— Очень жаль.

Снова постукиваю пальцами. Ее взгляд невольно следит за движением.

— Ты готова рассказать, что делаешь в Firenze, прикидываясь стриптизершей?

Валентина выпрямляется, на лицо опускается непроницаемая стена.

— Это не твое дело.

Теперь моя очередь холодно усмехнуться.

— Думаешь, я позволю тебе и дальше разгуливать тут, пока не получу ответы?

Она пожимает плечами.

— Можем подраться, если хочешь. Я с радостью врежу тебе еще раз.

Улыбаюсь, меняя положение в кресле.

— Я бы предпочел потрахаться. Мой член встает стоит только взглянуть на тебя, cara. Почему бы тебе не опуститься на колени и не познакомить с ним свой рот?

Валентина сжимает зубы, но я не упускаю, как кожа на шее заливается румянцем.

— Этого не будет.

— Тогда впусти меня, — настаиваю я. — Я уже доказал тебе, что хочу защитить тебя, разве нет? Доверься мне.

На этот раз в ее смехе звучит издевка.

— С какой стати? Ты и сам не слишком-то был откровенен.

— Поясни.

— Как давно ты знаешь, кто я? — спрашивает она, опираясь ладонями на стол, подаваясь вперед.

— Как давно я знал, что ты та самая женщина с той ночи?

— Да.

— С самого первого дня.

Валентина резко вдыхает. Выпрямляется, скрещивает руки на груди, ее взгляд снова становится ледяным.

— Так давно?

— Так давно, — подтверждаю я. — Я узнал тебя в ту же секунду, как увидел в темном переулке, cara.

— Как?

Жадная потребность обладать ею снова бурлит у меня в венах, когда встречаюсь с этим бурным, тревожным взглядом.

— Тебя легко было узнать, ведь я видел твое лицо бесчисленное количество раз с Карнавала.

Она хмурятся, и я не упускаю внезапного настороженного выражения лица.

— Где?

— Каждый раз, когда закрывал глаза ночью. Каждый раз, когда засыпал за последние восемнадцать месяцев, только чтобы найти убежище в воспоминаниях о тебе.

Она прикусывает нижнюю губу, и у меня будто что-то сжимается в груди. Я прочищаю горло, нелепо пытаясь избавиться от этого чувства.

— Я пошел за тобой в Firenze и влез на прослушивание, потому что должен был убедиться, что не схожу с ума. Я так часто видел тебя во снах, что сначала подумал не галлюцинации ли это.

Встаю и приближаюсь к ней.

— Если ты не скажешь, зачем пришла сюда, то, может, хотя бы скажешь, почему не пришла в ту ночь? Я восемнадцать месяцев ломал себе голову. — Слова царапают горло. — Избавь меня от мучений.

Она качает головой.

— Я… я должна была быть в другом месте.

Чем сильнее она упирается, чем глубже прячет свои секреты, тем сильнее хочу их раскрыть. Тем сильнее становится зуд, который ничуть не утих после того, как трахнул ее.

— Не спрашивай, почему я не пришла, Призрак. Не спрашивай, что я здесь делаю. Ничего не спрашивай. Ты не захочешь знать ответы. Поверь, они тебе не понравятся.

Она снова поднимает на меня глаза, и сила этого взгляда почти заставляет меня отступить. В них сияет непреклонная решимость, та, что бывает только у тех, кто по-настоящему, до боли любит. Та, которую ты видишь на лицах тех, кто пережил невыносимую потерю.

Ужасное предчувствие сжимает желудок. И из этого сам собой рождается вопрос: — Ты мстишь за мертвого любовника?

Я даже не заметил, как задержал дыхание, пока она не качает головой и не отвечает: — Нет.

Та одержимость, которую чувствую по отношению к ней, так же не понятна, как и неконтролируема. Я не должен был так беситься при одной только мысли, что она появилась в моей жизни из-за другого мужчины.

И все же расслабляюсь, плечи опускаются с долгим выдохом, когда слышу ответ.

Обхватываю ее затылок, разминая кожу.

— Я все равно буду спрашивать, зачем ты здесь.

Под моими пальцами учащается пульс.

— А я все равно буду говорить, что это не твое дело.

— Ничего, cara, — ухмылка медленно расползается по моему лицу. — Я пробью твои стены.

— На это не хватит всей жизни.

— Ты понятия не имеешь, насколько я терпелив.

Я десять лет вынашивал план мести. Потратить несколько недель на то, чтобы заставить ее доверять мне, будет детской игрой в сравнении с этим.

— Терпелив? — усмехается она. — Не в том, что касается меня.

Моя улыбка становится задумчивой. Я мягко провожу большим пальцем по ее щеке.

— Это правда, — говорю тихо. — Похоже, ты исключение из всех моих правил, cara.

Ее губы чуть приоткрываются, глаза затуманиваются. Я начинаю склоняться к ней, но в следующий момент она выныривает из-под моей руки и, освободившись, разворачивается.

Глотая ком в горле, произносит: — Один раз, и все, Маттео.

— Ты говоришь это, чтобы убедить меня или себя?

— Тебя.

Уголки моих губ приподнимаются.

— Как скажешь.

Валентина направляется к двери, но останавливается, когда снова окликаю ее: — Подожди.

Она оборачивается, настороженно следя за моими движениями, пока я не подхожу ближе и не набрасываю на плечи свой пиджак.

— Надень это.

— Зачем? — спрашивает она, хотя уже просовывает руки в рукава.

Мой взгляд медленно скользит по ее телу.

— Твоя одежда порвана, а по бедрам стекает сперма. Ты буквально ходячая реклама того, что с тобой только что происходило — четыре оргазма подряд с криками.

Валентина закатывает глаза и снова пытается выйти, но я останавливаю ее. Мой взгляд опускается на губы.

— Кто был последним мужчиной, который целовал эти губы?

— Ты.

Из груди вырывается темное, гортанное рычание.

— До меня. Я имею в виду до вчерашнего дня.

Валентина смело встречает мой взгляд. Долго держит его, прежде чем, наконец, отвести глаза.

Громко щелкает замок.

И она уходит.

Маттео

— В последнее время мы все чаще проводим встречи в VIP-залах, — лениво замечает Энцо.

Мой ответ рассеянный: — Ага.

Энцо следует за моим взглядом, пока я наблюдаю, как Валентина перемещается по залу.

— Интересно, с чем бы это могло быть связано.

— Что? — переспрашиваю я.

Он вздыхает.

— Разве секс с ней не должен был положить конец этой одержимости?

С трудом отрываю взгляд от нее и поворачиваюсь к кузену.

— Зуд оказался глубже, чем я думал.

— Чем ты думал. Некоторые из нас с самого начала не питали иллюзий насчет того, насколько далеко это зайдет.

— Все дело в тайнах, что ее окружают. Чем меньше она говорит, тем сильнее мой интерес. Мне просто нужны ответы, и тогда я успокоюсь.

— Если ты так считаешь…

— Ты мне не веришь?

— Нет.

Улыбаюсь.

— Хочешь поспорить?

— На тему того, сможешь ли ты уйти от нее? Абсолютно, — отвечает Энцо, глядя на меня. — Это та ставка, которую с радостью проиграю. Потому что выиграть, Маттео, никак не могу.

Мой взгляд вновь скользит к Валентине. Она проходит между клиентами, неся поднос, прислоненный к бедру. Заправляет волосы за ухо, наклоняется с вежливой улыбкой к какому-то пожилому мужчине, и именно в этот момент чувствует мой взгляд.

Ее глаза поднимаются, встречают мои. В них прохладное равнодушие. Контакт длится лишь мгновение, прежде чем она отворачивается.

Прошло два дня с той ночи, и все это время она избегает смотреть на меня дольше, чем на долю секунды. Как бы ее глаза ни старались казаться отстраненными, тело рассказывает другую историю. Каждый раз, когда вхожу в зал, вижу, как напрягаются ее плечи и сбивается дыхание. Она далека от того безразличия, которое старается изобразить.

Протягиваю руку.

— Пятьдесят тысяч?

Он пожимает ее.

— Идет.

За нашими спинами раздается сердитый шепот. Я бросаю взгляд через плечо и замечаю двух армян низкого ранга. Отец и брат настаивают на каком-то подобии партнерства, давая этим ублюдкам свободный доступ в Firenze, будто это их территория.