Я иду в ванную, чтобы выбросить использованный презерватив, а когда возвращаюсь, вижу, что она достает из среднего ящика рубашку.

— Что ты делаешь? — спрашиваю, надевая боксеры.

— Одолжу твою одежду, раз уж ты превратил мою в лохмотья, — говорит она, склонив голову над ящиком, — и пойду домой.

Когда я не отвечаю, она смотрит на меня через плечо и произносит: — А ты думал, я останусь на ночь?

Валентина

По тому, как Маттео сжимает челюсть, понимаю, что ему не нравится этот вопрос.

Я просовываю одну руку в рукав его белой рубашки, затем другую, радуясь тому, как велика мне. Пальцы дрожат, когда начинаю застегивать пуговицы, и не уверена, от чего именно. То ли от того, как грубо он только что трахнул меня. То ли от воспоминаний о том, что случилось сегодня вечером.

Тревога внутри не уходит. Осталась какая-то рваная дрожь, отголосок того парализующего ужаса, который испытала, когда началась стрельба. Панические атаки всегда оставляют после себя невидимые шрамы. Они остаются в теле, даже когда физические симптомы уже исчезли.

— Приходи завтра.

Я беру его трусы и натягиваю их, специально не глядя в его сторону.

— Это была бы ошибка.

— Почему? — спрашивает он. — Почему мы не можем просто немного повеселиться?

— Повеселиться? — переспрашиваю, поднимая на него глаза.

И тут же теряю дар речи, когда вижу, как он на меня смотрит. Он буквально пожирает глазами, явно наслаждаясь тем, как я тону в его одежде.

— Да. Повеселиться, — хрипло говорит он. — Это напряжение между нами копилось полтора года. Игнорировать его — не сработало. И, как видишь, трахнуть тебя дважды тоже не помогло, — добавляет, бросая многозначительный взгляд вниз по своему телу. Я заливаюсь краской, заметив, как многозначительно стоит его член. — Так что я предлагаю не мешать матушке-природе и просто продолжать трахаться. Без обязательств, ничего серьезного. Просто получим удовольствие. Ты скрываешь свою личность и все, что с тобой связано, а я…

Маттео смотрит в окно на яркие огни ночного города, будто пытается подобрать правильные слова. Но они ускользают от него.

— Ты помолвлен, — заканчиваю за него. Он резко переводит взгляд на меня. — Или почти.

Он даже не спрашивает, откуда я знаю. Просто медленно проводит рукой по рту, потом по челюсти, пока оценивающе смотрит на меня.

Наконец, коротко отвечает: — Да.

Что-то подлое и уродливое стягивает мои внутренности в тугой комок гнева. Я уверена это просто остатки стресса от того, что произошло сегодня.

Реальность такова, что он почти женат. А я исчезну, как только узнаю, что случилось с Адрианой.

Он родственник человека, убившего мою сестру.

Он Леоне из Итальянской мафии, а я да Сильва из Колумбийского картеля.

Одного этого достаточно, чтобы будущее между нами было категорически невозможно, даже если бы не существовало еще дюжины других преград.

— Ты чувствовала это с самого начала, Валентина. Не смей это отрицать, — произносит Маттео, не спеша приближаясь ко мне. С каждым шагом будто вытягивает воздух из комнаты, поглощая, как огонь, разрастающийся по сухой земле. — Мы как два магнита. Нас тянет друг к другу, и мы ничего не можем с этим поделать. Я не могу держаться от тебя подальше. — Прежде чем успеваю осознать, он уже стоит вплотную. Его грудь прижимается к моей, пальцы находят мой подбородок. — Может, все потому, что я и не должен, — шепчет. — Я знаю, ты тоже это чувствуешь.

Бессмысленно отрицать. Тот факт, что я все еще стою здесь и слушаю его, уже подтверждает это.

— Ты предлагаешь нам просто… спать друг с другом, пока одному из нас не надоест?

— Да.

Это катастрофа.

Это все не должно происходить.

— Без обязательств? Без ожиданий?

Я никогда не должна была его целовать. Тем более спать с ним. Дважды.

И все равно этого мало.

Зуд не утихает. Он скребется внутри, царапая вены. Я хочу больше. Мне нужно еще.

Его большой палец проводит по моей челюсти.

— Да.

Расширенные зрачки Маттео ясно дают понять, что он не упустил, как изменилось мое дыхание. Каждый вдох стал чаще.

Его взгляд опускается на мои губы, темнеет. Он медленно наклоняется и целует меня. Осторожно. Но слишком долго, будто считает мой рот своим, чтобы делать с ним, что пожелает, затем отстраняется, лениво облизывая губы.

— Хорошо, — слышу собственный голос. Почти шепот.

Эгоистка.

Он награждает меня медленной, самодовольной улыбкой.

— Хорошо.

Этот мужчина опасен для моего эмоционального и физического здоровья, и я знаю, что это ошибка.

Но альтернатива, никогда больше не прикасаться к нему, кажется куда опаснее.

Маттео прочищает горло.

— Только одно условие, — его взгляд снова падает на мои губы. Он резко вдыхает, прежде чем вернуться к моим глазам. — Я должен сказать это прямо, чтобы не было иллюзий. Ты не можешь влюбиться в меня. Со мной не будет счастливого конца.

Мое лицо пылает.

— Говорит мужчина, который смотрит на мои губы так, словно они ключ к его самым заветным желаниям. — Скрещиваю руки на груди. — Я не влюбляюсь, Призрак. Так что можешь не беспокоиться.

Уголок его рта поднимается, как будто сама идея о женщине, не способной в него влюбиться, кажется ему забавной.

Наглый ублюдок.

— Интересно, — протягивает он. — Потому что, насколько я помню, ты влюбилась в меня сразу после нашей первой встречи. — Он делает шаг вперед. — Но если ты действительно когда-нибудь влюбишься в меня, то лишь споткнешься о свое разбитое сердце на пути вниз.

— Этого никогда не произойдет, — фыркаю я.

— Уверена в себе, да? Некоторые назвали бы это глупостью.

В его словах есть резкость, от которой меня пробирает приятная дрожь.

Но он не может требовать, чтобы я не влюблялась, и при этом злиться, когда говорю, что этого не будет.

— Какие-то проблемы? — спрашиваю, прищурившись.

— Нет, — хотя сжатая челюсть говорит обратное.

— Прекрасно.

Его левое веко подергивается. Один раз. Второй.

На третий, он уже проводит рукой по лицу с раздражением и выпаливает: — Просто интересно, откуда у тебя такая уверенность.

— Потому что я вообще не должна была спать с тобой, — выпаливаю, на том же уровне эмоций, что и он. Это удивляет нас обоих. Я закрываю глаза, делаю глубокий, выравнивающий дыхание вдох. Когда открываю, он все еще смотрит. — Ты прав. Между нами есть это… магнитное притяжение. Оно душит рациональность, и голос разума, после чего остается только эта другая версия меня, которой все время хочется стянуть с тебя одежду. Я устала тратить силы, чтобы сопротивляться этому. — На секунду замираю. Не могу понять, говорю это ему или себе? — Но на этом все. Чисто физическое влечение. — Пауза. — Даже если бы было что-то большее… Я не позволю себе влюбиться в тебя. Я не могу.

— Не можешь? — Маттео цепляется за последние слова.

Я сжимаю челюсть и отвожу взгляд. Глухое, жгучее чувство вины поднимается изнутри и оставляет после себя ту самую знакомую пустоту.

— Я потеряла свою родственную душу, потому что встретила тебя, — произношу ровным, безжизненным голосом. — Так что нет, Маттео. Не могу.

Проходит несколько долгих секунд, прежде чем мне удается снова запереть все эмоции в стальной клетке. Когда наконец поднимаю глаза, он холодно смотрит на меня, лицо каменное.

— Очередная ложь, — каждое слово натянуто, как струна, готовая лопнуть. — Значит, ты действительно вернулась, чтобы отомстить за мертвого любовника.

— Нет, — раздраженно отмахиваюсь. — Это не так.

Родственная душа — это не всегда про любовь. Это может быть брат, сестра. Человек, вписанный в твою ДНК, в твое сердце, в саму тебя. Любовь, в которой нет ни капли условности.

— Кроме того, — продолжаю я, — тебе бы не мешало самому вспомнить, что ты мне говорил. У меня есть подозрение, что ты куда ближе к тому, чтобы влюбиться в меня, чем я в тебя.