся, на всю округу.

Через какое-то время, к группе воинов, подошли носильщики с цветастым домом на плечах и один из них, шустро раздвинул полог. Внутри этого дома, на рабских плечах, утопая в огромном количестве подушечек, лежало что-то непонятное.

Престарелый, если не сказать старый комок жира, с маленькой лысой головой, сделал неуклюжую попытку повернутся на бок. Удалось ему это, только с третьей попытки. Лоснящийся боров, быстро осмотрел своими маленькими, заплывшими глазками гостей и видимо не признав в них ничего для него интересного, недоумённо пискнул:

— Кто такие?

— Артембар, — тихо и спокойно проговорил Асаргад, а то, что это был именно он, воин не сомневался и стараясь успокоить собеседника, который, как капризная девка, начинал истерично подёргивать пухлыми ручками, он, не став ходить вокруг да около, рубанул с плеча — я от Шахрана.

Это имя произвело эффект удара дубиной по его лысой голове. Хозяин царского гарема вздрогнул и замер, раскрыв рот.

— Он просил меня, по пути заехать к тебе, — продолжил Асаргад, — и если ты ещё жив, то передать вот это.

С этими словами он вынул из седельного мешка кожаный футляр и подъехав вплотную, не обращая внимания на перегораживающего ему дорогу стража, протянул письмо Артембару. Пальцы толстяка, унизанные в несколько рядов перстнями и кольцами, потянувшиеся за пергаментом, затряслись, в глазах заблестели слёзы, губы задрожали.

— Он жив, — сквозь слёзы не то спросил, не то сам себе подтвердил Артембар.

— Ещё как, — с весёлостью в голосе и с интонацией, указывающей на то, что объект их разговора живёт припеваючи, ответил Асаргад, но тут же решил привести в чувство евнуха, — мы так и будем говорить на дороге?

Главный евнух Великого Иштувегу, тут же обхватил кожаную коробку двумя руками, прижал её к груди и заметался в подушках, зачем-то перебирая и перекладывая их с одного места на другое, не понимая, похоже, ничего, что творится вокруг и что надлежит делать. Помог ему, всё тот же, старший охранник гаремного сада, который, теперь, оказался за спиной Асаргада.

— Я могу предложить вашему величию свой дом для беседы, — проговорил он, кланяясь Артембару.

— Благодарю тебя, Мазар, — подался в первом порыве к нему евнух, но тут же, видимо, передумал и запинаясь возразил, — нет, лучше к тебе не надо… нужно где-нибудь в неприметном месте, где нас никто не увидит…

— Здесь не далеко от города у меня есть сад, если помните, — неуверенно предложил Мазар, — могу предложить свою беседку в нём.

— Да, — тут же встрепенулся обрадованный Артембар, — помню. Веди.

Полог балдахина запахнулся, скрывая главного евнуха царя и кавалькада медленно тронулась прочь от города, сначала, по разбитой дороге, затем, свернув в заросли бурно разросшихся кустов, над которыми возвышались то тут, то там корявые стволы старых карагачей и петляя по еле заметной тропе, наконец, вышли к огороженному каменной кладкой по пояс высотой и хорошо ухоженному, персиковому саду.

На проходе, у глинобитных построек, на коленях лицом вниз, их приветствовали рабы Мазара, видимо работающие в этом саду. Пара вооружённых охранников, завидев хозяина, который, надо понимать, только что отсюда уехал, лихорадочно одевали доспехи, впопыхах ища своё оружие. Подъехав к ним Мазар спешился, показывая пример другим, всем видом говоря, что дальше следует идти пешком. Асаргад принял предложение и отдав поводья Урбару, спрыгнув на землю, тихо скомандовав: