– Хе-хе, – не удержался Соломин, – кто на шо учился…

…Новички были словно оловянные солдатики из коробки: примерно равного роста, одинаково, будто под копирку, подстрижены, в новом, еще не застиранном обмундировании. Они походили на доски в заборе. Переговорив с Шубиным, Саблин подошел к летчикам, представился, вкратце рассказал о полке и обрисовал перед ними их жизнь на ближайшее время.

– Вопросы? – спросил он под конец своей речи.

Вопросов не было, и пополнение строем направилось в столовую.

– Видал орлов, – Шубин подмигнул, – так что хватит тебе хреном груши околачивать. Этих, как налопаются, в штаб. Закуток, где вечно начхим спит, освободить, будете тута заниматься. Поговори, расспроси. Потом составишь план подготовки, принесешь на утверждение. Две недели у нас, так что не расслабляйся. О! А это что еще за хрен с горы тута!

К ним, старательно печатая шаг, направлялись двое летчиков. Оба в звании старших лейтенантов, оба в потертых регланах. Вот только один был высокий, глыбообразного вида, другой, наоборот: низенький, коренастый, с лицом, из-за ожогов похожим на печеную картофелину.

– Товарищ Улитка, – Шубин картинно развел руки, – какими судьбами в нашем полку?

– Товарищ майор, – паровозным гудком загудел тот, – летчик-инструктор, старший лейтенант Улитка, для прохождения боевой практики прибыл.

– Товарищ майор, – добавил второй, – летчик-инструктор, старший лейтенант Пантелеев, для прохождения боевой практики прибыл.

Шубин взял документы инструкторов, пробежался глазами, задумался.

– Вона как… Ну что же, добро пожаловать тута. Сейчас дам указание, вас на довольствие поставят, и, наверное, сразу по эскадрильям распределим.

– Я, товарищ майор, в качестве аванса попрошу, чтобы Улитку закрепили за моей эскадрильей. – Виктор решил не терять момент.

– Аванса? – Шубин забавлялся. – А чего это вдруг?

– Ну, во-первых… – Виктор стал загибать пальцы…

– Ладно, ладно, убедил, – усмехнулся командир. – Можешь идти. Заодно покажешь товарищам офицерам, где находится штаб и все прочее тута…

…– Атаку бомбардировщика необходимо проводить до минимально допустимой дистанции с последующим проскакиванием вблизи вражеской машиной или под ней! Это важно!

Его речь прерывалась кряканьем телефонных зуммеров и стрекотом пишущей машинки – штаб работал, и обучение новичков в одной из его комнат сильно мешало. И процессу обучения, и штабу. Но по-другому не получалось – с жилищным фондом было очень тяжко. Немцы, отступая, разрушили все, до чего смогли дотянуться, целых домов было немного, да и те пришлось ремонтировать ремонтникам из БАО, и все они были забиты под завязку.

Один из новичков – младший лейтенант Суякин, поднял руку.

– Да!

– Товарищ старший лейтенант, а зачем проскакивать вблизи? Ведь стрелки могут в упор расстрелять.

– Правильный вопрос! – Виктор довольно улыбнулся. – Но на самом деле все просто. Стреляя в упор, вы, во-первых, наносите вражеским машинам максимальный урон, во-вторых, деморализуете вражеского стрелка. Поверьте, когда в вас несется сноп трассеров, то очень сильно хочется обоссаться. Ну, и в-третьих, атакующий истребитель при этом имеет очень высокую угловую скорость, и стрелку невозможно вести прицельный огонь. А вот если выходить на удалении метров сто-двести, то тут все ровно наоборот. Ясно?

Вроде поняли. Саблин тяжело вздохнул, заглянул в конспект, задумался. Случайно скосив взгляд, увидел, как Таня набивает на машинке какой-то документ, и невольно залюбовался. Занятая делом, сосредоточенно-серьезная, она казалась еще красивей. Девушка потянулась за бумагой, перехватила его взгляд и вспыхнула. Опустила глаза, якобы увлеченная работой, но скулы и уши у нее пылали.

Виктор смутился. Мысли моментально умчались в дебри, весьма далекие от тактики истребительной авиации, но очень близкие к взаимоотношению полов. Несколько секунд он хлопал глазами, потом кое-как возобновил занятие…

– Наиболее удобные ракурсы для атаки бомбардировщиков следующие… – Мысль сбилась, и ритм повествования стал неровным, рваным. – Машины, имеющие одну оборонительную точку… лучше всего бить сзади-снизу. При этом… один из самолетов пары занимает позицию над целью, одновременно отвлекая стрелков… и прикрывая товарища. Второй атакует. После атаки… они могут меняться местами… Такая тактика хорошо подходит для атаки самолетов типа сто десятого «мессера», «лаптежника» или сто двадцать третьего «Хеншеля».

Стрекот печатной машинки, аккомпанирующий ему на протяжении всего монолога, стих, и Виктор украдкой посмотрел на Таню. Она смотрела прямо на него и улыбалась.

– Бомбардировщики типа «Хейнкель» сто одиннадцать, «Дорнье» и «Юнкерс» восемьдесят восемь лучше атаковать следующим образом… – Печатная машинка вновь застучала, заглушая его слова, мешая. Он раздраженно дернулся и увидел в ее глазах веселую пляску бесенят. Таня улыбалась интригующе, многообещающе и чуточку виновато, и Виктор почувствовал, как сердце, заходясь стуком, проваливается куда-то вниз, к желудку, как сбивается дыхание и предательски потеют ладони. Он понял, что пропал…

Из штаба Саблин выбрался уже под вечер. Отпустив новичков, долго возился с бумагами – навалилась неизбежная текучка. После придрался Марков, и часть документов пришлось переделывать. В общем, штаб он оставлял одним из последних, оставив только собственно Маркова, Таню и вечного дежурного – начхима.

У крыльца зачем-то отирался Славка, и они, не сговариваясь, достали папиросы, задымили.

К ночи погода стала портиться. Ветер нагнал туч, и осенний вечер быстро превратился в сырые сумерки. Периодически с неба сыпалась мелкая редкая морось, падали остатки листвы. Аэродром опустел. Техники, закончив работы, расползлись по землянкам, отсыпаться, летчиков увезли в деревню, ночевать. У стоянки в ожидании очередного рейса машины уже толпились люди. Оттуда торчала щегольская, явно не по погоде фуражка Иванова, его мягкий, бархатистый голос доносился до здания штаба, а значит, Ваня снова кого-то «охмурял».

– Вот стелет-то, – Славка тяжело вздохнул и щелчком запустил окурок метров на семь, – и верят же… Дуры! – Ларин в очередной раз был дежурным по аэродрому. Стоило полку получить небольшую передышку, хоть на пару дней не вести боевую деятельность, как Славка вооружался цветными флажками и ракетницей и, матерясь во всю ивановскую, топал на аэродром. Навстречу ветру и солнцу. Шубину, как инициатору ларинского дежурства такое положение вещей очень нравилось. Славке ровно наоборот.

– Завидуешь? – улыбнулся Саблин. – Кому он теперь лапшу вешает?

– Снова корреспондентки объявились, – Славка первый вопрос проигнорировал, – вот он и распустил хвост. Павлин…

– Я так полагаю, что тебя они уже отшили, – Виктор захихикал. – Видать, не по Сеньке шапка. Кстати, понаблюдай за буднями начальника ВСС. Видишь? Перспективно и не пыльно. Это тебе не флажками махать, полотнище крутить и по аэродрому, вывалив язык, бегать. А мы, грешные, удивляемся потом, чего молодежь ни стрелять, ни летать не умеет…

Они посмеялись и снова достали папиросы.

– Кого ждешь-то? – спросил вдруг Славка.

– Да так… – Виктор замялся, недовольно засопел, – просто стою… курю.

– Не лепи горбатого, Витя, – Ларин развеселился, – уже весь полк знает, что вы с Танькой сегодня перемигивались. Давай, не теряйся, стреножь кобылку, – он сделал бедрами неприличное движение.

– Чеши отсюда, – Виктор разозлился, – иди, коров на полосе гоняй. Умник, блин.

…Таня освободилась примерно через полчаса. Уже довольно сильно стемнело, аэродром окончательно затих и опустел, остались лишь одни часовые. Она вышла одна. Ничуть не удивилась, увидев Саблина, вот только веселых бесенят в глазах уже не было.

Машина с аэродрома давно ушла, и в деревню они двинулись пешком. Идти было пару километров, поэтому шли не спеша, прогуливаясь. Разговора толком не получалось. Обменивались короткими, ничего не значащими фразами да больше глядели под ноги. В ночи мелькали голубые огоньки фар, над головой тяжело гудели моторы – наши ночники куда-то летели.