122. ТОВАРИЩ КОМСОМОЛ В папахе и обмотках на съезд на первый шел решительной походкой российский комсомол. Его не повернули, истраченные зря, ни шашки и ни пули того офицерья. О том, как он шагает, свою винтовку сжав, доныне вспоминают четырнадцать держав. Лобастый и плечистый, от съезда к съезду шел дорогой коммунистов рабочий комсомол. Он только правду резал, одну ее он знал. Ночной кулак обрезом его не задержал. Он шел не на потеху в победном кумаче, и нэпман не объехал его на лихаче. С нелегкой той дороги, с любимой той земли в сторонку лжепророки его не увели. Ему бывало плохо, но он, упрям и зол, не ахал и не охал, товарищ комсомол. Ему бывало трудно — он воевал со злом не тихо, не подспудно, а именно трудом. Тогда еще бездомный, с потрескавшимся ртом, сперва он ставил домны, а домики — потом. По правилам науки крестьянско-заводской его пропахли руки железом и землей. Веселый и безусый, по самой сути свой, пришелся он по вкусу Отчизне трудовой. 1958 123. ВОСПОМИНАНЬЕ Любил я утром раньше всех зимой войти под крышу эту, когда еще ударный цех чуть освещен дежурным светом. Когда под тихой кровлей той всё, от пролета до пролета, спокойно дышит чистотой и ожиданием работы. В твоем углу, машинный зал, склонившись над тетрадкой в клетку, я безыскусно воспевал России нашей пятилетку. Но вот, отряхивая снег, всё нарастая постепенно, в платках и шапках в длинный цех входила утренняя смена. Я резал и строгал металл, запомнив мастера уроки, и неотвязно повторял свои предутренние строки. И многие из этих строк еще безвестного поэта печатал старый «Огонек» средь информаций и портретов. Журнал был тоньше и бедней, но, путь страны припоминая, подшивку тех далеких дней я с гордой нежностью листаю. В те дни в заводской стороне, у проходной, вблизи столовой, встречаться муза стала мне в своей юнгштурмовке суровой. Она дышала горячо и шла вперед без передышки с лопатой, взятой на плечо, и «Политграмотой» под мышкой. Она в решающей борьбе, о тонкостях заботясь мало, хрипела в радиотрубе, агитплакаты малевала. Рукою властной паренька она манила за собою, и красный цвет ее платка стал с той поры моей судьбою. 1958 124. «Немало раз уже, сдается…»
Немало раз уже, сдается, еще в далекой старине случались встречи у колодца весенним днем, наедине. Нередко парни в самом деле (недалеко тут до беды) по-настоящему хмелели от той колодезной воды. Они отчаянно влюблялись, и, безусловно, не всегда, но часто свадьбами кончались те встречи в прежние года. Предполагать мы можем смело, как говорят, сомнений нет: она ничуть не послабела — вода в колодцах наших лет. 1958 125. РАЗГОВОР О ГЛАВНОМ В разговоре о главном не совру ничего… Я приметил недавно паренька одного. Наш по самой по сути и повадке своей, он стоял на распутье возле школьных дверей. Для него в самом деле эти дни не легки: навсегда отзвенели в коридорах звонки. От учебы от школьной ты шагай, дорогой, не дорожкой окольной, а дорогой прямой. В институтах науки, на заводах страны эти сильные руки до зарезу нужны. Но замечу попутно, ничего не тая: не насчет институтов агитирую я. Говорю без сомнений и без всяких обид: там таких заявлений много тысяч лежит. Мне хотелось бы, чтобы из оконченных школ на иную учебу ты, товарищ, пошел. Я бы сам из-за парты, слыша времени гул, с наслажденьем, с азартом на работу шагнул. Нету лучшего сроду, чем под небом большим дым советских заводов — нашей родины дым. В том семействе могучем всем бы надо побыть: и работе обучат, и научат, как жить. Не на танцах нарядных жажду встречи с тобой, а в шахтерской нарядной, в заводской проходной. Мне хотелось бы очень — заявляю, любя, чтобы люди рабочим называли тебя. Это в паспорт твой впишут, в комсомольский билет. Как мы думаем, выше просто звания нет. 1958 |
