214. ВОРОБЫШЕК До Двадцатого до съезда жили мы по простоте — безо всякого отъезда в дальнем городе Инте. Там ни дерева, ни тени, ни песка на берегу — только снежные олени да собаки на снегу. Но однажды в то окошко, за которым я сидел, по наитью и оплошке воробьишка залетел. Небольшая птаха эта, неказиста, весела (есть народная примета), мне свободу принесла. Благодарный честно, крепко, спозаранку или днем я с тех пор снимаю кепку перед каждым воробьем. Верю глупо и упрямо, с наслажденьем правоты, что повсюду тот же самый воробьишка из Инты. Позабылось быстро горе, я его не берегу, а сижу на Черном море, на апрельском берегу… Но и здесь, как будто дома,— не поверишь, так убей! — скачет старый мой знакомый, приполярный воробей. Бойко скачет по дорожке, славословий не поет и мои — ответно — крошки по-достойному клюет. 1966 215. ХАШИ В БАТУМИ Безрассудно, словно дети, — что нам резкий поворот? — на вершину на рассвете Заурбек меня везет. Из тумана гор не видно, но на кухне у огня здесь уже сидят солидно грузчики и шоферня. На вершине спозаранку, как бы солнечный восход, мне одна официантка миску круглую несет. Не кондитеров изделья, не диетные супы, а духана рукоделье с крепким привкусом толпы. По моей гражданской воле — не дрожи, моя рука! — сам я сыплю много соли и побольше чеснока. Съел я ложкой миску хаши, возвратился и уснул. Словно из народной чаши по-приятельски хлебнул. 1966 216. АННА АХМАТОВА Не позабылося покуда и, надо думать, навсегда, как мы встречали Вас оттуда и провожали Вас туда. Ведь с Вами связаны жестоко людей ушедших имена: от императора до Блока, от Пушкина до Кузмина. Мы ровно в полдень были в сборе совсем не в клубе городском, а в том Большом морском соборе, задуманном еще Петром. И все стояли виновато и непривычно вдоль икон — без полномочий делегаты от старых питерских сторон. По завещанью, как по визе, гудя на весь лампадный зал, сам протодьякон в светлой ризе Вам отпущенье возглашал. Он отпускал Вам перед богом все прегрешенья и грехи, хоть было их не так уж много: одни поэмы да стихи. 1966 217. ЭЛЕГИЧЕСКОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Вам не случалось ли влюбляться — мне просто грустно, если нет,— когда вам было чуть не двадцать, а ей почти что сорок лет? А если уж такое было, ты ни за что не позабыл, как торопясь она любила и ты без памяти любил. Когда же мы переставали искать у них ответный взгляд, они нас молча отпускали без возвращения назад. И вот вчера, угрюмо, сухо войдя в какой-то малый зал, я безнадежную старуху средь юных женщин увидал. И вдруг, хоть это в давнем стиле, средь суеты и красоты меня, как громом, оглушили полузабытые черты. И к вам идя сквозь шум базарный, как на угасшую зарю, я наклоняюсь благодарно и ничего не говорю, лишь с наслаждением и мукой, забыв печали и дела, целую старческую руку, что белой ручкою была. 1966 218. НАДПИСЬ НА «ИСТОРИИ РОССИИ» СОЛОВЬЕВА История не терпит суесловья, трудна ее народная стезя. Ее страницы, залитые кровью, нельзя любить бездумною любовью и не любить без памяти нельзя. 1966 219. ГОСУДАРСТВЕННЫЙ МОСТ Не глядя в небо голубое, не наблюдая красоту, стоим — по пропуску — с тобою на Государственном мосту. Под нами медленно струится и поперек и вдоль реки одна державная граница земле и небу вопреки. Тебе, понятно, не до позы, совсем тебе не просто тут. И только слезы, только слезы вдоль щек невидимо текут. Ты их стираешь кулаками. Твоя родная сторона и пулеметом и штыками на две страны разделена. И прячу я глаза косые. Ведь так же трудно было б мне, когда бы часть моей России в чужой лежала стороне. Хотя ты ближе стал отныне, я праздных слов не изреку. …Весенней ночью на машине мы возвращаемся в Баку. 1966 |