— Да не боись ты, Зорьк, — с загадочной улыбкой проговорила Дануха, — ты уж мяне то поверь, тута есть кому за тябя встать, ты ящё просто всего не знашь.

— Это ты Дануха не знаешь. Вообще ничего — с такой же загадочностью парировала Зорька, — это не я их боюсь, а они меня, притом аж до усрачки. Потому и искать кинуться, ибо я их смерть будущая, а коль узнают, что где-то смерть их до сих пор расхаживает, всех порвут, но хоть издали попытаются достать. Как угодно, через кого угодно и чем угодно. Ты даже не представляешь, как они меня боятся. И правильно делают. А не передавила я их волчью свору только потому, что оправиться мне надо маленько, да дочь где пристроить, чтоб руки развязать. Хотя понимаю, что Ардни, муженёк мой, раз труп нашёл, живую искать не будет, даже дочь искать не будет. Понадеется, что со мной утопла, но Тихий, сука паршивая, пока Звёздочку не найдёт живой или мёртвой, не успокоится, а у него ищейки, по хлеще собак будут. К тому ж и речники на меня поголовно охоту открыли. Мне нигде теперь показаться нельзя, хоть в землю зарывайся.

Дануха, до этого скрючившаяся зачем-то, после этих слов выпрямилась, приняв видную осанку, лицо её стало спокойно и задумчиво. Подошла к Зорьке и твёрдо сказала:

— Ты тож не знаш куды притопала. Тама, — она указала за спину клюкой, — ТВОЯ волчья стая. Твои девки-припевки, на которых опереться не зазорно и поверь вяковушке, кажда из них в ОДИНОЧКУ любой город аров разорит к маньякам собачим, а не то шта шайку пацанов-переростков. Они даром дарены, самой Троицей. Дары те не виданы, силушкой немеряны.

Дануха помолчала, смотря Зорьке в глаза и обняв её за плечи добавила:

— Ты боле не одна, девонька. Тябе теперяче целу стаю вести за собой в походы. Ты чё думала, тябя просто так сюды прислали? И Хавка, дрянь стара, и Дева Речна? Так чё давай свои заебоны нычь, да принимай девок. Уж все тута, тябя тольк дожидалися. Ты в аккурат девята буш, для Валова числа ровного. Айда. Сама глянешь.

И выпустив плечи Зорьки, уже уверенно, а не семеня, двинулась дальше. Зорька, поколебавшись немного, что-то обдумывая и взвешивая, пошла догонять.

Весь народ собрался на общей поляне перед Данухиным шатром. Столы накрыли по кругу на земле. Шкуры разложили, чтоб сидеть, но никто не садился. Все ждали Дануху. Увидев, что та идёт не одна, особые девки все как одна вышли навстречу, сообразив, что Дануха с бывшего баймака водит только особенных, таких как они, но издали признать кого ведёт, не получилось, так как Зорька сознательно подняла повыше Звёздочку, прикрывая ей своё лицо. Только когда подошли почти в плотную, она опустила ребёнка и остановилась, натужно улыбаясь обезображенным лицом. Зорька тоже издали не признала ни одну из своих подруг, пожалуй, только в Елейке ей показалось что-то знакомое, но ярко зелёная роспись лица, не дала ей уверенности в опознании девки. Как только Зорька остановилась, разразилась немая сцена. Между новенькой и встречающими было шагов пару раз по девять, не больше, и похоже никто никого не узнавал. Девки в первую очередь смотрели на изуродованную половину лица, а Зорька на их художественные росписи. Елейка вообще похоже была в шоке, подумав сразу на Степную Деву и не желая того, сразу брякнуться на колени. Изумление, испуг, распахнутые глаза и рот с узорной зеленью лица, делал её даже в привычной ситуации неузнаваемой. Малха и Красна исхудали, со времени их последней встречи и вот так быстро узнать их было ещё сложнее. Других Зорька вообще видела впервые. Дануха подойдя вплотную к девкам громко рявкнула:

— Стоять! — обратилась она почему-то персонально к Елейке, — наперёд кормить, затема дать выспаться, а потома уж балакать будетя.

Только после этих слов раздался первый девичий визг, от которого Дануха аж уши ладонями прикрыла. Это как раз завизжала Елейка, кинувшаяся на Зорьку, не обращая никакого внимания на попытки Данухи её поймать за подол и только после того, как девка повисла на подруге с воплем «Зорька!», завизжали и кинулись Малха с Красной, чуть вообще не уронив Дануху на землю. Старшая опять заорала, матерясь и размахивая клюкой кинулась следом за обезумевшими девками, с силой отдирая их от Зорьки. Елейка продолжала визжать и прыгала вокруг, как коза, хлопая в ладоши, повторяя одно и тоже «я знала, я знала». Красна с выпученными глазами тараторила что-то скороговоркой, что она говорила было абсолютно не разобрать, а Малха просто стояла рядом и ревела в голос, размазывая слёзы и сопли по лицу. Тут ещё и тяжеловесы в виде Кнохи и Москухи подбежали и в два голоса запричитали. Ладно хоть тоже не кинулись обниматься, а то б Дануха со всеми не справилась.

— Зорьк! — орала Дануха, — да ебани ты их чем, чёб упокоилися, препизднутые. Отвалите от ей, она ж еле на ноженьках стоит!

И тут закончилось беспорядочное мельтешение и началось осознанное движение. Зорьку подхватили и буквально понесли под руки, но не к столу, а к Данухе в шатёр, так Старшая распорядилась. Затем она долго и безрезультатно выпихивала девок наружу. И вопли её не действовали и маты мимо летели, и клюка не помогала, всё как горохом об камень. Наконец Дануха сменила тактику. Одну послала за едой, другую за питьём, третью за Ушей, чтоб дитё покормила. Только после того, как те заметались по поручениям, ситуацию удалось взять под контроль.

Уша покормила девочку. Молока у девки ещё на двоих таких бы хватило. Звёздочка, наевшись, тут же стала засыпать и её пристроили на Данухин лежак к стеночке. Зорьке натаскали разнообразной еды, питья и тоже оставили в покое, даже Дануха покинула шатёр выйдя на поляну. Наконец все расселись за стол. Данухи девки естественно расселись около Старшей. Она окинула их уставшим взором с лева, справа и остановив внимание на через чур довольной троице грозно проговорила:

— Э, ебануты на всю башку, чёб не трогали Зорьку пока не проспится. Поняли?

Три девки с растянутыми до ушей улыбками кивнули головами.

— Вот и ладненько, — в ответ покивала Дануха и уже обращаясь к Голубаве, добавила, — давай Голуба, начинай чё ли.

Застолье началось. Сначала всё было скромно, пристойно, но уже чрез пару, тройку кругов большой хмельной чаши, которую постоянно подливали и от этого она казалось бездонной, над поляной гудел гвалт разноголосой попойки. И если поначалу старались не шуметь, чтоб Зорьку с ребёнком не разбудить, то потом об этом забыли. Настроение у Данухи было приподнятое, праздничное, но его испортила Голубава, подошедшая со спины и сказавшая на ухо, что Ник сбежала.

— Куды сбёгла? — не поняла уже захмелевшая Дануха.

— А кто его знает? — так же вопросом на вопрос ответила Голубава.

— А кто знат? — упёрто прошамкала Дануха, глядя на Голубаву мутным взором.

— Молодухи её прибежали и говорят, что Ник, как Зорька появилась, в лес дёрнула и её найти теперь никто не может.

Ну почему первыми в голову непременно приходят самые дурные мысли. Дануха в раз протрезвела и соскочила на ноги. Такого поворота она никак не ожидала. По мыслям Данухи выходило, что Ник, похоже, знала Зорьку, а коль кинулась бежать, то и Зорька могла её узнать? Это что же получалось? А получалось у Данухи в мыслях, ох, как мрачно. Пока это всё она обдумывала, пока собиралась с мыслями по поводу «что делать?» и «куда бежать?», на краю поляны показалась неприметная дозорная молодуха и призывно замахала руками, стараясь обратить на себя внимание. Голубава и Дануха сорвались с места одновременно, только Голубава добежала до молодухи раньше. Когда подбежала Дануха та уже тараторила, докладывая Голубаве. В общем Ник, если б действительно захотела исчезнуть, то её и с собаками не нашли. Это Дануха понимала прекрасно, но та, оказывается своё умение не применила, а просто спряталась на одном из дальних схронах и как утверждала молодуха, она чем-то сильно напугана. Дануха тут же вернула Голубаву к столу, а сама пошла разбираться.

Ник нашли в норе и на все уговоры Данухи она категорически отказывалась вылезать оттуда. Сама Дануха в эту дыру пролезть не могла, слишком узкая она была для её комплекции, поэтому все переговоры пришлось вести снаружи. С одной стороны подозрения Данухи о их связи не подтвердились, и баба даже облегчённо вздохнула, но с другой, она вообще ничего из обрывочных реплик Ник понять не могла. Всё, что доносилось из-под земли, можно было суммировать одним словом «боюсь» и всё. Притом Ник трясло самой настоящей трясучкой, от чего всё что она говорила, так же трепетало, как и её тело. Дануха билась долго. Никакие уговоры не помогали. Наконец она решилась на кардинальный метод. Баба отослала молодуху обратно к столу и наказала попросить у Голубавы, ёмкость чего-нибудь «заборного», да покрепче. Дануха, перестав пытать и уговаривать, устроилась на краю земляной щели и начала нести всякую чушь. Говорила лишь бы говорить. Бабёнка под землёй вроде бы как начала успокаиваться. Долго она её развлекала, пока из леса не показалась молодуха в сопровождении всех её девок. Старшая продолжая говорить всё в том же ключе, поднялась на ноги и ещё издалека, начала грозно махать всей этой ораве кулаком, чтоб не лезли. А потом со словами «а вот и зелье целебно принесли» вышла им на встречу и жутко зашипев, мол чё все припёрлись, отобрала у Голубавы кожаный мешок с завязанным горлышком. Вернулась к норе, опять заговаривая зубы и развязывая при этом пережатую горловину. Принюхалась. Хлебнула для пробы и сунула его в щель.