Продолжая держать запястье, начинаю двигать ее пальцы в том же ритме, что и свой член. Ее бедра начинают откровенно дрожать.

С благоговением провожу рукой по ногам, наслаждаясь тем, как все ее тело реагирует на меня.

— Быстрее, — приказываю, голос хриплый от напряжения. — Трахай себя быстрее.

Отпускаю руку, и она стонет, ее ладонь беспомощно опускается между ягодиц.

— Я... я не могу.

— Ты кончишь только если будешь трахать себя быстрее, чем я тебя, — заявляю я.

Валентина тихо ругается по-испански, заставляя меня усмехнуться. Ее пальцы снова начинают двигаться, быстро набирая скорость, пока она не начинает вводить их так резко, что браслеты на запястье громко звенят.

Мои толчки становятся такими же неистовыми. Она кричит так громко, что прохожие наверняка слышат. Я больше не Дон, но у меня достаточно людей, чтобы оцепить всю территорию вокруг церкви.

Никто не подойдет к ней ближе, чем на сто метров.

Я чувствую, как напряжение нарастает внизу живота, яйца покалывает. Протягиваю руку и слегка касаюсь ее клитора, затем отдергиваю. Валентина вскрикивает от прикосновения к чувствительному бугорку, и все ее тело содрогается.

Я отпускаю ее шею, втягиваю свой указательный палец в рот, затем вхожу рядом с ее пальцами.

Валентина резко выгибается от удовольствия. Когда в следующее мгновение сжимаю клитор, каждое ее мускул напрягается, включая те, что сжимают мой член и наши пальцы внутри нее. Она сжимается так плотно, что я на секунду теряю чувствительность.

Две секунды гнетущей, заряженной сексом тишины, и ее накрывает. Она резко обмякает, извиваясь на полу, одновременно пытаясь сопротивляться и поддаться волнам экстаза.

Спазмы ее киски вытягивают из меня мучительный оргазм. Я теряю контроль, дико двигаясь, рыча все громче с каждым толчком. Кончаю так же шумно, как она, осыпая ее все более грязными словами, пока не заполняю киску спермой.

Она растекается по полу, падая на живот. Пальцы выскальзывают из ее попки, ладони беспомощно опускаются рядом с лицом. Она тяжело дышит, смотрит на меня сквозь туман удовольствия.

Я наклоняюсь и целую ее в губы.

— Как скоро можно узнать, беременна ли ты?

Ее глаза расширяются.

— Ты сумасшедший.

Я улыбаюсь, не отрываясь от ее губ.

— Надеюсь, у нас будет тройня.

— Может, трахнуть меня в задницу не такая уж и плохая идея.

Я громко смеюсь.

— Я знал, что ты сдашься. — Тянусь к алтарю, беру тонкую свечу и опускаю ее между нами. — Как раз вовремя.

В ее взгляде мелькает тревога, когда провожу свечой вдоль ее позвоночника, через прогиб поясницы к ягодицам. Смазав кончик маслом, начинаю водить им вокруг ануса.

Ее лицо — совершенное отражение смеси боли и удовольствия. Я не могу удержаться, чтобы не провести большим пальцем по ее пухлым губам, и не прикусить их.

Валентина стонет, когда свеча преодолевает сопротивление мышц.

— Хорошая девочка, — хвалю я, и эти слова становятся моей мантрой. — Ты прекрасно справляешься, cara.

— Это так много... — морщится она.

Противоречивый стон срывается с ее губ, когда ввожу свечу на пару дюймов. Он переходит в рык, когда поворачиваю свечу на пол-оборота вправо.

Черт, она такая чувствительная. Когда примет мой член, это будет невероятное наслаждение.

Вытаскиваю свечу и снова ввожу. Валентина зажмуривается, пряча лицо в сгибе локтя.

— О, черт... — в ее голосе смесь удовольствия и стыда.

Я целую ее шею, кусаю, лижу, не скрывая отчаянную одержимость. Свеча движется быстрее, вырывая из нее крики. Мой член пульсирует, желая войти в эту тугую дырочку, но я не хочу причинять ей боль, лишь показать, как боль может превращаться в наслаждение.

Одной рукой нахожу ее клитор, другой продолжаю вкручивать свечу, а не вхожу толчками, расслабляя мышцы. Валентина тяжело дышит, впивается зубами в предплечье, чтобы не закричать. Ее пальцы впиваются в мою шею, обручальное кольцо холодно прижимается к коже, напоминая, что она теперь официально моя.

Удовлетворенный, низкий рык вырывается у меня из груди, заставляя Валентину встрепенуться. Глаза широко раскрыты, переполнены цунами ощущений, захлестывающих ее.

— Моя, — рычу я.

Она не колеблется, резко кивает: — Твоя.

Чудовище, живущее у меня в груди, ревет от триумфа. Я вынимаю свечу как раз в тот момент, когда ее мышцы сжимаются вокруг нее, и шлепаю по упругой заднице. Она взвизгивает.

— Раздевайся и нагнись над алтарем, — приказываю я.

К моему удивлению, Валентина безропотно повинуется. Она срывает с себя рубашку и бросает ее на пол, направляясь к алтарю на цыпочках. Ее стройные ноги и округлые ягодицы гипнотически покачиваются при каждом шаге, словно сирены, заманивающие моряка на верную погибель.

Не торопясь, следую за ней, сбрасывая одежду, пока мы оба не оказываемся полностью обнаженными в этой церкви: она, склонившаяся над алтарем в акте абсолютного подчинения, я, стоящий позади в нескольких дюймах от нее.

Сжимаю узкую талию, переходящую в соблазнительные бедра, и она вздрагивает.

— Нервничаешь, cara? — мурлычу, нежно поглаживая ее кожу.

Она прерывисто выдыхает: — М-м-м…

Я раздвигаю ее ягодицы, любуясь сокровенным местом. Ее дырочка блестит от масла, и я сплевываю прямо на нее, чтобы облегчить проникновение.

— Я бы сначала заставил тебя отсосать, если бы не так торопился трахнуть твою девственную попку, — мой голос хриплый от возбуждения.

Она поворачивает голову, чтобы ответить, но издает лишь глухой стон, когда прижимаю головку члена к ее входу. Я не вхожу, даю ей осознать, что сейчас произойдет.

Мой член огромен по сравнению с ее крошечным отверстием. Ей будет больно, и напряжение в ее плечах говорит, что она это понимает.

— Медленно… — умоляет она.

Я усмехаюсь.

— Ты примешь это так грубо, как я захочу.

Валентина задерживает дыхание, когда начинаю давить. Ее мышцы тут же сопротивляются, сжимаются, защищаясь от вторжения. Черт, мне нравится, что она заставляет меня завоевать ее.

Я опускаю руки с ее бедер и нежно массирую дырочку большим пальцем, одновременно нажимая сильнее. Она взвизгивает.

— Расслабься, — приказываю, и провожу ладонью вдоль ее позвоночника.

Она стонет, выгибаясь. Головка члена раздвигает мышцы, растягивая так сильно, что кожа белеет. Вид того, как ее попка пытается сомкнуться вокруг меня, сводит с ума. Требуется нечеловеческое усилие, чтобы сдержаться и не вогнать жестко весь член, как мне хочется.

— Жаль, ты не видишь, как твоя попка засасывает меня, — стону, не в силах оторвать глаз от этого зрелища.

— Я не… не могу…

— Тише, — глажу ее по спине. — Смотри, как ты раскрываешься для меня…

Медленно погружаюсь глубже, пока ее мышцы не начинают поддаваться. Валентина бьется подо мной, ее руки цепляются за алтарь, опрокидывая подсвечник. Он с грохотом падает, но мы этого даже не замечаем.

— Давай, cara, дай мне услышать твой стон, — требую я. — Кричи мое имя. — Наклоняюсь к ее уху, и это движение проталкивает меня еще глубже, пока головка не прорывается через кольцо мышц и не проходит внутрь. — Вот так…

— Маттео! — она кричит в шоке, глаза полны паники.

— Пусть все слышат, как ты кричишь мое имя.

Темное, извращенное удовлетворение разворачивается в моем нутре. Ее сопротивление только подстегивает мою ярость. Я беру ее, заставляю принять каждый дюйм, заявляю свои права так, чтобы она никогда не смогла это отрицать.

— Ты открываешься для меня, Лени. Я не могу насытиться тобой.

— Боже… Боже… — ее крики переходят в стон. — Я больше не могу!

— В этом-то и прелесть, — мурлычу, теряя контроль. Я опасно близок к тому, чтобы сорваться. — Ты примешь все.

Валентина

Мои бедра дрожат, икры сводит от напряжения. Если бы не опиралась на алтарь, ноги бы уже подкосились.