Снова я на содовом заводе
над Донцом сияньем озарен.
И гудок печаль свою заводит,
в синей дали тонет сонный звон.
У мужчин в раздумьях лица буры,
разве снилось им во глуби лет:
у Миколы-пьяницы Сосюры
будет сын известнейший поэт.
На курган гляжу в степи ковыльной,
там отца дорога не видна,
потому что кабаки закрыли
и отец мой умер без вина.
Мой отец! Отравленным Икаром
ты погиб в своем родном краю.
Будь ты жив, сейчас я гонораром
оплатил бы «горькую» твою.
Над Донцом упал я на колени,
всё в слезах горит лицо мое…
Но молчит земля, сгущая тени,
мертвецов она не отдает.
Жизнь, ты реешь призраком над нами!
Все пути черны — на гати гать…
Я иду, а рельсы под ногами
о минувшем не хотят молчать.
Я пошел за звонами восстанья…
Только снилось иногда во сне:
…тот Бахмут… весна… в саду гулянье…
В белом вся идет она ко мне…
Я мечтал о девушке войну всю,
взор ее сиял среди огня…
А когда я из огня вернулся,
вышла замуж девушка моя.
Как ребенок, я живу в смятенье,
рвет чахотка горло мне и грудь.
Бросил бы писать стихотворенья,
только бы любовь свою вернуть.
А вверху вагончики качает,
точно их глотает вышина.
В сини даль молчит, полна печали,
не вернет мне юности она.
Ой, кричат гудки по всей округе:
«На работу! Слышите! Пора!»
Поженились парни и подруги,
и парнями стала детвора.
Ну чего хочу я, что пророчу,
потерял кого на рудниках?..
Для других сияет месяц ночью,
смех звучит на молодых губах.
К ним придет акация цветами,
и заря протянет им мечи.
У меня ж морщины под глазами,
и не сплю от кашля я в ночи.
На колени б стать в дорожной глине.
Только нет… Стесняюсь я людей.
Жить нам по партийной дисциплине,
жить в борьбе за каждый новый день.
Поднимусь над грязью, скукой, пылью.
Всё растет и вянет, как цветок.
Помню я, как старики твердили:
«Для всего свой час, пора и срок».
Кто домой идет, а кто на смену,
где-нибудь я утону в бою,
но ремнем военным неизменно
затяну я талию свою.
Вновь завода раздается голос,
даже неба вздрагивает гать.
Скоро я закончу райпартшколу
и тогда не буду унывать.
<1927>
Занавесила хмарь поднебесье,
дождик льется на крыши села…
Как сложить бы такую мне песню,
чтоб правдивой была?
Ритмы скорбные мне надоели,
ой вы, степи, леса!
Как мне струны настроить, чтоб пели
в них иные совсем голоса?..
Вербы сонные… нежности слово…
Синий месяц на зеркале вод…
Там гудки заливаются снова —
отозвался завод.
Не пойду я по стежке до тына
и не гляну я в сторону ту,
где под ветром склонилась калина,
о былом затаивши мечту…
Что-то шепчет… Довольно печали.
Будут песни другие, не те.
Золотинки в глазах заблистали —
сердце отдал я нашей мечте.
Ветер вьется и мечется в поле.
Больше, песня моя, не рыдай.
Украина, родная до боли,
заревой революции край!
<1927>
