Клим тяжело вздохнул:

— Нет, Неждан, Аника не стал бы скрывать. Он полагал, что вои идут в Ливонию. Что касаемо новгородских дел, то Аника ожидал опалы государевой на Новгород, ибо бродили там людишки Изверга — самозванца нового.

— Так, так, — будто обрадовался Неждан. — Об Изверге слышали! Поведай, до чего вы с Аникой дознались.

Клим передал без утайки разговор в пути и собственное решение идти к Пимену.

— Да-а! Аника много лишнего узнал! — сожалел Неждан.

— Он догадывался раньше... Давал мне понять.

Неждан продолжал размышлять вслух:

— В его интересах, пожалуй, помалкивать... Он советовал идти к Пимену?

— Аника не верит Новгородскому архипастырю.

— Разумно. Это был бы твой бесславный конец. Пимен всю жизнь мечтал стать верховным князем церкви. Потому оклеветал Филиппа, но не вышло. Теперь новый ход... И вдруг ты — искатель правды! С первых же слов он поймёт, что в товарищи ты не годишься. И оказался бы раб Божий Клим в подвалах монастырских. А они, поверь мне, обширнее и надёжнее подвалов Разбойного приказа! И пытать там умеют.

Клим отрицательно качал головой:

— Не могу согласиться! Архипастырь — как человек — может ошибаться, но умышленно идти на преступление — не верю!

— Да-а... Помнится, раньше уже приходилось от тебя слышать что-то похожее.

— То было иное... А теперь верно, что опричники в Новгороде ловят Изверга?

— И да и нет. Тайный сыск идёт, может, год уже, и список виновных у Малюты каждодневно растёт. А кого шукают, не ведомо. Говорить о нём заказано и поймать — надежды никакой. Берегут его, видать, люди властные... Государь северным землям никогда не доверял. Потому держит там своих доглядчиков. И вот полгода назад один из них привёз из Новгорода дворянина Волынского Петра, кой покаялся государю, что знает, где хранится грамота о тайном сговоре новгородцев с Литвой. В Новгород поскакали верные люди. Пётр привёл их в новгородский храм святой Софии, из-за иконы Богоматери извлёк свиток, опечатанный печатью архиепископа Пимена. Оказалось — это письмо, где новгородцы просили Великое княжество Литовское помочь низложить Иоанна Васильевича, а великим князем Московским поставить князя Владимира Старицкого. В благодарность за содеянное земли новгородские переходят в Литовское княжество! Как видишь, в свитке ни слова об Изверге. Однако ж письмо подписано первыми власть предержащими людьми, числящимися в списке Малюты Скуратова. Накануне Крещения прибыли опричники в Новгород и теперь берут на правёж всех по тому списку и всех других, кто подвернулся. Священнослужителей, купцов, ремесленников, казнят и правых и виновных, грабят и разоряют монастыри и храмы. Убивают торговых людей, передают огню их достояние, кое не смогли увезти с собой опричники...

— Это же кромешники! — воскликнул Клим. — Государь не знает об этом! Он...

— Знает. Сам наблюдает с моста, как сталкивают в Волхов семьи, попавшие под опалу, с бабами и ребятишками. А тех, кто сразу не пошёл ко дну, по его приказу добивают опричники с лодок!

— Не верю! Помазанник Божий и так... — возмутился Клим. — Не от тебя бы слышать этот поклёп на государя! Сам ты ничего не видел? Веришь брехунам всяким!

— Новгородские избиения не зрил, но говорили мне люди, коим верю, как самому себе! И верю потому, что насмотрелся на остатки Твери.

— Зачем о Твери? Разговор-то про Новгород!

— Ой, Клим, каким ты недоверчивым стал! Не узнаю! Всё ж остынь, а я по порядку расскажу. Так вот, государь завладел грамотой — письмом новгородцев. Был он тогда в Александровской слободе. Туда собралось всё опричное воинство, кто говорит две, другие — семь тысяч. Государь вызвал туда князя Владимира с семьёй и погубил их. Может, ты и этому не веришь?

— Слышал... Спаси, Господи, души невинных.

— Ну а государь и двор его молились и пировали, а потом вдруг все исчезли, осталась лишь охрана двора. Даже когда, точно никто не знает, вроде — в первых числах декабря. Тысячи всадников — это не пылинка, а затерялись, где-то появился слух, шёпотом передавали: государь возникал то в Твери, то в Торжке — уходил на полночь. Шепчут, дрожат. Почему? Чтоб дознаться, побывал я в Твери, и вот что узнал. Государь прямо из Александровской пошёл в Тверь. По пути всех встречных передовой отряд убивал, деревни выжигал. В Твери объявили: не выходить из домов под страхом смерти. Малюта объезжал улицу за улицей, по каким-то известным ему приметам выбирал дома, убивал в них всех, дом поджигал. Кое-кого отводили на допрос, эти люди исчезали. Все так напугались, что хорошо знакомые мне боялись откровенно рассказывать. Хоронить потом пришлось сотни... За Тверью лихая судьба постигла Торжок, Вышний Волочок, Валдай.

— Не пойму, зачем же бить людей? В чём они провинились? Ну, новгородцы провинились, будто бы хотели уйти в Литву. А Тверь, Торжок?

— Вот я и спрашивал себя и друзей. И, оказывается, били тех, кто как-то связан был с Извергом. Избивают так, чтобы и памяти не осталось.

Всех разговоров не переговоришь за один раз. Решили назавтра ехать вместе, а чтобы сподручнее беседовать, Неждан взял у знакомца возок.

Клим не мог не верить Неждану. С другой стороны, он спрашивал себя: как мог государь, Божий ставленник, истреблять своих подданных?! Невольно приходила мысль: уж не безумство ли?

В возке он услыхал о последних часах жизни разжалованного митрополита Филиппа. Тот жил в заточении в Саввском монастыре близ Валдая. К нему государь послал Малюту за благословением. Посланец рассказал Филиппу, что государь наложил опалу на Пимена, главного обидчика Филиппа. Государю казалось, что Филипп будет рад беде доносчика-лжеца, и государь получит благословение от уважаемого святителя. Однако Филипп проклял Малюту. Скуратов вышел из кельи старца и объявил, что схимник задохнулся от сильно натопленной печи.

Клим перекрестился и засомневался:

— Дорогой Неждан, как я могу поверить сказанному? Кто подслушал разговор Малюты со старцем? Кто знал о намерении царя? Пустой домысел сие.

— Тебе что, мало: вошёл Малюта к здравствующему старцу, а ушёл, когда тот Богу душу отдал? И, надо полагать, кто-то слышал, какое наставление давал государь верному слуге своему. И другое тебе скажу: подозреваю, что Филипп знал о том самом Изверге, был он у него. Не получил ли он благословение? Вот тогда произошёл иной разговор между Малютой и Филиппом, когда тот узнал, что государь идёт громить самозванца!

Кто мог ответить на этот вопрос? После размышления Клим спросил Неждана:

— Как могло получиться, что недоверчивый государь сразу поверил Петру Волынцу? Ты хорошо помнишь письмо? Там замешано низвержение государя? Если они замыслили уйти в Литву, то им всё равно, кто Москвой правит.

— Верно. Эти сомнения и меня посетили. Потом, какой смысл долгое время хранить такое письмо заговорщикам? Откуда у Петра сведения о нём? Потом, совпадение подписей со списком крамольных семей?

— Откуда тебе известен список опальных?

— Раз говорю, значит, известен, не весь, конечно.

— А всё ж, может, подделка то?

— Если подделка, то людей дошлых. Дьяки сверяли печати, подписи...

— Ладно, что веришь дьякам... А Пётр Волынский небось в гору пошёл?

— Да нет. Слышал другое: большой куш хапнул, по кабакам ходил, всех угощал, потом тихо сгинул. Много непотребства знал.

Прикидывали с разных сторон, и каждый раз выплывало недоброе, непонятное. Предварить опалу на Новгород не удалось. С Пименом государь первым расправился, и продолжал наказывать новгородцев. С горечью от бессилия Клим предложил:

— Может, пойти и покаяться государю! Тогда за что бичевать других?

Неждан нахмурился и резко прервал Клима:

— Не большого ума дело, когда полагал спасти от опалы новгородцев посещением Пимена. А пойти к государю ещё глупее, прости Христа ради. Я не верю, что Иван не может поймать Изверга, борзые у него натасканные. Скорее, не хочет. Ему страшен не сам Изверг, а люди, готовые пойти за ним. Вот Иван и вылавливает их, и казнит, а шумят, будто они в Литву собираются. Ты покажешься, Иван наверное поверит и возликует, а Малюта потихоньку придушит тебя — ему не привыкать. И не станет помехи вылавливать противников, гоняясь за Извергом! Так что придумай что-нибудь другое.