Только когда не спеша слизываю каждую каплю с киски и бедер, я отпускаю ее. Выскальзываю из-под нее и, обернувшись, наблюдаю за Валентиной, распростертой на кровати.

Она, полусогнувшись, неподвижно лежит на боку, если не считать все еще дрожащих бедер. Они продолжают неконтролируемо сотрясаться, как здания после землетрясения. Самодовольство даже близко не подходит к тому чувству гордости, что разгорается в моей груди при мысли, что именно я сделал это с ней.

Ее ноги по-прежнему раздвинуты и открывают моему взору эту великолепную киску. Снимаю боксеры и одним движением натягиваю презерватив, затем возвращаюсь на кровать и становлюсь на колени между ее ног.

Валентина все еще не двигается, даже когда провожу членом вверх и вниз по ее влажной щели, лежит безжизненно и неподвижно, лишь по ее спине пробегает дрожь предвкушения. И почему-то при виде этого мой член напрягается еще больше. Может, она и не доверяет мне свои секреты, но определенно вверяет свое тело, и этого на данный момент более чем достаточно.

Нависнув над ней, просовываю руку под ее талию и смыкаю пальцы на горле.

Она стонет, когда контролируемо сдавливаю шею, поворачивая ее голову к себе. Прижимаю член к дырочке и неторопливо дюйм за дюймом проскальзываю в киску, растягивая ее. С упоением наблюдаю, как ее брови сходятся на переносице, губы приоткрываются, а на щеках проступает слабый румянец.

Совершенство. Абсолютное, блядь, совершенство.

— Моя маленькая шлюшка, — хрипло произношу я, сжимая горло сильнее, когда мои бедра встречаются с ее задницей. — Все десять дюймов глубоко в тебе.

На этот раз дрожь, пронизывающая ее тело, настолько сильна, что я чувствую ее на члене, погруженном в нее.

— Нет, я не такая, — заявляет она, и ее голос так сильно дрожит, что у меня вскипает кровь.

— Такая, — хвалю я, прижимаясь к ее уху, затем отвожу бедра назад и снова врываюсь в нее. Она резко дергается и вскрикивает, открывая глаза и встречаясь со мной взглядом. — Только хорошая маленькая шлюшка может так хорошо принимать мой член, — мурлычу я. — Только моя шлюшка может выдержать такой жестокий трах в моей постели и получить от этого удовольствие.

Подкрепляю каждое слово толчками, заставляя ее шире раздвинуть ноги, заставляя принять каждый дюйм моего члена глубоко внутрь себя, туда, где ему самое место.

— Если я шлюшка, то и ты шлюха, — задыхается она, судорожно цепляясь за простыни. Другой рукой начинаю массировать ее грудь, и она крепко сжимает мягкую ткань в кулаках. — Только шлюха позволит мне кончить ему на лицо, а потом трахнет, когда я почти без сознания.

Довольная улыбка расплывается на моем лице, а из груди вырывается рычание: — Я счастлив быть твоей шлюхой, cara.

Все еще стоя на коленях, выпрямляюсь, обхватывая руками ее талию и отводя бедра назад. Притягиваю ее к себе, и она издает удивленный возглас, а затем вскрикивает, когда надавливаю пальцами на затылок, заставляя снова уткнуться лицом в матрас, совершенно позабыв, что обещал быть нежным.

— Эта шлюха хочет, чтобы его шлюшка лежала лицом вниз, выпятив задницу, — рычу я, яростно вдалбливаясь в нее. Она прогибается в спине и неистово стонет. А затем с неожиданным энтузиазмом вырывается из моей хватки, готовая сразиться за доминирование.

Мрачно смеюсь, более чем счастлив поиграть, если она в настроении. Крепко сжимаю ее талию и прижимаюсь к спине, чтобы она прочувствовала каждый толчок.

— Хорошая девочка, — дразню я. — Вот так подставляешь мне свою задницу. Так чертовски нуждаешься, — впиваюсь пальцами в ее бедра. — Так чертовски жаждешь мой член, не так ли?

— Любой член, — нахально возражает она.

Красный туман заволакивает зрение. Я шлепаю ее по заднице. Жестко.

Раз. Два.

Три.

Пока она не начнет кричать и извиваться подо мной.

Пока ее ягодицы не становятся багровыми даже в темноте ночи.

— Ты говоришь, что сгодится любой член, а сама с тех пор, как встретила меня, ни разу не прикоснулась к другому члену, не так ли? — она не отвечает, я шлепаю ее снова, и красная пелена появляется перед глазами. — Не так ли?

Мышцы Валентины так неожиданно и сильно сжимаются вокруг моего члена, что я чертыхаюсь и на мгновение ослабляю хватку на ее талии.

Воспользовавшись тем, что я ненадолго отвлекся, она вскакивает, а затем спрыгивает с кровати, и, коснувшись ногами пола, сразу же пускается бежать.

С яростным рычанием бросаюсь следом. Она успевает сделать два шага, прежде чем я настигаю ее, обхватывая за талию и плечи, и прижимаю к панорамному окну спальни. Моя грудь вздымается у нее за спиной с каждым раздраженным вдохом. С ее губ срывается возбужденное мычание, а хрупкое обнаженное тело непристойно прижимается к стеклу.

— Не так ли? — требую я.

— Да! — наконец выдыхает она.

С победным ревом раздвигаю ее ноги и снова вхожу в нее. Валентина хнычет и от силы моего проникновения приподнимается на носочки.

— Это потому, что ты знаешь, что мой член единственный для тебя, — с каждым толчком, она сильнее вжимается в окно, и от ее прерывистого дыхания стекло запотевает. Ударяю ладонью по окну прямо рядом с ее лицом и провожу пальцами по конденсату, желая, чтобы все, принадлежащее ей, стало моим. Ее руки тянутся к стеклу, и я накрываю одну ладонь своей, переплетая наши пальцы. Она крепко сжимает их, извиваясь от удовольствия. — Я единственный мужчина для тебя, — бормочу, и она хнычет. Другую руку опускаю ей между ног, лаская клитор в такт движениям своих бедер. — Ты не убежишь и от этого. Останешься и примешь каждый дюйм. Каждый толчок. Все, что я тебе дам.

Чувствую, как напрягаются яйца, как желание скручивается в тугой клубок в животе. Громкие стоны Валентины только сильнее и быстрее подталкивают меня, пока зрение не затуманивается. Пальцами давлю сильнее на клитор, терзая напряженный пучок нервов, пока она не начинает дрожать, как осиновый лист на ветру.

— Скажи «да», cara.

— Да, — выдыхает она, удивляя меня, с готовностью соглашается, что вызывает приятную дрожь по всему телу.

Когда шлепаю ладонью по клитору, а другой рукой сжимаю сосок, Валентина взрывается. У нее подкашиваются колени, и она, вскрикивая, припадает к стеклу, полностью обессилев. Ее тугая киска так сильно сжимает меня, что я кончаю следом. Кажется, мой оргазм длится вечно, пока сперма струя за струей изливается в презерватив.

Проходят долгие минуты, прежде чем слепая похоть рассеивается в моем сознании. Наконец, придя в себя, смотрю вниз, на ее тело, прижатое моим к окну, и этот вид пробуждает в груди неизведанное чувство собственничества.

Темная, высокомерная ухмылка изгибает уголки моих губ, когда я притягиваю ее к себе за горло. Она запрокидывает голову и смотрит на меня измученными, удовлетворенными ореховыми глазами.

— Знал, что ты не захочешь нежно, — мурлычу я, — шлюшка.

— Шлюха, — язвит она.

Запрокидываю голову и громко смеюсь, моя грудь, содрогаясь, соприкасается с ее спиной. Вглядываюсь в ее лицо, замечая тень улыбки, играющей на губах, и при виде этого меня охватывает чувство легкости.

Она ходячее противоречие. Обученный боец, чувствует себя так же уверенно с оружием в руках, как и на высоких каблуках, но цепенеет посреди перестрелки. Скрытная женщина с непробиваемой броней и острым языком, но с нежной улыбкой и добрыми, печальными глазами. Развратная богиня секса, любящая грубость в спальне, но одновременно кричащая, что ее нужно оградить от этого.

— Вот тебе и только на один раз, — поддразниваю, вспоминая ее заявление о том, что она больше не станет спать со мной.

Ее веки подрагивают, в глазах мелькает та самая тень, которую уже видел прежде.

— Два и хватит?

Улыбаясь, аккуратно убираю волосы с ее лица.

— Я так не думаю.

Валентина, отвернувшись от меня, соскальзывает с члена и высвобождается из моих объятий. Смотрит на пол, ища свою одежду, но когда вспоминает, что вещи разорваны в клочья, обращает внимание на комод в противоположном конце комнаты.