— Мат…

Я резко разворачиваюсь к ней.

— Если ты сдвинешься хотя бы на сантиметр с этого места, я отшлепаю тебя так, что на твоей заднице навсегда останется отпечаток моей руки. Я сам найду твою подругу, — говорю я, и стремительно возвращаюсь внутрь.

Через несколько минут выхожу с невредимой миниатюрной девушкой. И выражение облегчения, которое в этот момент появляется в глазах Валентины, почти сводит с ума.

Она бросается к подруге, обвивает руками ее шею и крепко прижимает к себе, шепча: — Я так рада, что с тобой все в порядке.

— Со мной все хорошо, — отвечает Капри и бросает на меня осторожный взгляд. — Я успела спрятаться за барной стойкой. А ты?

— Она стояла посреди зала, изображая мишень для стрельбы, — вмешиваюсь я, с трудом сдерживая злость. — Прямо-таки идеальный кандидат на пулю.

Валентина скрещивает руки на груди, сузив глаза.

— Никто не просил тебя быть героем.

Глаза Капри расширяются от ее небрежного тона. Она нервно косится на меня. Я натянуто улыбаюсь в ответ.

— Капри, пожалуйста, не могла бы ты оставить нас наедине?

— Конечно.

— Капри…

— Девочка, он попросил, и даже сказал «пожалуйста». Я оставлю вас наедине, — с улыбкой отвечает она. Поворачивается ко мне: — Спасибо за спасение, босс.

С этими словами быстро ускользает.

Я смотрю ей вслед, а затем оборачиваюсь к Валентине слегка улыбаясь.

— Она мне нравится.

Валентина тут же напрягается.

— Хочешь, дам ее номер?

Тихо хмыкаю, и тянусь к ней.

Беру за запястье, подтягивая к себе.

— Нет, спасибо. У меня и так полно хлопот с тобой.

— Не слышу раздражения в голосе.

— А с чего бы мне злиться? — Наклоняюсь и без особых усилий поднимаю ее на руки. Она ахает, цепляясь за мои плечи, а я одариваю ее самодовольной улыбкой и уверенно шагаю по коридору. — Я прекрасно знаю, как обращаться с тем, что держу в руках.

— Куда ты идешь? — в голосе слышно панику. — Куда ты меня несешь?

Мои руки крепче сжимают ее.

— Ко мне домой.

Валентина

Маттео живет в месте, которое можно описать только как идеальная холостяцкая берлога. Это пентхаус с круговым обзором на последнем этаже самого элитного жилого комплекса в городе, с захватывающим видом на Темзу и весь Лондон.

Он привез нас сюда на своем Maserati, нисколько не заботясь о том, что заливает переднее сиденье кровью. Припарковался в частном гараже и провел меня в лифт с единственной кнопкой, тот, что открывается прямо в его квартиру.

Я ожидала особняка вроде того, где живет мой брат, но это место оказалось даже роскошнее, с ультрасовременными технологиями, и техникой последнего поколения. Цветовая палитра выдержана в темных синих, серых и зеленых тонах, что гармонируют с его гипнотизирующими глазами. Декор со вкусом, не слишком по-мужски, но и не вычурно. Идеальный баланс между функциональностью и эстетикой.

На секунду подумала, не помогала ли ему все это оформлять женщина, но быстро отогнала эту мысль.

— Зачем ты привез меня сюда? — спрашиваю, и провожу пальцами по мраморному кухонному острову, переходя к кожаному дивану в зоне отдыха.

— Подумал, пришло время познакомить тебя со своей кроватью.

Резко оборачиваюсь. На его лице обезоруживающе обаятельная улыбка, и я чувствую, как вопреки воле, начинаю оттаивать.

Он расслабленно облокотился на кухонный остров, с дерзкой уверенностью наблюдая за мной.

— Шучу. Хотя с кроватью ты все равно познакомишься. Позже, — Внутри все переворачивается от такого заявления. — Нет, на самом деле я подумал, что раз уж из-за тебя меня подстрелили, ты могла бы позаботиться обо мне в мои последние минуты.

Я закатываю глаза.

— Ты не истекаешь кровью.

— Еще как истекаю, — надувает губы, изображая страдальца. — Ты даже не проверила.

Знаю, что он дразнит, но взгляд сам собой скользит к ремню, затянутому на его руке, и к разорванной рубашке, под которой видно рану. Кровь все еще сочится, хоть и медленно благодаря моему импровизированному жгуту.

Что-то внутри смещается, будто тектонические плиты приходят в движение, когда смотрю как течет кровь на его руке. Что-то безымянное и неопознанное, но оно пронзает насквозь.

Он спас мне жизнь.

Снова.

И на этот раз был ранен из-за меня.

— У тебя есть аптечка?

Он удивленно приподнимает брови, но быстро берет себя в руки.

— Есть. В ванной для гостей.

Маттео отталкивается от острова, собираясь идти за ней, но я поднимаю руку.

— Я сама. Где именно?

Моя кожа покалывает под его внимательным, цепким взглядом. Он прочищает горло: — По коридору, третья дверь слева.

Как и было обещано, нахожу аптечку в шкафчике под изящной медной раковиной. Возвращаясь обратно, я не тороплюсь. Разглядываю картины на стенах, пытаясь по ним понять, кто он и что ему близко.

Но, когда прохожу мимо последней рамы, резко останавливаюсь.

По спине пробегает дрожь.

Делаю два шага назад.

Темная, чуждая эмоция с силой бьет в грудь.

Пять павлиньих перьев, аккуратно выложены на темно-синем и зеленом фоне, в дорогой золотой раме. Эта работа висит отдельно от всех остальных в самом видном месте. Именно ее видишь первой, если идти вглубь квартиры.

Не знаю, как не заметила ее раньше.

— Я назвал тебя первородным грехом, но, возможно, правильнее было бы сравнить с Золушкой, — раздается за спиной хриплый, соблазнительный голос Маттео. Я медленно оборачиваюсь, ошеломленная этой находкой. Его темные глаза встречаются с моими. — Она тоже оставила что-то свое, прежде чем исчезнуть, не сказав ни слова.

— Эти перья... — голос срывается, горло сжимается. — Они с моего платья.

Те самые, которые он сорвал в ту ночь, разрывая на мне костюм в порыве страсти.

Маттео медленно кивает.

— Pavona, — смотрит на раму, будто сам попал под ее чары. — Это первое, что я повесил, когда купил квартиру. — В его следующих словах звучит гордость: — Я сделал ее сам.

— Ты их сохранил. — Сердце бьется так яростно, будто вот-вот выпрыгнет. — Почему?

Он хмурится, глядя на рамку, как будто сам ждет от нее ответа.

Наконец, пожимает плечами: — Мазохизм.

Он не придумывает оправданий, не выдумывает объяснений, почему сохранил эти перья, поместил в раму и повесил у себя дома на стену, хотя все говорило о том, что после той ночи мы больше никогда не увидимся.

Маттео смотрит на меня, как на пугливую кобылу, готовую сорваться с места и убежать. Его взгляд пронизывает меня насквозь, когда подхожу к нему, сжимая аптечку.

Дрожащими пальцами расстегиваю ремень и начинаю разматывать с его руки.

— Сними рубашку, — тихо прошу я.

Не могу встретиться с ним взглядом. Боюсь, что он увидит то, что я сама стараюсь скрыть. Вместо этого сосредоточенно изучаю содержимое аптечки, перебирая бинты и салфетки. Но даже если не смотрю на него, чувствую, как обжигающий взгляд впивается в меня.

Он медленно расстегивает рубашку, пуговицу за пуговицей, пока ткань не распахивается на его груди.

— Помоги ее снять, — бормочет с чувственной интонацией.

Он смотрит мне в глаза, пока стягиваю рубашку с плеч. Непристойный взгляд выдает каждую грязную мысль, что проносится в его голове. И от этого моя кожа буквально горит от желания.

Передо мной появляется твердый пресс. Две четкие колонны мышц, каждая из которых идеально проработана. Гладкая кожа плотно натянута на каждом изгибе и впадинке. Пальцы покалывает от желания прикоснуться к нему.

На нем нет ни одной татуировки, что необычно для мужчин из Преступного мира. Руки Энцо покрыты ими, как и тело моего брата, вплоть до шеи, головы и даже лица.

Это еще один штрих, который выделяет Маттео. Я всегда находила татуировки привлекательными, но при виде его чистой кожи пробегает волна возбуждения.