49. ГРОЗА © Перевод Н. Полякова Я читал тебе стихи мои, не стерпев, я разрыдался бурно. Ты смотрела грустно и лазурно, как я руки заломил свои. Ты исчезла. Я рыдал так полно, позабыв о радости земной… Сквозь рыданья слышал я невольно, как и ты рыдала за стеной. <1928> 50. ДЕВУШКА НА ПЕРЕКРЕСТКЕ © Перевод Н. Банников 1 В час, когда заснет вечерний город и погаснут облака вдали, слышен листьев падающих шорох на ладонях стихнувшей земли. Шелест крыльев журавлиной стаи с высоты доносится ко мне, и клубятся думы мои, тая, словно ветви в синей тишине. И душа не тянется к родному, к дальнему, где детство протекло, — чудится, по полю голубому гостем лишь ходить мне на село… Слышны паровозов отголоски, рев моторов в небе надо мной… К девушке на дальнем перекрестке я пойду по гулкой мостовой. У дверей ЦК моя кохана в милицейской форме на посту. Сердце замирает — только гляну на ее земную красоту. Нежная, как роза молодая, тонким станом — тополю под стать. И за что она меня, такая, полюбила — век не разгадать! Вся она — как свет зари горячей, как дыханье утренних цветов. Я ж, сдается, буднично невзрачен — с картуза до сбитых каблуков… Сердце мое звезды торопили, воздух был пьянящим, как вино… Я пришел. Ее давно сменили. Из ЦК светило нам окно. «Ты пришел?» — Она тугою грудью крепко прижимается ко мне… …Синий жар… осеннее безлюдье… тихий смех журчит в голубизне… И опять, бессильный, не могу я рассказать про сына и семью… Губы в губы — жаром поцелуя волю отняла она мою. Долог поцелуй, а перерывы коротки, — и нежные слова, с губ ее слетая торопливо, шелестят, как в сумраке листва… Мы идем, и льется голос близкий, открывая мне за годом год,— как она училась гимназисткой, как ходила в Венгрию в поход. И слова в давным-давно знакомом расцвели тюльпанами в былом — как она любила военкома, как ее покинул военком. В лад с моими мыслями, тревожно хочется глазам ее спросить: «Ну, скажи, теперь нам невозможно друг от друга что-то утаить?» Я решил: «Последнее свиданье…» Ночь смолчала — полная цветов… О любовь, о радости молчанья, дрожь руки, понятная без слов! 2 И сегодня, узел разрубая, я сказал ей правду о жене… Плакал ветер. Астры, пригибаясь, с травами шептались обо мне. Хмурый запад в облачных завалах растерял свой вылинявший цвет. Ничего тогда ты не сказала, только долго мне глядела вслед. С этих пор я высох от кручины. И всегда щемит меня тоска, как увижу грустную дивчину на посту у здания ЦК. Что ж, прощай… Такая наша доля. Сердце сбережет мою весну… Буду помнить синий ветер в поле, Золотых волос твоих волну… Только прикоснусь к такому чуду — захлестнет меня хмельная синь… Я тебя вовеки не забуду, хоть всегда со мной жена и сын. 1928 51. В МАРЕВЕ
© Перевод В. Цвелёв Путь в мечту, как в марево, память без границ: там дрожит, колеблется тень густых ресниц. Прежний синий милый взор там блестит, маня… Золотые кудри!.. Искорка моя!.. Там, где к звездам жерлами труб высоких хор, где крестами тусклыми молится собор, где Бахмутка-речка под мостом шумит, на знакомой улице тихий дом стоит. Подойду к крыльцу я, полон прежних дум, и умолкнет явора переливный шум… Где в постели милая спит давным-давно, подойду и месяцем загляну в окно… Сколько дней, ведь годы я о ней мечтал, вот лица чуть виден дорогой овал.. Спит… сквозь стены сердцу сердце не вспугнуть… Лишь сорочки вышивку поднимает грудь, из-под одеяла, так стройна, тонка, лилией цветущей свесилась рука. А на щеках матовых — мой горячий взгляд, и ресницы тенями грустными дрожат. Пробудилась, дрогнула, белою рукой, как бывало, тянется милая за мной… Разомкнула губы и зовет она… Нет, то просто ветер плачет у окна… Спит любовь. И сердцу сердце не вспугнуть. И на утро месяц повернул свой путь. Глубже скрыл тоску я, гнев жестокий свой, зашумел, как прежде, явор надо мной… Так шумит и в жилах вечной боли яд… По знакомой улице я иду назад. Там, за синью зданий, стали крик и рев, предо мною тени золотых стволов… Меж деревьев — грустны — месяца края… Золотые кудри! Искорка моя! 1928 |
