Каллум Телье — серый кардинал. Он является одним из самых влиятельных людей в мире, если не самым влиятельным. Ему принадлежит Blackdown, многомиллиардная оружейная компания, а также контрольные пакеты акций большинства холдингов из списка Fortune 500. Если он хочет стереть с лица земли целую деревню из-за того, что кто-то засмотрелся на его жену, местные власти просто спускают это на тормозах и закладывают в бюджет статью под названием «Уборка за КТ».

— Нет, мы договорились, что он больше не будет так делать, — вмешивается Аделаида. — Он взорвал только мастерскую Стивена. И, возможно, все окрестные фермы.

Кьяра смеется и с немалой долей сарказма добавляет: — На благо экономике деревни.

Аделаида настороженно оглядывается по сторонам. Затем наклоняется вперед, жестом приглашая Кьяру сделать то же самое, и шепчет достаточно громко, чтобы я расслышал: — Я перевела каждому жителю по миллиону фунтов, чтобы возместить ущерб. Только не говори брату, он будет в ярости.

— Включая Стивена? — спрашиваю я.

— За исключением него, — она брезгливо морщит нос. — Он не просто улыбался, он пялился.

— Тем лучше, — Кьяра выпрямляется и смотрит на меня. — Вот видишь, будь осторожен в своих словах и поступках. У ее мужа нет чувства юмора, когда дело касается ее.

Чьи-то руки обхватывают Кьяру за талию, и та вздрагивает, не почувствовав приближения. Высокий и широкоплечий мужчина притягивает к себе за бедра, прижимаясь грудью к ее обнаженной спине. Он опускает лицо вниз, губами касаясь ее уха.

— Почему ты не скажешь мальчику Леоне, что твой муж испытывает к тебе такие же убийственные чувства, милая?

— Назови меня мальчиком еще раз, и посмотрим, как мне это понравится, — отвечаю с кривой улыбкой. Только многолетняя дружба с ее мужем удерживает меня от того, чтобы вытащить пистолет и выстрелить в него.

Уже собираюсь добавить кое-что еще, когда замечаю его.

Тьяго да Силва стоит у барной стойки, поднося стакан виски ко рту, и оценивает окружающих холодным, расчетливым взглядом.

Известно, что он избегает камер, поэтому его фотографии — редкость. Настолько редкость, что до этого момента я никогда не видел его лица. Понимаю, что это он, только по печально известным описаниям.

Татуировки покрывают каждый сантиметр его тела, за исключением лица, хотя даже оно частично в чернилах. Под глазом — слеза, на другой стороне лица — роза, а на черепе выбиты массивные готические буквы — Diablo.

Его прозвище.

Вряд ли я встречу другого человека, подходящего под это описание, так что это точно он.

Кьяра расслабляется и с довольной улыбкой прижимается к груди мужа.

— Привет, дорогой, — говорит она, полностью игнорируя меня.

Как и ее муж.

— Для протокола: мне бы не пришлось взрывать деревню, потому что я убил бы официанта еще до того, как он вышел из ресторана, — продолжает он. — Убедись, чтобы все мужчины, которые попытаются заговорить с тобой в мое отсутствие, это понимали.

Разговор моих собеседников уходит на второй план, я не отрываю взгляда от да Силвы. Он выглядит таким грозным, как и описывали. Угроза исходит от него, валя с ног, как девяностоградусный алкоголь.

Он интересный враг и, судя по рассказам, еще более искусный противник.

С ним будет интересно сыграть. Уверен, когда подойду ближе, он решит, что я пришел убить его. Он не знает, что если еще не убил моего отца, то я могу заплатить ему за это с личного банковского счета.

— Как будто ты только что не заявил об этом громко и отчетливо, — говорит Аделаида с милой улыбкой. — Помнишь, как ты...

Не слышу продолжения этой фразы. Ни единого слова.

В груди зарождается навязчивое тянущее чувство. Оно заставляет повернуть голову в сторону и взглянуть на женщину, плавно пробирающуюся сквозь толпу.

Женщину в элегантном золотом платье.

Платье достаточно простого фасона, но кричащее о своей экстравагантности тем, как эффектно переливается шелк на свету, как идеально оно облегает ее тело. Скольжу взглядом по изгибам, вверх к упругой попке, минуя талию, по выпуклостям груди к лицу.

Мне не нужно даже смотреть, чтобы понять, что это она. Уверен в этом с первого взгляда на задницу. Я бы узнал ее где угодно.

Но когда вижу ее лицо, весь воздух вырывается из легких и прерывисто срывается с губ, а сердце бешено стучит. «Моя», — рвется наружу с каждым учащенным ударом.

Валентина.

Моя Валентина, которая сказала, что останется дома, приготовит попкорн и посмотрит романтическую комедию.

Она прекрасна, как и всегда, но выделяется царственной осанкой, которой раньше не замечал. Она не незваная гостья среди элиты Преступного мира.

Она здесь своя.

И судя по тому, что несколько человек почтительно кивают ей, она явно важная личность.

Не знаю ни одной женщины, возглавляющей какую-либо из присутствующих здесь группировок, а это значит...

Значит...

Наблюдаю, как моя Валентина пересекает зал и останавливается позади Тьяго да Силвы. От тошнотворного сочетания страха и паники мое сердце бешено колотится о грудную клетку, едва не разбивая ее своими ударами.

Подаюсь вперед, готовый броситься между ними, чтобы защитить ее от него, и будь проклято мое запланированное знакомство, но тут он оборачивается.

Но не набрасывается на нее.

Нет, делает кое-что похуже.

Улыбается ей. Его жестокие черты смягчаются, когда губы в ласковой улыбке растягиваются от уха до уха.

Валентина бросается к моему врагу, крепко обвивая его шею, обнимает так же крепко, как и меня. Потом улыбается в ответ, и я понимаю, что она способна улыбаться кому-то точно так же, как мне, и что, возможно, все это время ее улыбки тоже были частью лжи.

Я никогда не задумывался об этом.

Что-то в груди раскалывается надвое с той же легкостью что и масло, разрезанное горячим ножом. Мне говорили, что этот ублюдок одержим своей женой, но это, похоже, ложь, потому что он, блядь, уже вовсю лапает своими мерзкими руками мою женщину.

Я отрублю их от тела за то, что он посмел прикоснуться к ней.

Валентина отпускает его, но продолжает разговор. Их диалог протекает естественно, что говорит о легком и непринужденном общении.

Все капилляры в моих глазах, должно быть, лопнули одновременно, потому что зрение застилает красная пелена.

Кроваво-красная.

Предательство сжигает изнутри. В отличие от того, что сделал со мной Рокко, это не оставит шрамов, но ущерб будет куда более разрушительным.

Она не моя и никогда не была.

Она его, моего врага. Вонзить нож в сердце было бы менее болезненно, чем наблюдать, как прямо передо мной разыгрывается это предательство.

Валентина наконец-то чувствует мой тяжелый взгляд. Поворачивает голову и внимательно осматривает толпу, пока ее глаза не находят мои.

Реакция мгновенна.

Ее лицо становится пепельным.

В глазах мелькает мимолетная вспышка паники, но затем сменяется более сильными эмоциями.

Виной. Это чувство вины.

И вот последнее подтверждение, которое было необходимо, чтобы узнать ужасную правду: она шпионка и изменяет мне.

От груза ее предательства подкашиваются колени. Мне невыносимы мысли о том, в чем еще она меня обманула.

Валентина не медлит.

Она сбегает, но не от него, а от меня.

Валентина

Если когда-нибудь буду рассказывать о том, что произошло сегодня вечером, я скажу, что выдержала взгляд Маттео целых две секунды, прежде чем развернулась и спокойно ушла.

В реальности же наши взгляды столкнулись через толпу в бальном зале, и я застыла. Его глаза оторвались от меня, и ледяной озноб прошел по спине, когда он повернулся к Тьяго. Ни один мускул на его лице не дрогнул, кроме радужек, которые постепенно стали абсолютно черными.