Гали Орманов 351 НЕЗАБЫВАЕМЫЙ ДЕНЬ Мы в город, едва различимый вдали, шагая с трудом, наконец-то вошли, как словно бы тот сирота-верблюжонок, что еле плетется в дорожной пыли. Нестройно по теплым с утра мостовым мы шли босиком за вожатым своим, прохожие сразу же нас понимали по грязным рубахам и шапкам худым. В том доме, куда привели сорванцов, ютилось немало таких же мальцов, и вскоре уже на дворе мы шумели, все в белых рубашках, как стайка птенцов. Я в первый же день, беззащитен и мал, впервые лицо Ильича увидал, почувствовал в нем доброту и защиту и сразу сильней и уверенней стал. Он прямо глядел на меня, как живой, дыша теплотой и светясь добротой. И, солнцем улыбки его согреваясь, забыл я, что был до сих пор сиротой. <1958> 355. ПЛАЧУЩАЯ ДЕВУШКА Два тюка на верблюде, путь дымится песком. Едет девушка в люди, в незнакомый ей дом. Едет, бедная, грустно, мысли душу когтят, слезы — крупные бусы — на ресницах блестят. «Ах, невеста-бедняжка, видно, ей тяжело!.. Не воротится пташка под родное крыло». Много праздных советов раздается в пути: «От дороги от этой никому не уйти…» Все ее по дороге утешают кругом: «Будешь жить без тревоги за таким богачом!» Но она в огорченье слезы льет второпях,— что ей в тех утешеньях, что ей в этих словах? Что ей скот и халаты, если страшен навек тот чужой, бородатый, дряхлый тот человек?! <1958> 356. ПЯТИДЕСЯТИЛЕТИЕ Полвека я не без труда уже прошел путем крутым, но для народа навсегда хочу остаться молодым. Пускай приметна седина — примет я этих не боюсь: ведь для тебя, моя страна, я только сыном остаюсь. И твердо знаю, что и впредь, крепя союз безмолвный наш, ты не позволишь мне стареть, душой погаснуть мне не дашь. Я у тебя еще в долгу. Служить тебе я жизнью рад. Быть лежебокой не могу, хоть мне уже и пятьдесят. Пусть не иссякнут никогда любовь и труд — всё, чем горжусь. Я, словно мальчик, сквозь года к тебе, как к матери, тянусь. <1958> Халижан Бекхожин 357. ГОЛОС РОССИИ Когда еще был я мальчишкой вихрастым, любви и поэзии вовсе не знал, дыша учащенно и радостно, часто верхом по степи я, как ветер, скакал. Однажды в ту пору, в то давнее время, костер я увидел в родимых краях и вдруг услыхал, придержав свое стремя, как пел о любви седовласый казах. Откуда пришла, появилась откуда ты, русская песня, в безбрежье степей? Письмо русской девушки — это ль не чудо! поет по-казахски степной соловей. Глаза старика застилались туманом, мерцали волшебные вспышки огня, и женщина с именем русским Татьяна — любовь и стихи — покорила меня. С тех пор эта песня не раз мне звучала, и слышало радостно ухо мое, как эхом весенняя степь повторяла протяжные, нежные строки ее. Слыхал я, как пели с волненьем глубоким в колхозных аулах, в счастливом краю джигиты степей для подруг чернооких посланье Татьяны, как песню свою. Я знаю, как в пору цветенья ромашки, в ту пору, когда зацветает трава, влюбляются вслед за Татьяной казашки и шепчут ее золотые слова. Абай наш, мы трижды тебе благодарны за то, что ты русское слово любил и щедрой рукою, как свет лучезарный, поэзию Пушкина нам подарил. Наш Пушкин! Еще в те далекие годы, когда нас в оковах держал произвол, ты с песней любви и стихами свободы в казахскую степь, словно к братьям, пришел. Народ мой тебя с восхищением слушал: ты мыслью казахскую мысль разбудил, ты русское сердце и русскую душу, как двери в свой дом, перед нами раскрыл. Нет равного Пушкину в мире поэта и песен, которые так бы цвели, как нету на свете прекраснее этой, родившей нам Пушкина, русской земли. <1949> Джубан Мулдагалиев 358. МАЛЫЙ ТУРКСИБ (Поэма) Сегодня исполнилось мне тридцать шесть. Не хочется мне в самохвальщики лезть, но нашей Республики быть одногодком — большая удача, немалая честь. Не зря для меня эти годы прошли: они не растаяли где-то вдали, они раскрывались, подобно тюльпанам, как дети большого семейства, росли. Я сути своей биографии рад. Пусть зрелые песни сегодня звучат — всю жизнь вспоминая, их честно слагаю, как бывший юнец и бывалый солдат. В степи я родился, в степи подрастал, в степи из ребенка мальчишкою стал — на палке своей, оседлав ее лихо, по пояс в цветах, словно всадник, скакал. Я знал твою землю, раздольный мой край, учился красотам твоим невзначай. Но были совсем неизвестны мне в детстве ни пламенный Пушкин, ни мудрый Абай. Минувшее детство я вспомнить готов как детство снегов и как детство цветов,— ведь некому было дарить мне в ту пору крылатых машин, заводных поездов. А впрочем, мы вправе сказать без стыда: их нашей стране не хватало тогда — не много летало вверху самолетов, не часто ходили внизу поезда. В те годы лишений и классовых битв был Павлик Морозов врагами убит. Недаром, как мать, это детское имя доныне страна с уваженьем хранит. Мой край небогатый стал краем стальным, бегут эшелоны один за другим. Прими же, Республика, эту поэму, как малую дань достиженьям твоим. |
