76. ПАМЯТНИК Приснилось мне, что я чугунным стал. Мне двигаться мешает пьедестал. Рука моя трудна мне и темна, и сердце у меня из чугуна. В сознании, как в ящике, подряд чугунные метафоры лежат. И я слежу за чередою дней из-под чугунных сдвинутых бровей. Вокруг меня деревья все пусты, на них еще не выросли листы. У ног моих на корточках с утра самозабвенно лазит детвора, а вечером, придя под монумент, толкует о бессмертии студент. Когда взойдет над городом звезда, однажды ночью ты придешь сюда. Всё тот же лоб, всё тот же синий взгляд, всё тот же рот, что много лет назад. Как поздний свет из темного окна, я на тебя гляжу из чугуна. Недаром ведь торжественный металл мое лицо и руки повторял. Недаром скульптор в статую вложил всё, что я значил и зачем я жил. И я сойду с блестящей высоты на землю ту, где обитаешь ты. Приближусь прямо к счастью своему, рукой чугунной тихо обниму. На выпуклые грозные глаза вдруг набежит чугунная слеза. И ты услышишь в парке под Москвой чугунный голос, нежный голос мой. 1946 77. ДВА ПЕВЦА Были давно два певца у нас: голос свирели и трубный глас. Хитро зрачок голубой блестит — всех одурманит и всех прельстит. Громко открыт беспощадный рот — всех отвоюет и всё сметет. Весело в зале гудят слова. Свесилась бедная голова. Легкий шажок и широкий шаг. И над обоими красный флаг. Над Ленинградом метет метель. В номере темном молчит свирель. В окнах московских блестит апрель. Пуля нагана попала в цель. Тускло и страшно блестит глазет. Кровью намокли листы газет. …Беленький томик лениво взять — между страниц золотая прядь. Между прелестных нежнейших строк грустно лежит голубой цветок. Благоговея, открыть тома — между обложками свет и тьма, вихрь революции, гул труда, волны, созвездия, города. …Все мы окончимся, все уйдем зимним или весенним днем. Но не хочу я ни женских слез, ни на виньетке одних берез. Бог моей жизни, вручи мне медь, дай мне веселие прогреметь. Дай мне отвагу, трубу, поход, песней победной наполни рот. Посох пророческий мне вручи, слову и действию научи. 1946 78. ПЛЕННЫЙ НЕМЕЦ Длиннорукий, худой, без ремня, пленный немец глядит на меня. Он от нашего ветра озяб и от нашего снега ослаб. Атлантический выстроил вал, а от нашей лопаты устал. Видно, нету земли тяжелей, чем земля подмосковных полей. Ты веревку и пулю принес в царство песен и братство берез. Ты пришел сюда княжить, солдат, да испортился твой автомат. Оторвались нашивки в боях, потерялись медали в снегах. И знамена немецкой страны у Кремлевской упали стены. 1946 79. ВОСПОМИНАНИЕ. 1941 Гаснет электричество в окне, затихает музыка и пенье. Вспоминает город в тишине дату своего освобожденья. В наших отвоеванных домах матери благословляют снова снег и кровь на блещущих клинках всадников из корпуса Белова. Я в стихе, как в сердце, берегу силуэты конников в снегу, на морозном поле площадей легкие копыта лошадей, на широких улицах больших речь освободителей твоих. Девушки Сталиногорска в книжки вписывают ваши имена, и влюбленно держатся мальчишки за своих героев стремена. Мчатся кони в солнечном просторе — конники проносят по фронтам смерть и горе гитлеровской своре, жизнь и славу нашим городам. 1946 |
