Руки Матео сжимают мои ягодицы, пальцы скользят вокруг места, куда входит его член. Он ласкает меня с нежностью, даже когда выжимает из меня полную покорность.

Это грязно, непристойно, стыд обжигает изнутри, но другая часть меня хочет этого.

Он мой жених.

Он мой.

И я готова отдать ему все, так же, как он отдает себя мне.

— Я хотел завладеть этой попкой с тех пор, как ты виляла ею перед моим лицом в тот день в Firenze, — его голос низкий, искаженный желанием. — Дразнила меня, будто не понимала, что окажешься на сцене с членом внутри до потери сознания. Теперь она моя, cara.

Он с жадностью сжимает мои ягодицы, притягивает к себе и одним резким толчком вгоняет в меня несколько дюймов.

— Матео! — кричу, выгибаясь над алтарем.

Боль разливается от растягивающейся попки, сводя все тело судорогой. Чем сильнее напрягаюсь, тем тяжелее будет, но реакция не подчиняется логике.

Матео хватает меня за волосы, заставляя прогнуться, а другой рукой обхватывает горло.

— Да, черт возьми, кричи мое имя. — Он шлепает по заднице. — Громче, — рычит. — Пусть даже Бог услышит, кому ты принадлежишь.

В его взгляде дикое высокомерие. Он выглядит настоящим альфой, настолько притягательным, что новая волна возбуждения заставляет мою киску сжаться в ответ. Вскрикиваю, чувствуя, как внутренние мышцы сжимают член Маттео, но я не единственная, кто это чувствует.

Дрожащий стон срывается с его губ, за которым следует рычание. Он поворачивает мое лицо и прижимается к губам, язык грубо вторгается в рот.

Когда входит глубже, я кричу ему в губы. Он поглощает каждый звук.

— Хорошая девочка, — хвалит он. — Такая хорошая девочка, что сохранила эту тугую дырочку для меня, cara mia. — Глухой рокот раздается в его груди. — Я буду растягивать ее при каждом удобном случае.

Боль растекается волнами. Его огромный член вторгается туда, где ему не место. Но под этой пульсирующей болью вьется нить удовольствия, сводящая меня с ума. Она заставляет пальцы ног сгибаться, а тело расслабиться, принимая его еще глубже.

Я кричу. Внезапно становлюсь слишком чувствительной.

Слеза скатывается по щеке.

Матео сжимает горло сильнее, слизывает соленую каплю.

— Больно, да? — Он наклоняет мое лицо, проводит носом по шее, вдыхая и кусает пульсирующую точку. — Это не должно быть легко, Лени. Я хочу взять тебя. Хочу обладать тобой, причинить тебе боль, проучить, чтобы ты знала, кому принадлежишь.

В его глазах первобытный огонь, когда он произносит эти слова.

Потом кусает мочку уха и яростно толкается вперед. Его член пробивает последние упрямые мышцы и безжалостно погружается до конца.

Я взвизгиваю, ноги отрываются от пола, и теперь меня удерживает только алтарь.

— Черт возьми, — кричу, и на мгновение сознание становится пустым.

Он входит так глубоко, что уже не чувствую, где заканчиваюсь я и начинается он. Давление невыносимое, каждый вдох кажется последним, будто мои легкие и задница вот-вот разорвутся.

Из горла Маттео вырываются низкие, хриплые стоны. Он сжимает мои волосы, не давая пошевелиться. Задница горит, каждое движение моего перевозбужденного тела отзывается новой волной боли в уже растянутом отверстии.

— Скажи мне, куда я только что засунул свой член.

Не понимаю, как он может ждать от меня ответа, когда лишил способности мыслить.

Маттео сжимает мое горло, еще раз напоминая, кто здесь главный. Он контролирует каждую частичку моего тела, и прекрасно это знает, самодовольный ублюдок.

— Куда ты только что приняла каждый дюйм, Лени?

— В задницу, — выдыхаю я.

Довольный рык, вырывающийся из его груди, едва не заставляет мои ноги подкоситься.

— Вот именно. В твою миленькую дырочку. Моя жадная шлюшка, ты сжимаешь меня, как кулак. — Его свободная рука раздвигает мои ягодицы, и я чувствую, как он разглядывает место, где мы соединяемся. В его голосе слышится самодовольство. — Здесь так тесно. — Он громко стонет, звук почти мучительный. — Кажется, ты вообще не хочешь, чтобы я выходил. — Его губы прижимаются к моему уху, зубы слегка задевают хрящ. — Я выйду, но только для того, чтобы тут же войти обратно в твою попку, cara.

Не дав мне и секунды перевести дыхание, не то что осознать его слова, он отводит бедра назад, чтобы тут же резко вогнать свой член.

Я вскрикиваю, но звук почти полностью теряется в его хватке на моем горле. Он не останавливается и не сбавляет темп. Снова выходит, и снова входит, разрывая меня новой волной боли. Мой рот открывается в беззвучном крике, дыхание перехватывает.

Маттео не отводит взгляда, его глаза темные и одержимые.

— Чьей женой ты станешь, Валентина?

— Твоей, — выдыхаю я.

Опасный рокот раздается в его груди.

— Верно, — рычит он. Толчок. — Моей. — Еще один резкий толчок. — Моей, черт возьми, женой.

— Навсегда, — хнычу в ответ.

Его глаза вспыхивают от чувства собственничества.

— Навсегда, — соглашается он. Поворачивает мое лицо вперед и указывает куда-то перед нами. — И когда ты пообещаешь мне это навсегда там, у алтаря, хочу, чтобы ты вспоминала, как я складывал тебя пополам прямо здесь, как ты была полностью в моей власти, как принимала мой член так глубоко в свою тугую попку, что не могла даже говорить.

Это совершенно не похоже на то, когда он внутри моей киски. Каждое движение его бедер посылает через меня разряд, сотканный из боли и наслаждения, угрожая лишить рассудка и сил одновременно. Кажется, он сейчас вытрахает меня до потери сознания.

В глазах мелькают звезды, мое тело признает поражение и сдается завоевателю. Все, что я могу — подчиниться.

Я обмякаю в его руках, полностью опустошенная, но мои голосовые связки продолжают выкрикивать стоны. Он издает довольный звук. Одна его рука обвивает мою талию, другая сжимает горло, и он начинает двигаться с безумной, неистовой яростью.

— Громче, — приказывает он, дергая меня за бедра навстречу своим толчкам. — Мы оба знаем, ты можешь кричать громче. Или я трахаю тебя недостаточно сильно?

Не дожидаясь ответа, он увеличивает напор. И я понимаю, что до этого он сдерживался. Его движения становятся безумными, бедра хлещут по моей плоти, а непристойный звук кожи о кожу разносится по стенам церкви, эхом отражаясь вокруг нас.

Мне кажется, я сейчас взорвусь от этого нестерпимого желания. Оно скручивается внутри, горячее и неумолимое, требуя удовлетворения.

— Черт, только посмотри на эту идеальную попку, скачущую на моем члене, — сквозь зубы цедит Маттео, будто разговаривая сам с собой.

— Еще, — задыхаюсь я.

Его темный смешок пугает, ровно так же, как и то, как рука резко сжимает мое горло. Другой он скользит между моих ног, нащупывая ноющий клитор. Но лишь слегка касается, и тут же убирает пальцы.

А затем со всей силы шлепает ладонью по нему.

Из моего горла вырывается дикий вопль.

— «Еще»? — с одобрением повторяет он, вбиваясь бедрами в мою попку. — Обожаю, какая ты идеальная маленькая шлюха за закрытыми дверьми. — От этих слов мои мышцы сжимаются вокруг него еще сильнее. Я смотрю на его лицо, искаженное наслаждением. — Да-а, черт. Сожми эту тугую дырочку покрепче... Вот так, бляяядь. — Хриплый стон пробегает по моей коже темной дрожью. — Хорошая девочка. Ты так прекрасно скачешь на мне. Я наполню тебя своей спермой. Мы не остановимся, пока ты не выжмешь из меня все до последней капли.

Он трахает меня так, как хочет — безудержно, яростно, пока я не превращаюсь в безвольную тряпичную куклу в его руках. В голове нет мыслей, только невероятное ощущение члена, заполняющего меня там, где никто не бывал.

Я не узнаю звуков, вырывающихся из моего горла. Они кажутся дикими, первобытными.

Я царапаю его грудь, извиваясь в руках. Пальцы ног сводит, а задница сжимается вокруг него еще сильнее. Чем выше взбираюсь на эту гору наслаждения, тем сильнее сжимаю его, тем острее становится смесь боли и удовольствия, швыряющая меня еще выше. Я в порочном круге бесконечного экстаза, и меня неумолимо тянет к краю обрыва.