— Господи, спасибо. Слава богу, cara. Слава богу, ты жива, — наружу рвется столько отчаяния, что его эхо будто пульсирует в воздухе. Я глажу ее по волосам, сжимаю так крепко, как будто хочу слиться с ней. — Ты жива, ты жива.

Стягиваю футболку с лица на шею и нахожу ее губы. Поцелуй получается грубым, неуклюжим. Столкновение отчаянных губ, жадных языков, дрожащих рук. Я хватаюсь за нее, как утопающий за спасательный круг.

— Лени… — сдавленный всхлип вырывается из моего горла, удивляя меня. Эмоции захлестывают, я не в силах их сдерживать теперь, когда она в моих объятиях. — Я люблю тебя, — шепчу ей в губы. — Люблю тебя. Люблю. Люблю. — Каждое признание сопровождается болезненно крепким поцелуем.

Валентина дрожит в моих руках, но ее голос тверд, когда отвечает, касаясь моих губ: — Я тоже тебя люблю.

И только теперь, прижимая ее к себе, понимаю, какой зверь бушевал во мне, пока ее не было. И как быстро он утих, стоило ей снова оказаться рядом.

Мне ненавистна сама мысль отпустить ее хоть на секунду, но она все еще привязана к стулу. А это я ненавижу больше.

Освобождаю сначала ее лодыжки, затем тянусь к запястьям, и замираю, видя кровь. В ее пальцах зажато лезвие. Веревка на запястьях в одном месте надпилена, она пыталась освободиться сама.

— Храбрая девочка, — шепчу, сжимая ее ладони так, чтобы не задеть кровоточащие раны.

Валентина вырывает руки и со всхлипом бросается мне на шею. Пальцы вцепляются в затылок, ее волосы развеваются и бьются по моему лицу. Она пахнет гарью, пеплом, но под этим чувствую ее настоящий запах, такой знакомый и родной.

— Я думала, что умру, — признается она дрожащим голосом, уткнувшись лицом в мою шею.

Сильнее прижимаю ее к себе, будто хочу вдавить ее в грудь, впитать, спрятать внутри, и пока она у меня в руках, найти путь отсюда.

— Только не на моих, блядь, глазах, — рычу я.

— Я знала, что ты придешь, — всхлипывает она, заливая слезами мою шею. — Знала, что ты придешь за мной. Просто не знала, успеешь ли ты вовремя.

Ее губы находят пульс на моей шее, и она покрывает его горячими поцелуями, поднимаясь к челюсти.

Зверь во мне хочет бить кулаками в грудь от ее слов. Моя девочка знала, что ничто не удержит меня от нее.

— Он недооценил, как отчаянно я хотел добраться до тебя. — Я обхватываю ее затылок и прижимаю губы к волосам. — Идиот.

Я поднимаюсь, держа ее на руках. Она скользит вдоль моего тела, ноги ищут опору.

— Это был Гвидо, — говорит она.

Гнев вспыхивает моментально, мои черты темнеют быстрее, чем дым вокруг нас.

— Я знаю. Где он?

— Не знаю, — качает головой. — Помню только, как он ударил меня. Я потеряла сознание. Когда очнулась, уже была привязана к стулу, а он сбежал.

Раздается жуткий грохот, и дальняя стена начинает рушиться. Пламя появляется из-за нее и тут же разрастается на глазах.

Я срываю мокрую футболку с шеи и привязываю к лицу Валентины так же, как только что носил сам. Ее руки тянутся к ткани, глаза встревоженно смотрят на меня.

— А ты? — спрашивает она сквозь ткань, в приглушенном голосе звучит беспокойство.

— Со мной все будет в порядке. Не волнуйся обо мне, — отвечаю я, сжимая ее ладонь. — Пошли. Мы должны выбираться.

Когда выходим в коридор, она вскрикивает и заслоняет меня своим телом.

Пламя повсюду.

Оно захватило весь конец коридора, заставляя нас углубляться в клуб. У нас нет выбора, кроме как подниматься выше, вглубь здания, которое сгорает у нас под ногами.

Жадный, чудовищный огонь вздымается к потолку. Он требует еще и еще, чтобы поглотить и уничтожить.

Валентина кричит от ужаса. Я смотрю на нее и встречаюсь с ее взглядом, полным паники.

— Ты не должен был приходить за мной! — кричит она.

Отблески пламени вспыхивают в ее глазах. Ореховые радужки сверкают золотом, и кажется, что тоже горят.

— Я вытащу нас отсюда! — перекрикиваю рев огня и шипение воды. — Обещаю!

Валентина

Пожар — это нечто ужасное. Другого слова для этого нет.

Он движется, как волна цунами, которая растет и нависает, прежде чем обрушиться. Только вот в отличие от цунами, огонь надвигается со всех сторон сразу.

У нас нет выбора, мы спотыкаемся, кашляем, но продолжаем идти все глубже внутрь. Мозг кричит, что совершаем ошибку, что сама закапываю себя в могиле. Но я глушу этот голос.

Я следую за Маттео.

Он крепко сжимает мою руку, пока мы бежим по коридору. Глядя на него, не скажешь, что он боится огня. Черты лица сосредоточены, шаг уверенный и быстрый. Но я знаю, если заглянуть внутрь, там бы творилось совсем иное.

Когда впервые пришла в себя, Гвидо метался взад-вперед передо мной. Он вцепился руками в волосы, дергал их, шагал туда-сюда в беспорядочном темпе, как сумасшедший.

Как только заметил, что я очнулась, он остановился передо мной, вытащил кляп и схватил меня за волосы. Я вскрикнула, когда он резко дернул голову назад, выгибая шею.

— Почему ты, блядь, не могла держаться подальше, сука?

— Что ты сделал с Адрианой? — выкрикнула я.

В ответ он ударил меня по лицу. На этот раз я закричала.

— Заткнись, нахуй. Все вы, шлюхи, одинаковые, только и умеете, что пасть раскрывать.

В его руке был мой телефон. Он повернул экран ко мне, и я увидела фотографию. Меня, связанную, без сознания, будто мертва.

Я вполне могла бы сойти за труп.

— Что ты делаешь? — голос сорвался на визг.

— Не стоило втягивать в это Маттео, — прошипел он, голос дрожал от злости. — Он ни о чем не догадывался. А потом появилась ты, и он начал лезть в наши дела, разрушая планы. К. Черту. Все! — заорал он. — И теперь из-за тебя я в бегах.

Потом он начал набирать что-то на моем телефоне. Раздался характерный звук, что сообщение отправлено.

И в жилах застыла кровь.

— Что ты сделал? Пожалуйста, — взмолилась я. — Только не трогай его. Прошу.

Гвидо сжал мой подбородок, так сильно, что услышала щелчок. Острая, пронзительная боль прострелила челюсть.

Я подпрыгнула от механического скрежета.

За ним последовал шипящий звук, и затем между нашими лицами вспыхнуло пламя. Гвидо держал зажигалку, его черты исказились в насмешливой гримасе, когда он уловил панику, промелькнувшую в моих глазах.

— Рокко рассказывал, что Маттео боится огня. Есть в этом что-то поэтичное, не находишь? Он преодолеет свою фобию, чтобы спасти тебя, а в итоге увидит, как ты сгоришь заживо.

Я плюнула ему в лицо.

Плевок попал в щеку, он резко отшатнулся. Мы встретились взглядами, и я прошипела: — Ты чудовище.

Он ударил меня по лицу так, что хрустнула шея. Я застонала и спряталась за волосами.

Кровь собралась во рту, и я ее выплюнула.

— Когда он придет за тобой, шлюха, он тоже умрет. И я хочу, чтобы ты помнила: все это по твоей вине.

На его лице было больное, извращенное наслаждение, в котором не было ничего человеческого. А в моей груди в тот миг зародился ужас, и тошнотворное предчувствие. Затем он вновь засунул кляп в мой рот.

Но я знала, Маттео придет.

Несмотря на огонь и риск умереть. Даже если каждый голос в голове кричал бы ему держаться подальше, он все равно придет.

Я была в этом абсолютно уверена. Потому что знала, что он без колебаний отдал бы свою жизнь за мою.

И теперь он рядом. И именно поэтому мой худший страх сбылся, потому что мы в ловушке.

Он в ловушке.

— Быстрее! — кричит он, оборачиваясь ко мне, пока мы торопливо поднимаемся по лестнице.

На этой площадке уже бушует пламя, но огонь внизу, еще не поднялся по стенам. Пока что.

Мы быстро пробираемся дальше, когда вдруг слышим тихое шипение. Оно не похоже на остальные звуки, и поэтому останавливаемся.

Оглядываемся, ищем источник странного звука.