— Такая тугая, — его хриплый, напыщенный голос разрезает воздух. — Чувствую, что здесь никогда не было члена. Но ты ведь сможешь кончить с пальцем в заднице, правда, cara?

— Вытащи его!

Он медленно вытаскивает палец лишь для того, чтобы тут же резко вогнать обратно. Я вздрагиваю от жгучей боли. Мое тело дергается в такт его грубым толчкам, пока он безжалостно трахает меня пальцем.

— Нет. Ты примешь это, и тебе понравится.

Боль отступает быстрее, чем я ожидала, оставляя после себя обжигающее, но странно приятное тепло, разливающееся изнутри. Ощущение, как его член и палец растягивают меня, слишком сильное.

— Мне не нравится.

Он снова берет меня за горло.

— Тогда почему твоя киска так жадно сжимается вокруг моего члена? — шипит он. — Почему она не перестает сокращаться с тех пор, как я засунул палец в твою задницу?

О боже… Он прав. Судорожные спазмы в моей киски совершенно вышли из-под контроля. Мое тело реагирует на двойное проникновение, в чем даже не могу признаться.

Маттео проворачивает палец, вырывая у меня невольный прерывистый стон.

— Ты чертовки ненасытная, — его пальцы сжимают мою шею, а горячее дыхание обжигает кожу, когда наклоняется ближе. Голос звучит тихо, пропитанный темным предвкушением: — Я буду тренировать эту дырочку, пока она не сможет принять мой член, cara. Однажды ты почувствуешь десять дюймов глубоко в своей заднице. И спорим, тебе это, черт возьми, понравится.

Я содрогаюсь. Не знала, что Маттео окажется таким грязным. В нем все кричит о том, что он хорош в постели — уверенная походка, манера держаться, пронизывающий взгляд, будто видит прямо сквозь одежду. Но я думала, что он будет более чувственным любовником. Не таким требовательным, и уж точно не таким извращенным.

Маттео откидывает мои волосы в сторону и проводит языком по нежной коже на затылке, затем кусает плечо. Сочетание рта, пальца и члена, яростно вгоняемого в меня, закручивает живот в тугой узел мучительного наслаждения. Я натянута, как струна, готовая лопнуть в любой момент.

— Ты вся мокрая, cara, — хрипит мне на ухо, дергая за волосы, заставляя выгибаться дугой. — Кажется, ты уже на грани, да?

Он сгибает палец внутри меня и задевает чувствительное место, от чего я вижу звезды. Дико задыхаюсь, стону громче, чем когда-либо, и когда он жестоко кусает мочку уха, меня накрывает взрывной оргазм. Волны удовольствия сотрясают тело, я извиваюсь на полу, отчаянно ища хоть какое-то трение клитора.

Маттео громко ругается, моя киска сжимает его член. Я вздрагиваю, когда он вытаскивает палец, и вскрикиваю от неожиданного шлепка по заднице.

— Ты чертовски хороша, — рычит он, подчеркивая свои слова глубокими толчками, пока я все еще дрожу в конвульсиях. — Охуенная.

Я обмякла на полу, но он продолжает трахать меня, его собственный оргазм, видимо, еще далеко.

— Можно мне отпустить свою задницу? — слабо спрашиваю я.

Он глухо смеется и обхватывает мою талию.

— Можно.

Я опускаю ладони на пол по обе стороны от головы.

— Такая послушная. Так покорно спрашиваешь разрешения, cara. Я вознагражу тебя за это.

Ахаю, когда его рука скользит вперед и касается ноющего клитора. Даже легчайшее прикосновение теперь почти болезненно, он так набух от желания, будто жаждет присоединиться к этому урагану наслаждения.

Маттео входит в меня с неиссякаемой силой, его бедра звонко шлепаются о мою задницу.

— Еще раз, Валентина, — приказывает он.

Зажимает клитор большим и указательным пальцем, и я кончаю с хриплым воплем, вцепляясь в ковер, пока все тело сотрясается в экстазе.

Когда прихожу в себя, Маттео все еще неистово движется во мне, его толчки такие же мощные.

Я не могу вымолвить ни слова, иначе спросила бы, откуда у него столько сил. Он шлепает меня по заднице, дергает за волосы и хрипло шепчет на ухо грязные слова, пока снова не оказываюсь на грани.

— Кончай, Валентина, — рычит Маттео. — Дай мне еще один оргазм. Хочу чувствовать, как эта тугая киска сжимает мой член.

Кажется, он может управлять моим телом лишь словами. Перед глазами вспыхивает белый свет, и я кончаю в третий раз. Удовольствие теперь смешано с болью, мое тело измотано, клитор и киска полностью подчиняются его пальцам и члену.

Маттео не проявляет ни капли жалости. Слезы текут по моему лицу, пока я громко стону, чувствуя, как новая волна желания нарастает внутри. Он говорил, что завтра не смогу ходить. Я думала, он преувеличивает, не веря, что говорил всерьез.

— Еще раз, Валентина.

— Я... не могу... — всхлипываю я.

Резкие, карающие толчки встречают мой отказ, и я стону.

— Если хотела, чтобы я был помягче, не стоило бить меня по лицу. — Толчок. — Не стоило флиртовать с другим. — Толчок. — Не стоило вообще возвращаться в Firenze. — Толчок. — Ты сама хотела жестко, так получай. Кончай для меня.

Маттео прижимает мое колено, задирая ногу к талии, чтобы войти глубже. Я растянута до предела, бедра блестят от возбуждения. В ответ подаюсь ему навстречу, принимая его, и сжимаюсь вокруг члена, вынуждая его кончить. В ответ он мучительно стонет, пальцами впиваясь в мою кожу.

Напряжение нарастает, будто вот-вот разорвет на части. И когда он снова вгоняет палец в мою задницу, зажимает клитор и входит до упора, я разлетаюсь на тысячи осколков. Бьюсь в конвульсиях, сжимая его изо всех сил.

Над мной раздается проклятье. Его живот прислоняется ко мне, он кончает так же громко, как и я, продолжая трахать сквозь оргазм, упираясь руками в пол по обе стороны от моих плеч.

Наконец он падает без сил, всем телом прижимая меня. Прерывистое дыхание обжигает макушку. Он рассеянно гладит мои волосы, шепча ласковые слова, пока мы лежим на полу его кабинета. Это даже интимнее, чем все, что мы только что сделали, и от этого внутри разливается теплое сияние.

Маттео

Валентина поправляет остатки одежды и оглядывает пол в поисках забытых вещей, стараясь избегать тяжелого взгляда, который ощущает на себе.

Я был груб с ней.

Грубее, чем планировал, и ей это понравилось. Она приняла все, и теперь я задаюсь вопросом, сколько еще она могла бы вынести.

Тихие, жадные стоны, с которыми она разваливалась на части, ударили прямо по члену. Я заставлял ее кончать снова и снова, просто чтобы еще раз услышать эту сладкую мелодию.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

— Я в порядке. — Ее ноги подкашиваются, когда она обходит стол. Ей приходится опереться на поверхность, чтобы не упасть. Я с трудом сдерживаю улыбку.

— Не слишком болит? — спрашиваю, усаживаясь за стол.

Валентина наконец-то встречается со мной взглядом. Ее темные глаза смотрят прямо в душу.

— Тебе не обязательно это делать.

Я приподнимаю бровь.

— Это?

— Это, — она указывает на нас. — Этот спектакль заботливого любовника, который ты, видимо, решил разыграть. Мы просто потрахались. Это было хорошо…

— Хорошо? — перебиваю я.

Валентина сверлит меня взглядом.

— Ладно, это было великолепно. Но мы просто потрахались, и все. Не нужно делать вид, будто это что-то большее.

— А именно?

Она вызывающе вскидывает подбородок.

— Это было на один раз и точка.

Эта версия Валентины куда жестче той, с которой я познакомился полтора года назад. В ней появилась твердость — от настороженного взгляда до напряженных плеч. Она стала стройнее, чем я помню. Подтянутая, закаленная. Другая. Крепкая, как сталь. И, что удивительно, еще более привлекательная.

От нее исходит равная доля силы, стойкости и упрямства. Это не Афродита. Это Афина — богиня войны, замаскированная под женщину.

Я постукиваю пальцами по столу.

— Нет.

Валентина холодно усмехается.

— Твое мнение никто не спрашивал.

— А я все равно высказался.