С ЛЕЗГИНСКОГО Сулейман Стальский 378. ПРИМУС Тебе, наш гость, во всех краях слова привета говорят. Стоит в углу на трех ногах в папахе света аппарат. От спички он огонь берет, он керосин пудами жрет. И, как по морю пароход, идет по свету аппарат. Дороден, важен, знаменит, во тьме он греет и блестит. Разбейте лампы! Пусть горит зимой и летом аппарат. Прельщает пеньем соловей, петух царит в семье своей. Тебе подобных меж вещей, конечно, нету, аппарат. Тебя недавно в наш аул привез чеканщик Тевекул. С тех пор живет твой дивный гул в душе поэта, аппарат. Тебя зажжешь, потом уснешь, а ты варить не устаешь. Ах, с колесом фортуны схож по всем приметам аппарат! Не задирай, однако, нос, хоть Сулейман тебя вознес, но это не совсем всерьез, в стихах воспетый аппарат. <1948> 379. НА ЖИВОТНОВОДЧЕСКОЙ ВЫСТАВКЕ
Затем правдивым я слыву, Что слова в жизни не солгал. В цветами убранном хлеву Я всё на выставке видал. Не рассказать за сто минут О том, что там смотреть дают. Телят, огромных, как верблюд, Я сам на выставке видал. Ягнята, видно, норовят По весу перегнать телят: Тулупы их по швам трещат, Я сам на выставке видал. Красивых, словно пенье птиц, Как желтый сноп в руках у жниц, Золотогривых кобылиц Я сам на выставке видал. Богата жизнь у нас в стране, Полдневный свет у нас в окне, То, что вы видели во сне, Я сам на выставке видал. Народ с певца не сводит глаз: «Спой, Сулейман, еще хоть раз! Тебе мы верим: свой рассказ Ты сам на выставке видал». <1951> С ЯКУТСКОГО Семен Данилов 380. ДЕТИ На влажном побережье Нила, в арабской дальней стороне, всё непривычно-странным было, всё показалось чуждым мне. Тут солнце светит по-иному и ветер не такой, как дома. Я увидал не в старой книге, а ощутимо, наяву чужие тяжкие мотыги, чужие листья и траву. Течет тут время по-иному, неторопливо, незнакомо. Вдоль глинобитных низких зданий идут поспешно по жаре мужчины в длинных одеяньях и жены тайные в чадре. Здесь всё совсем не так, как дома, всё необычно, незнакомо. Здесь всё в ином проходит свете, но ранним утром в школьный класс спешат нестриженые дети, совсем такие, как у нас. Она такая же до боли, ребячья шумная орда, какую я в якутской школе учил в недавние года. <1963> С АБХАЗСКОГО Иван Тарба 381. ЗЕМЛЯ Я — житель волн и житель скал, сын милой горной стороны. Я много ездил и видал мир весь почти — со стороны. Опять по глобусу гоню, опять кручу его — крути! А в сердце бережно храню всё, что увиделось в пути. Мы все по-разному живем на этой маленькой земле: и на просторе полевом, и в птичьих гнездах на скале. Умом и сердцем не пойму, никак не объяснят умы, как все они разъяли тьму и лишь едва коснулись тьмы. Куда с высот ни поглядишь, увидишь сразу в немоте дома без окон и без крыш и небоскребы в темноте. Но время все-таки не спит, готовя новогодний стол, земля пылает и кипит, как утром праздничный котел. <1968> 382. «Как в незаконченной поэме…» Как в незаконченной поэме, живут младенец и старик, звучат в одно и то же время предсмертный вздох и первый крик. Века проходят величаво над полем справедливых битв, а тот, кто бредил вечной славой, в чужой земле безвестно спит. Все мы заметили воочью и все приучены давно, что вслед за уходящей ночью рассвет торопится в окно. Роняя свой убор зеленый, могучий дуб, меняя вид, потерянно и оголенно на зябком зареве стоит. <1968> |
