Стон отчаяния вырывается из моего горла.

— Sei stupenda,⁶ — заявляю, набрасываясь на нее.

Она издает удивленный, хриплый смешок, когда сжимаю ее грудь, зарываясь в нее лицом. Она так чертовски невероятно пахнет, и я жадно вдыхаю ее запах, от которого кружится голова, затем обхватываю губами упругий сосок. Она стонет, и от этого полубезумного звука в моей груди зарождается рокот удовлетворения.

Обвожу языком тугой бугорок, втягивая его в рот. Она вскрикивает в экстазе, выгибается навстречу и трется влажной киской о низ моего живота.

— Блядь. Ты такая хорошая девочка, что дождалась моего члена, — и я имею в виду не только этот раз. — Потрись об меня вот так, cara. Покажи мне, как отчаянно ты этого хочешь.

— Пожалуйста, — хнычет она, — пожалуйста, просто трахни меня.

Прижавшись ртом к ее груди, провожу языком по соску. Снова и снова, пока Валентина не вцепляется пальцами мне в волосы. Слегка касаюсь зубами упругого соска, и она прикусывает нижнюю губу, чтобы не закричать.

— Нет, — свободной рукой обхватываю другую грудь, хватая и дергая, массирую и пощипываю сосок. — Я обещал, что на этот раз трахну тебя нежно.

Впиваюсь зубами в плоть ее груди, одновременно щипая сосок, и она вскрикивает.

— Ты это называешь нежным? — задыхается она.

Перехожу к другому соску, перекатываю его между губами, царапая зубами чувствительную кожу. Валентина уже практически вжимается в низ моего живота, необузданная потребность доводит ее до отчаянных попыток получить больше контакта с моей кожей.

— Настолько нежно, насколько я способен, — заявляю я. — Настолько нежно, насколько ты хочешь, и ты это знаешь.

Покрываю поцелуями ее живот. Платье все еще держится на молнии чуть ниже пупка. Пытаюсь расстегнуть ее, но она не поддается, и я просто срываю с нее платье.

— Маттео! — восклицает она.

— Я возмещу ущерб через пятнадцать секунд, — мурлычу я, мои губы продолжают путешествие вниз, к вершине ее бедер, — обещаю.

Целую скрытый кружевами лобок и провожу языком по всей длине ее щели.

Валентина громко хнычет в ответ.

— Твои трусики прилипли к киске, ты такая чертовски мокрая, cara. Даже близко не видел ничего горячее.

Раздвигаю ее бедра, получая безграничный доступ к ее сочащейся киске. Даже под тонкой тканью вижу гладко выбритый лобок, пухлые губки и тугой клитор, о котором так мечтал.

Устроившись между ее ног, трусь лицом прямо о ее киску. Блаженно стону, чувствуя, как ее соки начинают покрывать мои губы и нос, и глубоко вдыхаю.

Валентина издает удивленный звук, словно не может поверить в то, что я делаю.

— Именно здесь я должен был находиться последние восемнадцать месяцев, Валентина. Прямо здесь, погребенный между твоих бедер, — рычу я. — Вообще-то, нет.

Быстрым движением пальцев срываю с нее трусики, обхватываю обеими руками ее бедра и переворачиваюсь на спину. Она вскрикивает, когда увлекаю ее за собой, но вот уже я лежу на кровати, а она стоит на коленях, и ее киска оказывается прямо над моим лицом.

— Вот где я должен был быть. Лишенный кислорода и задыхающийся между твоих бедер, пока ты скачешь на моем лице и кончаешь мне на язык, — дергаю ее за бедра, чтобы она опустилась мне на лицо. — Давай же, нам нужно наверстать упущенное время.

Валентина пытается уклониться.

— Не...

Яростно рычу и шлепаю ее по заднице.

— Куда ты, блядь, собралась? — шлепаю снова, и это уже наказание. Ее бедра дрожат, она прекращает попытки вырваться. — Опусти свою киску мне на лицо. Вот так, cara, хорошая девочка, — хвалю я, когда она позволяет притянуть себя ближе, и нас разделяет меньше сантиметра. — Я сдвинусь, если мне понадобится подышать, так что не смей, блядь, шевелиться, пока не закончу.

— Хорошо... ох, — я не собираюсь ее дразнить. В ту секунду, как ее киска касается моего лица, смыкаю губы вокруг клитора, втягивая его в рот. Она вскрикивает: — О Боже.

Валентина в отчаянии вцепляется мне в волосы. Сначала я думаю, что ей просто нужно за что-то держаться, но, когда она с похвальным энтузиазмом начинает скакать на моем лице, понимаю, что использует меня как опору. Из моего горла вырывается стон удовлетворения, она вздрагивает, чувствуя вибрацию на клиторе, и протяжно стонет в ответ. Вновь притягиваю ее к себе, продолжая атаковать языком.

Через несколько секунд она уже вся дрожит. Не свожу взгляда с ее лица, но она не смотрит на меня. Ее спина выгнута, глаза закрыты, черты лица искажает что-то среднее между наслаждением и агонией, одной рукой она цепляется за мои волосы, другой опирается на кровать в попытке устоять, пока я пирую. Скольжу языком между складочек, нахожу дырочку и резко вонзаюсь внутрь.

С ее губ срывается сдавленный крик: — Святой… Маттео!

Она распахивает глаза и встречается с моими там, где мое лицо наполовину скрыто ее киской. Двигаю языком внутрь и наружу, зарываясь в нее так глубоко, что вот-вот потяну мышцы. Блядь, если это означает, что я буду немым две недели, так тому и быть, потому что от ощущения ее стеночек, трепещущих и неистово сокращающихся вокруг моего языка, можно кончить на месте.

От недостатка кислорода кружится голова, усиливая упоение, с которым я пожираю ее. Отчаянно хочу сказать, как сильно мне нравится ощущать ее киску на языке, какая она чертовски вкусная, и что я был бы счастлив умереть именно так, но не стоит прерывать кайф удушья только для того, чтобы выпалить эти непристойности.

Снова шлепаю по заднице лишь потому, что мне нравится вспышка возбуждения, затмевающая ее глаза сочетанием боли и удовольствия. Затем вознаграждаю, проводя большим пальцем по клитору.

Ее мышцы сильно сжимают мой язык, и я делаю это снова. На этот раз надавливаю сильнее, интенсивно потирая пульсирующую плоть, одновременно скользя языком внутрь и наружу. Широко открытые, полные паники глаза находят мои. Ее губы снова приоткрываются, уверен, она вновь потребует остановиться, но понимаю, что все прекратится лишь после того, как она кончит мне в рот, и я выпью все соки до последней капли.

— О-остановись, — умоляет она и дрожащими руками пытается оттолкнуть меня, — я сейчас кончу.

Она взвизгивает, когда вытаскиваю язык из ее киски и приближаюсь к сморщенной дырочке, спрятанной между ягодиц. Провожу языком по тугому кольцу мышц, хватаю ее за задницу, заставляя двигать бедрами взад-вперед по моему лицу, и жадно вылизываю, пока из ее горла не вырываются стоны самозабвения.

Бедра Валентины крепко стискивают мое лицо, когда облизываю кожу, соединяющую обе дырочки. Она так громко и развратно стонет, что я жадно и неумолимо повторяю это движение, начиная от киски, спускаясь к заднице и обратно. Каждая ее частичка на вкус как грех, как целая жизнь, полная неверных решений. Но я не могу остановиться.

Наконец, возвращаюсь к киске и засовываю язык глубоко внутрь, продолжая двигаться в прежнем бешеном темпе, трахая ее так, что она закатывает глаза. В то же время трусь носом о клитор. Снова и снова, вверх-вниз и в разные стороны, пока тугой узелок не начнет пульсировать и не станет таким чувствительным, что она сможет кончить от легкого дуновения ветерка.

Обхватив одной рукой ее попку, еще плотнее прижимаю киску ко рту, достигая новых глубин внутри, а свободной рукой пощипываю клитор.

Валентина резко прекращает раскачиваться и замирает. Наблюдаю, как напрягаются мышцы внизу ее живота. Ее глаза закрываются, лицо застывает в измученной гримасе, и она рассыпается. Ее киска сжимается, стискивая мой язык, как в тисках, и все ее тело содрогается, когда волна за волной на нее обрушивается наслаждение.

— А-а-а! О Боже. Маттео.

Она кончает, выкрикивая мое имя, и соки, сочащиеся из ее дырочки, вытекают мне прямо в рот. Поглощаю все, не желая отпускать ее, даже когда она заваливается набок, и только мои руки все еще удерживают ее на моем лице. Я поедаю ее, как изголодавшийся мужчина, которому устроили вечный пир.