— Кузен, — снова зовет он, голос звучит как предупреждение, смысл которого не понимаю.

Я же сверлю взглядом его босса.

— Эй? — раздраженно произношу, вставая и кладу руки на бедра. Зеленые глаза скользят к моим рукам, и мгновенно темнеют. — Ты вообще слышал, что я сказала? Мне нужны чаевые.

Он хмурится, лицо становится холодным.

— Можешь подрабатывать в баре или разносить напитки. Это мои условия.

Скрываю свою реакцию, чтобы он ее не увидел. Если буду разносить напитки в приватных комнатах, то это даст доступ к информации, тот, которого у меня бы не было, останься я на сцене, вдали от разговоров. Для Валентины это идеально. Но Мисти, или Мелоди, продолжила бы спор.

— Почему тебе не все равно? — спрашиваю. — Предположу, что твои VIP-клиенты хотят стриптиз. Разве ты не должен быть в восторге от перспективы большей наготы?

— Только не от тебя, — резко отсекает он.

— Ауч.

Он, похоже, что-то слышит в моем голосе, потому что снова встречается со мной взглядом, и на этот раз не скрывает эмоции. В его глазах вспыхивает пламя голодного желания. Одним лишь взглядом он показывает все нечестивые, греховные, а в некоторых странах, возможно, и противозаконные вещи, которые хочет со мной сделать.

Но помимо желания, есть еще интерес. Нет, явное любопытство. Он смотрит на меня как на головоломку, которую нужно разгадать, на загадку без ответа, и вот это намного опаснее простой похоти.

Такой уровень внимания я должна была избежать, когда сегодня вошла сюда. Он ясно дает понять, что бы тут сейчас ни произошло между нами — это еще не конец.

— Ох, — вырывается у меня.

Он тихо хмыкает, тот же манящий звук, что и раньше, и с окончательностью добавляет: — И без пиротехники.

— Пиро-что?

— Пиротехнических эффектов, — уточняет он. — Никаких трюков с огнем.

Я фыркаю.

— Думаю, справлюсь.

Он ухмыляется, его взгляд еще раз скользит по мне сверху донизу.

— В этом я не сомневаюсь.

— Маттео, — рявкает его напарник, теперь уже явно раздраженно.

Одного этого слова хватает, чтобы весь жар, пылавший в теле, в одно мгновение исчез.

— Маттео? — сиплю я. — Это твое имя?

Кровь отливает от головы. Я вдруг становлюсь такой легкой, что боюсь упаду в обморок.

В его взгляде вспыхивает игривый огонек.

— Я думал, тебе не интересно узнать?

— Скажи свою фамилию, — требую я. И оба мужчины отчетливо слышат в моем голосе нотки отчаяния.

Незнакомец сокращает расстояние между нами. Теперь, когда стою на подиуме, я немного выше его, и он вынужден поднять руку, чтобы взять меня за подбородок.

— Ты сказала, что знаешь, где находишься, — его голос, как расплавленная патока — густой, тягучий, соблазнительный, но теперь он не очаровывает. Теперь от него кровь стынет в жилах. — А если знаешь это место, то знаешь и мою фамилию, pavona.

Итальянское слово, прошептанное как ласковое прозвище, бьет меня, как выстрел.

— Нет… — качаю я головой. — Не знаю.

— Леоне, Мелоди, — мурлычет он, сжимая мой подбородок. — Меня зовут Маттео Леоне.

Ледяной холод пробирает позвоночник и опустошает желудок. Каждая клеточка покрывается смертоносным инеем, настолько сильным, что не могу пошевелиться.

Он смотрит, как мое лицо застывает от ужаса, глаза замечают слишком многое, а затем просто уходит. Его напарник следует за ним. Дверь закрывается с тихим щелчком, и я от отчаяния падаю на колени.

Все гораздо хуже, чем могла себе представить. Я такая дура. Такая, черт возьми, глупая, что даже не предположила такую возможность.

Он не какой-то там кузен Леоне. И даже не просто кто-то из окружения семьи.

Он сын Леоне.

На этот раз, когда поднимается тошнота, я не в силах ее сдержать. Меня выворачивает прямо на сцену.

Я только что провела тридцать минут с мужчиной, который, скорее всего, убил мою сестру.

Маттео

— Какого хрена это было, Маттео? — спрашивает Энцо, шагая за мной. — Кто она?

— Никто, — выплевываю сквозь стиснутые зубы. — Где мы встречаемся с Эмилиано?

Он бросает на меня раздраженный взгляд.

— На крыше. О чем я уже говорил, между прочим. — Он распахивает дверь в конце коридора. — Не говори мне, что она «никто», кузен. Я годами не видел, чтобы ты смотрел на женщину так, как смотрел на нее, — рычит он. — Это было куда больше, чем просто взгляд.

— Она всего лишь стриптизерша, Энцо. Гвидо был занят и не смог провести прослушивание. Я как раз проходил мимо, когда услышал, как Амадео говорит ей, что все отменяется, вот и предложил помощь.

Мои кулаки сжимаются от одной мысли о том, что Гвидо мог бы смотреть ее танец вместо меня. Энцо это не упускает.

— Не похоже на Гвидо, — ворчит он, бросая на меня испытующий взгляд. — И на тебя тоже.

Энцо — мой кузен, правая рука и самый близкий человек. Только он может позволить себе так открыто сомневаться в моих словах, но он уже на грани того, что я готов терпеть.

Скалюсь на него, и он поднимает руки, в знак капитуляции, пока продолжаем пробираться сквозь лабиринт коридоров и залов Firenze.

— Извини, — бормочет он. — Просто хочу, чтобы ты сосредоточился на встрече, учитывая, что поставлено на кон.

Он смотрит на меня с напряженным выражением лица.

— Тебе не нужно напоминать мне, что поставлено на кон, Энцо. Я шел к этому всю свою жизнь. И прекрасно понимаю, что может значить эта встреча для меня. Для нас.

Он кивает, принимая мои слова без сомнений. Энцо самый верный ублюдок на всем белом свете. Он бы ради меня сделал все. Его беспокоит мое внимание, потому что здесь нет места для ошибок.

— Напишу Амадео, чтобы он отвел ее к остальным танцовщицам, — говорит Энцо, и я лишь хмыкаю в ответ, не дав ему больше никакой реакции.

Вдали от Мелоди, я, наконец, могу мыслить ясно впервые за последний час.

Она врет. Ее настоящая причина устроиться на работу в Firenze не та, о которой она говорит. Обычно я читаю людей как открытую книгу, но она загадка.

Причина ее лжи может быть самой банальной: она сбежала от парня-абьюзера. Судя по тому, что я слышал, с другими стриптизершами такое случалось не раз. Она ясно дала понять, что ей нужны деньги, и не проявила интереса ни к чему другому, так что эта версия вполне правдоподобна.

Но она также может быть шпионкой. Засланной. Убийцей. Или кем угодно, с единственной целью: разрушить Фамилью.

Я знаю это. И все равно все, о чем могу думать — это как не дать ей выйти на сцену и трясти своей восхитительной задницей перед кем-то еще.

Энцо прав, что беспокоится. Я полностью скомпрометирован. Она была еще более опьяняющей, чем себе представлял, а я, черт возьми, представлял это не раз. Тело, в этом убийственном костюме. Потрясающие длинные ноги. Лицо, которое преследует меня во снах. Пухлые губы, о которых мечтал, представляя, как они раскрываются вокруг моего толстого члена.

И ее волосы.

В горле застрял ком, когда вспоминаю густые каштановые локоны, свободно ниспадающие по спине. Накрутив их на кулак, отчасти исполнил фантазию, которая пульсировала во мне с того самого момента, как ее увидел.

Она еще прекраснее, чем я помнил.

— Готов? — спрашивает Энцо. Я киваю, и он толкает дверь.

Эмилиано Марчезани стоит на краю крыши, спиной ко мне, засунув руки в карманы, и смотрит на панораму города. Солнце клонится к закату, раскрашивая небо над Лондоном розово-оранжевыми красками. Мое любимое время суток.

— Эмилиано, — окликаю я, и он оборачивается. Кивает своим охранникам, и те отступают подальше, не теряя его из виду.

— Маттео. Ты опоздал.

— Прошу прощения. У меня были дела.

Он переводит взгляд через мое плечо на Энцо, что идет за мной.