…– Наградить лейтенанта Ларина орденом Отечественной войны… – снова затянул замполит, вызывая очередного награжденного. За июльские бои красных коробочек пришло много. Наградили Иванова, Гаджиева, Соломина, Ильина, Подчасова, Козлова – ветеранов полка, дравшихся еще с февраля и активно участвующих в летнем наступлении. Пришли ордена Землякова, Егорова, Литвинова, Битмана, Никифорова… Неврученных наград тоже было много, но они так и остались лежать в коробочках, скорбным напоминанием. Боевой счет полка вырос, но и собственные потери были велики…

…Охота прошла неудачно. Почти полчаса две «лавочки» носились по вражеским тылам, проверяя воздушные трассы и ошиваясь неподалеку от чужих аэродромов, но все оказалось тщетно. Немцы или объявили своей авиации выходной, или еще чего, но вражеские машины в воздухе не встретились. Фортуна повернулась задом.

Пришлось возвращаться несолоно хлебавши. Стрелка указателя уровня топлива подошла уже к красной зоне, но и дом был неподалеку. Под крыльями проплыли темные воды Днепра, потом забелело озеро Молочное. В это время сквозь облака пробилось солнце, и на воде, то и дело скрываемые барашками волн, заскользили две расплывающиеся тени.

Виктор чуть привстал на сиденье, немного поерзал, устраиваясь поудобнее, по привычке оглядел небо и остановил взгляд на ведомом. Остряков за последнее время неплохо поднял свое летное мастерство, стал уже нормальным воздушным бойцом. Летать с ним было приятно.

Внизу показался левый берег озера, густо заросший камышом. Промелькнула узкая полоска песчаного берега, редкие, голые метелки ив, началось поле. Виктор равнодушно оглядел земные красоты, прищурился на солнце, глянул на ведомого и снова прилип взглядом к земле. Что-то там не понравилось, что-то серое, быстрое…

– Двадцать шестой, внимание! Слева ниже…

Стремительная тень мелькнула над серо-желтой, лысеющей рощей, устремилась вверх, и следом показалась вторая. Они развернулись и вновь пропали на фоне деревьев, словно их никогда и не было. Через несколько секунд «лавочки» уже пикировали в этом направлении.

Истребитель Кольки вдруг стал раскачиваться, привлекая к себе внимание. Видя, что его манипуляции заметили, он опустил правое крыло к земле, давая направление цели. Впрочем, Виктор уже и сам увидал, как, едва не цепляя крылом за разросшийся кустарник, у самого края рощи катится наш связной «У-2». Самолет уже заканчивал пробег, останавливаясь, и в открытых кабинах белели задранные вверх лица пилота и пассажира.

Что-то мелькнуло впереди, потянуло вверх, и едва ли не перед носом саблинской машины показалась идущая с набором пара истребителей. Черные с белой каймой кресты, узкие, «осиные» фюзеляжи указывали на «мессеров».

– Атакуем! – заорал он. – Коля, лупи их, лупи! – Саблин толкнул сектор газа до упора и прилип к прицелу. Азарт раздирал. От волнения стало нечем дышать, мышцы словно свело, зажало…

Немцы их заметили. Ведомый, которого собирался атаковать Саблин, стал было разгоняться, но удрать не успел. Виктор загнал его фюзеляж в прицел и зажал гашетки. Первый трассер прошел чуть ниже, потом на левом руле высоты вражеской машины блеснула вспышка попадания, и сразу целая пачка их расцвела в верхней части фюзеляжа. «Мессер» заволокло дымом, сорванным листком закружил оторванный кусок руля направления…

Немец оказался очень близко, он стал большим, заняв едва ли не весь прицел, и пришлось уклоняться, избегая столкновения. Навалила перегрузка, кроны деревьев проплыли совсем рядом с крылом, и ручку пришлось тянуть изо всех сил. Из пикирования он вышел низко, за малым не зацепив землю. Сразу же заполошно огляделся – судьбу только что проатакованных немцев разделять не хотелось, но все было нормально.

Ведомый обнаружился слева, на приличном удалении. Он летел один, «мессера» же пропали, теперь, видимо, навсегда. Саблин чуток довернул, чтобы Остряков быстрее занял свое место, и снова увидел злосчастный «У-2». Летчик и пассажир тихохода уже выбрались из кабины и отчаянно размахивали руками. Сверху они были похожи на Робинзонов Крузо, после двадцати лет одиночества наконец-то увидавших на горизонте парус.

– Сбил? – На земле густело жирное черное облако, второго немца было не видно.

Остряков заработал педалями, мотая истребитель из стороны в сторону.

– Ну, блин! – Саблин коротко хохотнул. – Чего так? Ладно, хрен с ним. Теперь можно и домой!

…Командир развалился на стуле с видом короля жизни. Для полноты картины ему оставалось закинуть ноги на стол и прикурить сигару. Впрочем, последнее он вполне успешно заменил папиросой «Казбек».

– Садись тута, – Шубин милостиво кивнул на приветствие и указал взглядом на стул. – С какой новости начать?

– С хорошей, наверное.

– С хорошей… хорошо. Ты, Витька, завтра едешь на конференцию. На армейском уровне! – Он поднял вверх палец. – На пару с Ивановым. Покатаетесь, пробздитесь тута.

– И это хорошая новость? – скривился Виктор. – Что я там забыл? У меня и так дел по горло…

– Ты поговори мне еще… – прикрикнул Шубин. – Гляди, моду взял.

– Понял, – притих Саблин, – поеду. Только что я там делать-то буду? Что там вообще будет?

– Выступать будут. Может, методичку твою обсудят, а может, и нет. Людей умных послушаешь, сам чего промычишь. Ты у нас парень грамотный, тута языком как начнешь чесать, так не заткнуть…

– Ясно. Я боюсь про плохую спрашивать.

– Плохая… – Шубин забарабанил по столу пальцами. – Погода плохая тута! Дождь пойдет! И завтра тоже. Так что на «У-2» полетите, понял? Ладно, дуй отсюда…

Летная конференция здорово напоминала конференцию партийную. По крайней мере, Виктор особо не видел разницы. Говорили много, говорили о руководящей и направляющей линии партии Ленина – Сталина, о роли ее в подготовке летного состава, о непримиримой ненависти к врагу. Говорили уныло и скучно.

Открывать и вести конференцию должен был командир корпуса, но он где-то задерживался, и чтобы не расхолаживались, эту функцию на себя взял заместитель Хрюкина по политчасти, седой сутулый генерал-майор. Сперва он пытался вещать что-то умное про тактику, но очень быстро, можно сказать профессионально, перевел тему на свое, привычное. Он вещал долго и уныло. Забавы ради Виктор подсчитывал, сколько раз сей доблестный муж произнесет в своей речи слово «Сталин». За пятнадцать минут вышло целых тридцать три раза, потом вести подсчет прискучило. После почин подхватил другой полковник – замполит гвардейской истребительной дивизии, и понеслась… От их словесной трескотни мозг погружался в вату и глаза самопроизвольно закрывались, накатывала дрема. Происходящее казалось глупым, скучным, бесполезным.

Как ему показалось, на конференцию собрался весь армейский летный балласт. Орденоносцев среди летной братии оказалось на удивление немного, больше свежих выпускников авиаучилищ – зеленых младших лейтенантов. Вели они себя соответственно: кто-то по углам досыпал, добирая до нормы, остальные слушали с открытыми ртами и стеклянными глазами, не понимая ни слова из сказанного.

Виктор же с Ивановым сдуру уселись в первом ряду и теперь расхлебывали последствия своего крайне недальновидного шага. Особенно тяжко приходилось Иванову. Едучи на конференцию, он запасливо заправил фляжку сорокаградусной и теперь, под пристальным замполитским взглядом, ерзал на жестком стуле, имея желание употребить, но не имея возможности. Перерыва ждали как небесной манны и наконец дождались…

– Ты как хочешь, – Иванов дыхнул водкой, – а я туда ни ногой. Спросят, скажешь, что живот прихватило. Ну их. Я тут местечко нашел, пока вздремну.

Они остановились рядом со столовой, перекуривая. У здания клуба толпился народ – возвращаться на конференцию, в душную тесноту зала, никому не хотелось. Благо проводивший ее генерал где-то запропастился.

– Размечтался! – возмутился Виктор. – Тебе и так все тридцать три удовольствия. Между прочим, твою ряху запомнили, там Героев было не густо. Хочешь геморроя на тощий зад?