9 Рыданья, боль, тоска… Под сапогом германца рабочий изнурен и стонет селянин… А день гудит, встает в пылающих багрянцах, — то с севера идут, поднявшись, как один… В степях железный дух… Стяг красных армий гордый простер свое крыло на север, на восток… И таяли, как дым, петлюровские орды, и таял без следа немецкий злой поток. Ведь понял селянин, и протянул он руки рабочим наций всех, что помогли в бою, и под тополий шум, под пушечные звуки он обнял навсегда Советов власть свою. 10 Зачем же буйный Дон, нагайками известный, которых не забыть рабочим никогда, волнуется, гудит, поет чужие песни, и пьяный генерал несет войну сюда? И города в крови, в отчаянье кричали, и падали мосты — чем ближе до Москвы… Белогвардейцы всё своим огнем сметали, погромы и гробы — следы их таковы. Под Брянском дым и кровь… И в тыл к нам вражьи рейды… От выстрелов бегут огни, огни, огни… И плакали без слов поры осенней флейты, и горькая полынь венчала эти дни… Буденный, где ты, где?.. Уже твои отряды вздымают пики ввысь, в свод неба голубой… Так РСФСР летит во тьму снарядом, чтоб дать буржуям бой, последний страшный бой… Удары под Орлом. И в страхе — белых банды, они бегут на юг, бросая стяги в прах… Звенели черепа, и с бурею команды в затылки злым панам летели дым и страх. О, кто ж там на коне, где пыль и эскадроны? Под шапкой не видать лица издалека… И верить я хочу, что упадут короны и землю обновит Свобода на века. А море (как тогда!) с пахучим теплым звоном, как чайка в час беды, бьет в желтый берег вдруг, как бы звенят вдали без счета камероны и от продольна вновь — тяжелый сладкий дух… В каких тогда очах огни Афин сверкали и грезил Диоген о солнечных веках? Провидел ли тогда он Коминтерна дали, и мог ли он мечтать о радиовеках? На теплых бурьянах не сын к отцу стал строже (о классовой борьбе еще не всякий знал), — Одесса и Херсон, за ними Запорожье, сплетая песен гнев, услышали сигнал… Над морем синий парк. Луна блуждает в травах. В заливе корабли — как чайки на пути… И на воде дрожит среди дорог кровавых тот бесконечный путь, куда нам всем идти… То глянул сквозь века прожектор с полуночи, и хмуро шелестят знамена грозных дней, как будто рассказать до боли кто-то хочет о крови, что на них горит всё горячей… По улицам в ночи бродила там Оксана, ей отсветы луны — как память свежих ран, и словно шла она от поцелуев пьяно за реющей мечтой на заревой туман… 11 Пусть с запада летит стервятник одноглавый, — ему не проглотить советского герба, ведь захлебнется он в своей крови без славы и упадет в дыму — презренная судьба… Несется шляхты клич: «От можа и до можа», [30] — и жовниров ряды идут путем степным… И виснет без конца над Киевом тревожным разорванным рядном зеленый тяжкий дым… И вновь набата зов. В легендах эшелоны, и синей дали край надеждою зацвел… С Кубани в помощь нам идет Семен Буденный, и радостно шумит непокоренный дол. Один удар — и фронт, железный фронт прорвали… Нет, не поможет им французский маршал Фош. И крики без конца до Праги долетали, как ветер долетал: «Даешь! Даешь! Даешь!» И видели полки: притихла крепость Гродно, и стены Осовца дрожат в смятенье злом… Но откатился вновь великий гнев народный, как будто на степях грозы далекий гром… Не скоро пан-орел свои залечит раны, не даст спокойно спать панам варшавским страх, лишь глянут на восток — пылает сквозь туманы «республики рабов» непобедимый стяг… И армии пошли к воротам Перекопа, где Врангеля орда, как дикой ночи тень, где виноград цветет и где в стальных окопах враги из батарей стреляли в алый день… Гудит, гудит, гудит по селам и заводам горячий долгий крик: «Товарищ, на коня!» А где-то над Донцом печально осень бродит и волн голубизна задумалась, звеня. В тот день, когда снега долины грудь укрыли и ветер без конца шумел над Сивашом, орудия врагов в агонии забили и небо осветил пожар сплошным огнем… О, тяжкий, долгий день… И десять тысяч сразу сожрал последний штурм… О, тяжкий, долгий день! И вот погони гром, то гонят, как заразу, белогвардейский сброд вдоль вставших деревень… О Перекоп мой, ты — проклятый и любимый!.. Теперь ты красным стал. Но бой здесь был таков, что многим не видать теперь заводов дымы и уж не услыхать мелодии гудков… Не плачут журавли, не мчатся эшелоны. О, голубой мой звон путей в иную новь!.. Где отгудел простор, там ветер утомленный, задумалась трава и дымом пахнет кровь… вернуться От моря и до моря (польск.). — Ред. |
