Прищуриваюсь.

— Я ясно обозначил правила, если ты хочешь здесь работать.

С ее губ срывается прерывистый, раздраженный вздох. Я хочу накрыть их своими, заглушить этот звук, впитать его в себя, сделать своим. Грубое, голодное желание проходит сквозь меня, как ураган пятой категории.

— И я следовала им, — бросает в ответ.

— Ты правда считаешь, что выставлять свою задницу напоказ соответствует правилу «без наготы»?

Она скрещивает руки на груди.

— Там была ткань.

Моя верхняя губа дергается в недовольной гримасе.

— Прозрачная ткань.

— Нужно было сформулировать правила точнее, — дерзко парирует она.

Я усмехаюсь. Намек на улыбку изгибает уголок ее губ, прежде чем она тут же душит ее.

— Это не смешно, Маттео, — произносит с хрипотцой. И от того, как она произносит мое имя, у меня тут же напрягается член.

Черт, не верится, что я наконец слышу это.

— То, что ты провел мое прослушивание, не дает тебе права диктовать, что носить и как танцевать. Мне нужно зарабатывать, а ты мешаешь.

— Ты подчиняешься мне. Ты работаешь на меня, — напоминаю я. — А это значит, что я говорю тебе, чего хочу.

Румянец медленно поднимается по ее шее. Что-то темное, неведомое, шевелится у меня в груди, словно пробуждается зверь.

— Насколько понимаю, я работаю на твоего отца, а не на тебя, — бросает она.

Мое лицо мгновенно темнеет.

Мелоди отступает на шаг, но я хватаю ее за запястье и притягиваю ближе, пока она не наклоняется.

— Ты работаешь на меня, pavona. И ты должна благодарить свою гребаную удачу за это, потому что… — разум смертельно замолкает, когда замечаю слабые синяки на ее шеи. — Кто-то, черт возьми, пытался тебя задушить?

Теория о том, что она сбежала от жестокого бойфренда, начинает обретать смысл. И если это так, я повешу его пальцы на нитку и сделаю из них ожерелье.

Мелоди пытается вырваться, безрезультатно дергает запястье.

— Отпусти, — настаивает она.

— Ответь на вопрос, — сжимаю ее сильнее, заставляя взглянуть мне в глаза. — Я убью его, pavona, — тихо обещаю.

— Кого?

— Того, кто посмел дотронуться до тебя. Назови имя.

На ее лице мелькает уязвимость, губы чуть приоткрываются. Я слегка наклоняюсь вперед, завороженный, хотя она еще не сказала ни слова.

Но тут появляется вспышка светлых волос, и на мои колени падает длинноногая блондинка. Ее руки обвивают мою шею, а сама она смотрит на меня исподлобья, хлопая ресницами.

— Маттео, — мурлычет она.

Мгновенно хмурюсь, недовольно сжав губы.

Я не знаю, кто она. Судя по ее наряду, предполагаю, что еще одна танцовщица. Почему она решила, что сесть на меня — это хорошая идея, и почему именно сейчас, понятия не имею.

Собираюсь показать ей, насколько фатальной была ее ошибка. И эта короткая заминка все, что нужно Мелоди. Она резко вырывает запястье из моей хватки и мгновенно ускользает от попытки схватить ее снова.

Ее глаза сверкают яростью, сначала в сторону блондинки, потом в мою.

А затем она разворачивается и уходит.

Гнев мгновенно возвращается. Но теперь у него новая цель.

Я наблюдаю, как Мелоди скрывается за кулисами, и медленно поворачиваюсь к той, что все еще сидит у меня на коленях.

Очень, очень медленно.

— Слезь с меня, нахуй, — рычу, резко сталкивая ее с коленей.

Она падает на пол с громким, тяжелым грохотом. Звук до омерзения приятный.

Я встаю, возвышаясь над ней.

Она поднимает на меня испуганный взгляд, и я, глядя ей прямо в глаза, рычу: — Сделай это снова, и я буду последним, кого ты когда-либо тронешь. Поняла?

Валентина

Две недели пролетели в водовороте танцев, обслуживания столиков и изучения Firenze с помощью Авроры. Мои дни были настолько загружены настоящей работой, что так и не нашла времени заняться тем, ради чего на самом деле приехала. Я нервничаю, дергаюсь, не могу дождаться долгожданных ответов, но понимаю, если потороплюсь, не дождавшись подходящего момента, то поставлю под угрозу собственную жизнь. Эти первые недели имеют решающее значение для моего выживания.

Хорошая новость в том, что не трачу время впустую. Я досконально изучила клуб, теперь знаю и парадную часть, и закулисье настолько хорошо, что могла бы пройтись по всем помещениям с завязанными глазами. Эти знания могут спасти мне жизнь, если однажды придется срочно уносить ноги.

Я была наивна, недооценив, насколько все это опасно.

Кроме Авроры, повсюду прячутся монстры. Гвидо продолжает хватать девушек, как ему вздумается. И он такой не один. Я вижу, как другие мужчины мафии заходят в гримерку и выбирают себе девушку. Аврора уверяет, что сексуальные услуги строго запрещены и не входят в «меню», но мне хватает одного взгляда на девчонок, которые возвращаются с растрепанными волосами, размазанным макияжем и пустым взглядом, чтобы догадаться, через какой ад они только что прошли.

К счастью, меня все обходят стороной. Думаю, «выступление» Маттео на моем первом танце заставило их поверить, что я запретный плод. Они ошибаются, но я все равно благодарна за ту защиту, которую дают эти ложные предположения.

С тех пор я его не видела. Он держится от меня подальше, и я тоже не пыталась его искать. Иногда мне кажется, будто моя кожа зудит от его взгляда, но, обернувшись, никого не вижу. Либо у меня паранойя, либо схожу с ума, и даже не знаю, что хуже.

А вот кого вижу постоянно, так это Энцо.

Он каждый день заходит в гримерку перед моим выходом и просит показать, в чем собираюсь танцевать. Если ему не нравится мой выбор, я должна переодеться. А не нравится ему часто, хотя он ни разу не объяснил, по какому принципу оценивает мои наряды. Единственное, что остается неизменным, он всегда требует, чтобы основные части тела были прикрыты. Когда замечаю, что это как-то не вяжется со стрип-клубом, он просто пожимает плечами и велит выбрать что-то другое.

Энцо почти не разговаривает. Общается в основном хмыками, кивками и покачиваниями головы, и, честно говоря, мне это даже нравится. Нет нужды притворяться, будто это что-то большее. И так понятно, он здесь только потому, что его босс приказал следить за мной.

Я стою в гримерке, склонившись над туалетным столиком, когда за моей спиной появляется Арабелла. Она хватает меня за волосы и дергает с такой яростью, что валит на пол с садистской улыбкой на лице. Я вскрикиваю, падаю, цепляюсь за ее руки, пытаясь вырвать волосы из ее хватки.

— Сука, — выплевывает она.

Я в который раз задаюсь вопросом, как такое красивое снаружи существо может быть таким гнилым внутри?

Судя по тому, как уверенно она уселась на колени Маттео и обвила его шею руками в последний раз, когда их видела, между ними явно было нечто... интимное. Она завладела его вниманием, и с тех пор он меня словно не замечает. Так что я не до конца понимаю, что именно подстегнуло Арабеллу перейти от просто мерзкой стервы до откровенной садистки. Уже две недели она меня буквально травит. Чаще всего это делает кто-то из ее прихвостней. Стоит мне хоть немного расслабиться, и меня атакуют со спины.

Я привлекла слишком много внимания в первый день, когда выкрутила Арабелле запястье, показав, что могу постоять за себя. С тех пор я в основном стискиваю зубы и терплю, пока все не закончится.

— Арабелла, прекрати! — кричу я.

Она пинает меня по ребрам. Я вскрикиваю и скручиваюсь, подтягивая колени к груди, чтобы хоть как-то защититься. Краем глаза вижу, как она снова отводит ногу назад, все еще держа меня за волосы. Я закрываю лицо руками и замираю, готовясь к удару, смирившись с судьбой.

Ничего не происходит.

Проходит целая вечность, прежде чем осмеливаюсь поднять глаза. Мой взгляд сталкивается с глазами Арабеллы. Они широко распахнуты от страха, зрачки сужены до крошечных точек, а белки слезятся.