Резко ударяю по лицу и сразу выхватываю его гранату с уже отстегнутым рычагом спуска. Из соседней комнаты слышны шаги, и я швыряю гранату туда, а сам уклоняюсь от еще одного выстрела. Проклятие, а они быстро перезаряжаются, чуть больше пары секунд. Болт пролетает мимо, и я, наконец схватив противника за подбородок, резко дергаю в сторону, сворачивая глотку. Сзади рванул взрыв, а в комнату через другую дверь вбежали еще трое. Биджу! Их вроде меньше было, или я плохо считал? Отпускаю тело уходя в ускорение. Три болта уходят в пустоту, а я уже оказываюсь рядом с противниками.

Выхватив керамбит, втыкаю его в колено первому, завожу под кость и резко поднимаю его ногу вверх. Одним движением делаю подножку под вторую ногу и ей же, продолжая хитрый прием, с силой пинаю в живот, кидая тело на другого воина. Ближайший ко мне отбрасывает арбалет, хватаясь за нож и пытается нанести удар. Своей правой рукой отвожу удар вверх, а левой бью локтем в подмышку, сразу разгибая руку и заводя ладонь за голову противника, чтобы рывком потянуть ее вниз, на встречу с коленом. Удар сопровождается неприятным хрустом. Дергаюсь в сторону, уклоняясь от пущенного последним противником болта, и выбрасываю в него пару сюрикенов. Пользуясь короткой заминкой, сближаюсь, слегка подпрыгивая и ударяя коленом в грудь, вкладывая не только силу но и инерцию прыжка. Противника впечатывает в стену, и я, продолжая двигаться вперед по инерции, припечатываю ударом локтя в шею. Слабенькая защита не срабатывает, позвонки ломаются мгновенно. Противник, в которого я отбросил первого воина, вскакивает, выхватывая гранату. Вот же смертники. Бросок сюрикена с закрепленным тросом. Железка врезается в ладонь, повинуясь мои движениям трос обхватывает пальцы, не давая бросить гранату. Дергаю за трос на себя, едва не вырывая его руку, и, как только он оказывается достаточно близко, с силой пинаю в грудь, придавая направления к дверям, одновременно скидывая трос. Тело улетает в дверной проем вместе с гранатой, и через секунду раздается взрыв.

За спиной слышны хлопки. Оборачиваюсь.

— Очень впечатляет. А эту железку на веревочке ты тоже с НЕГО слизал, а? — Джокер посмеялся, — не боись, я в плагиате обвинять не буду.

Джокер, как Джокер. Разве что броня под плащом смотрелась… Но это уже мелочи.

— Ты отвечаешь на мои вопросы добровольно… Или тебе не понравится то, что я сделаю.

Джокер нахмурился:

— Зануда. Лишу тебя сладкого.

Ну, свою роль он играл отлично. Я сделал шаг вперед, обычный шаг, внимательно наблюдая за противником. Не верю, что у него не осталось фокусов, иначе не стал бы он так просто со мной говорить. А фокусы были. Джокер протянул руку за спину и на что-то нажал.

Биджу!

Мои органы чувств резануло такой болью, что меня едва не стошнило. Рефлекторно снизил чувствительность, пытаясь вернуть контроль над внезапно взбушевавшейся чакрой, но выходило плохо. Хотелось зажмуриться, перестать дышать, заткнуть уши… Но рядом противник, и он убьет меня, стоит ослабить внимание. Проклятие! Как же это больно!

— Оу, вижу, ты сильно завязан на использование чакры, да?

Он шел по кругу, но не подходил близко ко мне.

— Вы все, шиноби, возомнили о себе слишком много. Вы считаете себя выше других. Вы думаете, что способности контролировать чакру делает вас выше всех остальных людей. Но это не так. Я покажу тебе и всем остальным. Это… — он обвел рукой, указывая на город, — все только начало. Я покажу. Стоит вас лишить вашего маленького преимущества, и вы уже не можете ничего.

Он шагнул ко мне, и явно не для того, чтобы обнять. Но, если мне мешает чакра… То я ее заглушу. Момент расслабления, отстраниться, успокоится. Привычные рефлексы, как мы были завязаны на них. Любое движение требует небольшой порции чакры. Наша сила. Но кто сказал, что мы не можем обойтись и без нее. Мир схлопнулся. Свернулся до одной маленькой комнаты. Я видел только то, что видели глаза. Слышал только то, что слышали уши. Когда-то я жил так и только так. И мне хватало.

Он заносит руку для удара, но я успеваю первым. Лезвие керамбита резануло по его запястью. Джокер отстраняется, явно слегка удивленный неожиданным отпором. Ориентироваться на обычные чувства непривычно, контроль над чакрой, а точнее над ее неиспользованием требует много внимания. Но черта с два я так просто сдамся. Делаю шаг вперед, и резко отступаю назад, пропуская его удар перед собой. Следующий удар блокирую левой, правой делая резкий взмах, доставая лезвием по животу и оставляя длинную рану. Сразу выполняю возвратное движение, повторяя удар с целью нанести еще одну рану, но он блокирует. Бью левой по лицу, а на ответный удар его правой руки отвечаю ударом керамбита, оставляющего еще одну глубокую царапину. Наношу удар левой по голове, чтобы дезориентировать, от следующего удара правой он уходит, отступая назад. Рвусь вперед, нанося прямой удар коленом, он пытается блокировать, но врезается спиной в стену, и получается зажатый. Два его удара под ребра приходится терпеть. Бью правой, пытаясь достать клинком, но он блокирует. Однако я перехватываю его руку и все же наношу удар локтем. Затем бью лбом в нос, отчего он ударяется затылком об стену, и возвратным движением режу керамбитом по шее, отчего на меня брызгает кровь.

Отстраняюсь, отхожу назад, едва стоя на ногах. Без чакры даже дышать тяжело, и я с трудом хватаю ртом воздух. Пот заливает глаза, чего раньше просто не было. Без чакры я значительно ограничен, но все равно он мне не противник. Тело Джокера оседает на пол, но кровь перестает течь как-то слишком быстро.

— Знаешь, это было больно, — говорит он, поднимая на меня взгляд.

Он проводит ладонью по горлу, и раны там уже нет.

— Ты же не думал, что я поставлю все на исход кулачного поединка, нет?

Джокер поднимается, доставая свою плеть.

— Игра только начинается, дружок. Правда, все веселье достанется только мне. Что же, тут ничего не поделаешь. Готов, малыш?

* * * * *

Ветер ласково гладил лица и слегка трепал волосы людей, которые вышли на улицу в этот осенний вечер. Одни спешили по делам, кто-то мялся в смятении, и неуверенными шагами шел на встречу с любимым человеком, другие вышли сюда без цели, просто проветриться. А кто-то, как и всегда, работал.

— Живее, живее, — сенсей, читая какую-то книжку, подозрительно напоминавшую чтиво Какаши Хатаке, лениво подгонял медленно собирающих осыпавшиеся листья генинов.

Дети, впахивая уже вторую неделю, давно прокляли свое самоуправство, из-за которого они так влипли. Коварство наказания было в том, что ребята уже вкусили прелесть тренировок под предводительством Като-сенсея, ведь от них всегда был результат. Ощутимый результат. И тут — до зубной боли монотонная работа, с которой справится обычный дворник.

— Ну сееенсеей… — протянула Футабе, состроив жалобную мордашку. Инахо с Рьюго замерли, сраженные наповал, но на чунина это не произвело ровно никакого эффекта. Видимого, во всяком случае. Хотя, Инахо, кажется, заметил на его лице тень заинтересованности, когда малышка Фу собирала опавшее золото леса, старательно виляя попой. Может, и не зря старалась. Уж ее напарники точно не в обиде, хе-хе… Правда, с куда большим и куда менее скрываемым интересом сенсей косился на молодых девушек, иногда проходивших мимо. Всего скорее, на Футабе он смотрел только… в очень далекой перспективе.

— Пф-ф. — протянул пристроившийся на дереве надзиратель. Посмотрев на просящие лица учеников, а потом бросив быстрый взгляд на солнце, он ухмыльнулся, сжалившись, — Сегодня вы уже достаточно отработали.

— Арига-ато!!! — раздавшийся синхронный вопль радости свалил сенсея с ветки, но тот успел зацепиться чакрой на ступнях и, перевернувшись, повис вверх ногами. Инахо, да и Рьюго, давно заметили, что у сенсея превосходный слух, и не только слух. Их шепотки он слышал с сотни шагов в ветреный день и при наличие прохожих, так же о чем-то разговаривавших. Виду не подавал, но слышал. Даже для шиноби это очень сильно.