Вернулось чувство опасности. Зашел однажды на полянку с пепелищем, прикрытым листопадом, с рухнувшим деревом, на котором бурели высохшие потеки крови – и отшатнулся. В этом месте был готов вытеснить любого человека, придавить, отбросить опасного двуногого пришельца. Через несколько минут по кронам из-за спины прокатилась шелестящая волна – признали своего. Тугой, болезненный комок в груди растекся и исчез. Попробовал подойти к упавшему дереву – шиповник схватил за куртку и штаны мягко, но настойчиво. «Не ходи туда! Опасно!» Согласился с лесом. Заодно вспомнилось, какими видел подобные места при помощи «верхнего зрения». Теперь эта полянка казалась черно-красной среди серого, засыпающего леса.

Домой возвращался только для того, чтобы выспаться и поесть. Иногда брал спальный мешок, кусок полиэтиленовой пленки вместо палатки – октябрьское небо протекало, как старая кастрюля – и оставался ночью в лесу. Сперва разжигал костер, потом уловил недовольство леса. Научился обходиться теплом своего тела и палой листвы, в которую зарывался, как зайчонок. Темнота ему мешала все меньше.

А вот присутствие «потусторонних» сил почувствовать не удавалось. И настроение, чувства людей оставлись закрытыми. Впрочем, на ком было проверять себя?! При редких встречах в лесу реакцию можно было предсказать заранее. Идешь, любуешься пейзажем – и вдруг навстречу человек с ружьем. Настороженность. Опаска. Выяснение, кто есть кто. У охотников – легкая неприязнь. Кое у кого и злоба. Облегчение – при прощании. Все это было слишком отчетливо написано на лицах, слишком хорошо улавливалось по глазам и голосу. Никто не таил мысли, не было несоответствия между тем, что видел и чувствовал.

Самой большой загадкой оставался Юрий Натанович, Юнат, как его прозвали местные. Не удавалось его ни понять, ни почувствовать. Даже когда он явно на что-то злился, это можно было услышать, но не учуять. Словно и не человек, а кукла говорящая – изнутри не выплескиваются ни яростное алое пламя, ни нежная зелень, ни желтые всплески беспокойства. Хотя вполне может быть, что Александр просто улавливал этого. Не хватало нового чутья, человек все-таки сложнее зверя и дерева.

Сам Натаныч метания своего стажера по лесу замечал, но относился к ним с добродушной усмешкой. «Бегаешь? Ну, побегай, побегай! Для лесу оч-чень полезно! И мне, старому, работы-то поменее!» – сказал он однажды с видом дряхлого деревенского деда. И уехал на неделю в город – в госпиталь, обследовать позвоночник, из-за травмы которого пришлось оставить авиацию. Сначала Александр испугался ответственности. Потом вышел на обход и понял, что он не один. Лес поможет.

Смутное беспокойство пришло в самом конце месяца. Холмы за рекой начали притягивать сильнее – и в то же время раздражали. Хотелось сравнять их с землей, разметать по камню, по песчинке. И само место, где они стояли, выжечь и перепахать. Александр стал все чаще вспоминать выгоревший круг, по ночам опять виделся фиолетовый туман с жалящими золотыми змеями. Уходил ночевать в лес, к старому дубу – туман исчезал, но вместо него появлялся и дергался на дереве выпотрошенный заживо поросенок. Во время очередного обхода поймал себя на том, что свернул с привычного маршрута и идет к черной поляне. Выругался, развернулся и пошел обратно – тяжело, словно по грудь в воде. Каждый шаг требовал заметных усилий.

Тридцатого под вечер вернулся Натаныч, поглядел на осунувшееся, потемневшее лицо и поблекшие глаза Александра, присвистнул.

– Ого, Санек! Как это ты себя умудрился до такого довести?! Лень было еду готовить или спать в одиночку боялся? Ну-ка, выкладывай, что тут без меня случилось!

– Да ничего не случилось. Давит что-то, и все. Может, погода, может, еще что…

– Вот и расскажи, что именно. Давай, давай, я же вижу, что сам знаешь. В лесу что-то случилось? Шалил кто?

– Все нормально. На вверенной мне территории чрезвычайных происшествий не было.

– Ты мне голову не морочь, по уставу мы свое прожили. Нас тут трое, все свои – ты, да я, да лес кругом. Зиму нам здесь сидеть вдвоем, за это время ты или засохнешь, или повесишься, или на меня тигром кинешься. Выкладывай, говорю! Как на духу! Не бойся, смеяться не стану и санитаров не вызову. Я ж тебе говорил, навидался всякого. Без причины человек до такого состояния себя не доводит.

– А если не человек?! – и Александра прорвало, как треснувшую плотину. Он рассказывал о своем командире. О ночной встрече и поездке верхом по городу. Об Олеге, о Древнем Народе. О молниях и черном посохе. О своих снах. О потерянном чутье и о том, что ему дал взамен лес. И о непрерывном зове с того берега. Наконец выдохся.

– Теперь, Юрий Натанович, вызывай санитаров. Или ФСБ – кого хочешь. Можешь попа со святой водой и ладаном – нечисть из дому гнать.

– Тебя, что ли? Так ты, извини, нелюдь, если твоему же рассказу верить. Нечисть – это уж совсем из другой оперы. Русский же человек, различать должен. Может, и не человек, – поправился егерь. – Но все равно русский. Родной язык надо любить и беречь. Сам-то ты кем себя чувствуешь?

– Не знаю я, Натаныч. Честное слово, не знаю, кто я теперь. Знаешь, как говорят? Что имеем – не храним…

– …Потерявши – плачем, знаю. Так ты по чем больше плачешь: по способностям своим пропавшим или по тому, что больше не человек? Не вскакивай, сиди. Я тебя что, ладаном окуриваю, веником гоню? Хотя батюшку позвать – мысль неплохая. Полегчало бы тебе. Но ехать далековато, на ночь глядя, да и не готов ты еще к такой помощи. Так что попролбуем обойтись как-нибудь. Так как с тобой прикажешь разговаривать – как с человеком или как с этим… Древним?

– А сам ты как думаешь? Кто я теперь?

– Дурак. Молодой такой дурень, салага. Сопливый Санька Шатунов. Полегчало? Если нет, подумай, почему ты прежде всего дурак, а уж потом все остальное. Не думается? О! Слышу, слышу. Скрипят уже.

– Кто?!!

– Не пугайся, нервный какой стал. Мозги твои скрипят, шарики, ролики и шестеренки. Друг за друга заезжают. Ладно, счас вправлять будем. Биологию учил? Тогда отвечай, к какому виду относятся Древние.

– При чем здесь биология?!

– Молчать!!! Думать я за тебя буду, раз дурак, а ты отвечай! Вид! По-латыни и по-русски!

– Хомо сапиенс, человек разумный, – командный голос почему-то успокоил Александра. Насколько легче, когда кто-то за тебя подумает…

– То-то! Че-ло-век! Значит, вопрос биологический решили, – Натаныч довольно потер руки. – Перейдем к следующему пункту повестки дня. Кашпировский – человек?

– Человек. Но у него способности другие.

– Ну и что?! А у негров еще какие-нибудь, у них колдуны мертвецов из могил поднимают. А на Филлипинах без ножа режут, и никто этих хиллеров-киллеров нелюдью не считает. Так что не каждый человек – Древний, но каждый Древний – человек. Так получается?

– Так.

– Ну вот на этом и успокойся. Теперь вопрос следующий. Тебе что надо – к Древним вернуться или доказать себе, что ты не хуже их? Считай, что доказал. Без их уроков почти к тому же самому пришел. Года два в лесу поживешь – еще и не тому научишься, если будешь такими темпами продолжать. А про волчий шаг и про движение по лесу – не ты первый догадался. Только больше так не ходи, особенно когда с ружьем. Зверье должно вооруженного человека опасаться, а не за своего считать. Про такую походку мне еще дед рассказывал, он с малолетства охотником был. Он же и сказал, чтобы я не каждый раз ее использовал. Человек умнее зверя, а если еще и чутье лесное обмануть – совсем нечестно получится. Одно дело, когда на кабана ходили с копьем, а другое… Сам видел, как. Ни единого шанса. Ты лучше подумай на досуге, чем они так чушку обманули, что она с поросятами прямо на них вышла? Там же от машин метров сто было. Теперь сам знаешь, что редкий зверь этого не почует, а когда матка с маленькими, у нее все острее должно быть. Вот где вопрос, а ты – кем быть?!

– И все-таки: быть иль не быть?

– Ну что ты, маленький, что ли? – рассердился егерь. – Здоровый лоб, третий десяток скоро прикончишь, отвоевал, а все тебе нужен учитель с указкой и дедушка с ремнем! Сам решай! Скажешь: «человек» – ну и живи по-человечески, скажешь: «Древний» – живи по-древнему. Я тебя в любом случае гнать не стану, не надейся. А сейчас – отбой! Я тебе на ночь одну хитрую настойку дам, проспишься нормально. Одни травы, а успокаивает лучше всякой химии.