— Знаешь, что еще плохо для бизнеса? Калечить, блядь, товар. Последнее, что нам нужно, — это танцовщицы с синяками на сцене.

— Из-за этого ты так взбесился? — насмешливо спрашивает он, дразня меня своей наглой улыбкой.

— Из-за этого.

— Хм.

Этот, казалось бы, безобидный слог заставляет волосы на моем затылке встать дыбом.

— Держись, черт возьми, подальше от танцовщиц, Рокко.

— От танцовщиц? — переспрашивает он, улыбка становится шире. — Или от нее?

— От всех, — выплевываю я. — Не вздумай переходить черту, Рокко. Это, блядь, угроза.

Валентина

Firenze кипит энергией, когда выхожу из VIP-зала. В воздухе витает запах пота и сладких коктейлей. Пол под ногами липкий, и каблуки едва не соскальзывают с каждым шагом. Яркие стробоскопы разрезают темноту, освещая тела и лица в движении.

Я выхожу в полном оцепенении, не зная, что делать и куда идти, но каким-то образом хаос и сенсорная перегрузка клуба немного успокаивают.

Ноги неуверенно уносят меня прочь от VIP-зоны и знакомых лиц, вниз к основному танцполу. У меня нет сил смотреть в глаза Авроре и притворяться сейчас. Я пробираюсь сквозь толпу к бару.

— Водку с содовой, пожалуйста, — говорю, кивая бармену, чье имя не могу вспомнить. Несмотря на то, что бар переполнен, он узнает меня и отдает приоритет моему заказу.

Я даже не даю ему поставить стакан на стойку, выхватываю прямо из рук и выпиваю залпом.

Он удивленно приподнимает брови.

— Тяжелая ночь, да?

— Еще, — отвечаю и опускаюсь на свободный барный стул.

— Сейчас будет.

Алкоголь немного возвращает мне цвет лица и придает сил.

С той самой секунды, как я вошла в VIP-зал и увидела троих Леоне, тревога разлилась по венам, словно густой яд. Я знаю, либо Рокко, либо Аугусто виновен в убийстве Адрианы.

От одной мысли о том, что с ней могло произойти, меня мутит от ужаса. И что могло бы случиться со мной, если бы не вмешался Маттео.

Находиться там было все равно что пережить на себе последние минуты Адрианы.

Как бы сложно ни было мне переживать случившееся с ней, ничто не запутано так, как мои чувства к Маттео — теперь, зная, что именно он тот самый Призрак.

Когда позволяла себе думать о нем за последний с лишним год, постоянно задавалась вопросами «а что, если» и «как могло бы быть». Какую бы жизнь могла прожить, если бы той ночью все сложилось иначе.

Чем сильнее старалась выкинуть его из головы, тем глубже он засел в самых темных уголках сознания, откуда не могла его изгнать, как бы ни пыталась.

Кто-то, кого не должна хотеть, о ком намеренно не хотела думать — все это время занимал в моей голове гораздо больше места, чем я была готова признать.

— Это будет ошибкой, если скажу, что нахожу твою злость чертовски привлекательной?

Позади меня, у свободного барного стула, появляется мужчина с обаятельной улыбкой. Он привлекателен в том смысле, как бывают парни, недавно вступившие в пору мужской зрелости и явно этим довольные. Не совсем в моем вкусе, но я пришла сюда, чтобы отвлечься, и легкая интрижка не повредит. Тем более, я же обещала себе, что пересплю с первым, кто подвернется, пора бы и сдержать слово.

— Только если понимаешь, что злость может обернуться и против тебя, — бросаю я.

— Рискну, — легко отвечает он. Его улыбка становится многозначительной. — Или, еще лучше, я помогу тебе с ней справиться. Физическая активность, говорят, способствует выработке эндорфинов.

Хитро.

— Какую именно активность ты имеешь в виду? — спрашиваю, обхватывая соломинку губами.

Он опускает взгляд на мои губы и громко прочищает горло.

— Могу рассказать все в деталях. А потом ты зайдешь ко мне, и я наглядно покажу. — Указав на барный стул рядом со мной, он спрашивает: — Свободно?

— Да, — отвечаю я, и по моей коже пробегает рой мурашек, когда зловещий голос Маттео отрезает: — Нет.

Он стоит так близко, что его грудь касается моей спины каждый раз, когда дышит. Внизу живота вспыхивает жар, поднимающийся к горлу, одна его рука ложится на стойку, а другой он обхватывает спинку моего стула, вжимаясь в меня, будто метит территорию. Одного взгляда на его лицо хватает, чтобы увидеть, как в глазах собирается буря.

Я напрягаюсь, бросаю на Маттео злой взгляд и поворачиваюсь обратно к своему новому знакомому: — Да, свободно. Эм…?

— Брайан, — подсказывает он, потянувшись к стулу.

Кажется, Брайан не совсем понимает, с кем имеет дело. Он, вероятно, думает, что Маттео просто какой-то ревнивый ухажер, а не мужчина, который съест его на завтрак и потом будет использовать кости позвоночника, чтобы выковыривать остатки еды из зубов.

Я улыбаюсь.

— Брайан.

Маттео сверкает на меня гневным взглядом. Но он это ничто по сравнению с тем, который бросает Брайану — взгляд, наполненный такой откровенной враждебностью, что сгущается воздух.

Резкий металлический звук заставляет нас с Брайаном опустить взгляд.

На барном стуле, под массивной ладонью Маттео, лежит еще более массивный Глок.

Он направлен дулом прямо в пах Брайана.

Маттео молчит, позволяя своему пистолету говорить за него. И это работает.

— Похоже, место все-таки занято, — пищит Брайан, краска отливает от лица. Он разворачивается и убегает. Я провожаю его взглядом, пока он не исчезает за дверями клуба, а вот Маттео не отводит от меня глаз.

В его взгляде появляется нечто темное и первобытное, что-то настолько мощное, что по моему телу прокатывается дрожь. Все внутри предупреждает не злить его.

Но, к сожалению, я никогда не умела слушать такие предупреждения. Иначе меня бы здесь просто не было.

— Что, черт возьми, с тобой не так? — бросаю я.

Ноздри Маттео раздуваются от ярости.

— А ты сама, блядь, как думаешь?

— А ты попробуй объясни, — огрызаюсь в ответ.

Он низко рычит, хватает меня за шею и резко откидывает голову назад, прошипев в ухо: — Какого хрена ты флиртовала с этим ублюдком?

Какая наглость.

— Может, потому что хотела, чтобы он ко мне прикоснулся? — дразню я. — Может, мне это было нужно, чтобы забыть, как меня только что лапали?

Его лицо искажается от ярости.

— И ты хотела, чтобы к тебе прикоснулся именно Брайан?

— Ты позволил своему брату прикасаться ко мне, Маттео, — вырываюсь из его хватки и отворачиваюсь. — Ты его не остановил.

— Я пытался защитить тебя от него! — рычит он, рывком поднимая меня со стула и прижимая к себе, будто я ничего не вешу. — Думаешь, я хотел, чтобы он тебя касался? Думаешь, меня не выворачивало, когда увидел твое лицо, пока он лапал тебя?

Я смеюсь, но смех пустой, глухой.

— Ты сказал Рокко, что я никто. — На лице Маттео проступают глубокие борозды раздражения и отчаяния. — Я человек, мудак. И ты не имеешь права обращаться со мной как с мусором. Даже если именно так ты меня и воспринимаешь.

Взгляд Маттео удерживает меня в плену. Его глаза скользят по моему лицу, но остаются непроницаемыми.

Наконец он выпрямляется, возвышаясь надо мной.

— Ты правда думаешь, что я считаю тебя… мусором?

— Да.

Он проводит рукой по лицу, прежде чем его челюсть напряженно сжимается. Резко кивает, будто только что принял решение, о котором мне пока ничего не известно, и бросает на меня яростный взгляд.

— Я провел десять минут, наблюдая, как мой брат лапает тебя, и был уверен, что ничего не сможет разозлить сильнее. А потом вышел, увидел, как ты флиртуешь с другим, собираясь поехать к нему домой, и понял, что это только вершина айсберга. Ты даже не представляешь, насколько ты способна довести меня, Валентина. — В его голосе звучит что-то зловещее, и от этих слов по моей спине пробегает обжигающая дрожь. — Ты не сможешь винить меня за то, что я сейчас с тобой сделаю, cara mia. Ты сама довела меня до этого состояния.