У меня нет ни времени, ни тем более уважения к их организации. Эти выродки вспыльчивы, любят тянуться к оружию при малейшем поводе и получают прибыль в основном от торговли женщинами.

Фамилья может и не оплот праведности, но у нас есть один железный закон — не трогать женщин и детей.

Игнорируя их, снова поворачиваюсь к Энцо.

— Что нового?

Он откидывается в кресле и впивается в меня взглядом.

— Марчезани хочет знать, когда можно устроить встречу между будущими молодоженами.

Это привлекает мое внимание.

— Он хочет, чтобы я встретился с Мариной?

— Да.

— Слишком рано.

— Видимо, Рокко обмолвился, что пора бы уже жениться. И выразил интерес к Марине.

Мои зубы скрипят. Даже не имея ни малейшего понятия о происходящем за кулисами, мой брат все равно умудряется встать на пути.

Позади нас разговор двух мужчин становится громче. Шепот переходит в бурную ссору.

— Чертовы армяне, — бормочет Энцо себе под нос. — Каждый раз, как приходят, устраивают конфликт.

— Марчезани ни за что не отдаст дочь Рокко.

— Может, у него и не будет выбора. Твой брат не из тех, кто спрашивает, верно?

Я рассчитывал на месяцы подготовки, прежде чем сделаю открытый ход против своей семьи. Но если Энцо прав, мне придется вскрыть карты раньше, чем хотелось бы.

— В последний раз, когда мы говорили, Рокко упомянул о новом источнике дохода.

Энцо выругался.

— Какого черта он затеял?

— Не знаю. Но я не доверяю ни одному слову из того дерьма, что он нам подсовывает. Разузнай. Выясни, откуда идут деньги и что за этим стоит.

Напряжение за моей спиной растет, ссора становится настолько громкой, что мешает думать. Я встаю, резко оборачиваюсь, готовый вмешаться и приказать им заткнуться к чертовой матери, как в этот момент замечаю вспышку металла в приглушенном свете.

Один из мужчин выхватывает пистолет и направляет его на другого.

— Черт, — выдыхаю себе под нос.

Типично для армян испортить отличный вечер.

Он стреляет, пуля попадает второму в плечо, но тот, несмотря на рану, вытаскивает оружие из-за пояса.

И начинается хаос.

Вокруг меня взрывается шквал пронзительных криков, перевернутых столов, бьющегося стекла и людей, бросающихся в укрытие. Испуганные вопли наполняют воздух, когда женщины спрыгивают со сцены и отчаянно ищут, где спрятаться

Все это отходит на задний план, когда я думаю, где только что была одна женщина, которую нужно немедленно увести подальше от стреляющего идиота.

Разворачиваюсь, ищу глазами Валентину.

Мне не приходится долго искать, потому что она не прячется.

Среди всеобщего хаоса, когда все, кроме меня и Энцо, уже скрылись или сбежали, она единственная стоит посреди зала.

Что-то болезненно сжимает грудь, будто колючая проволока впилась прямо в кожу и тянет.

Что, черт возьми, она делает?

— Валентина!

Она словно окаменела. Глаза широко раскрыты, стеклянные, отрешенные. Даже с расстояния я вижу, что ее здесь нет. Она застряла где-то глубоко внутри себя, в ловушке собственного тела.

Раздается еще один выстрел.

Лампочка над моей головой взрывается, осыпая меня градом стекла. Краем глаза замечаю, как Энцо движется к стрелявшим.

— Что за хрень, Валентина? — ору я, голос срывается от тревоги. — Ложись!

Все это занимает меньше десяти секунд, но кажется, будто время замедлилось.

А она все так же стоит. Чертова статуя посреди кровавой сцены. И мысль о том, что следующая пуля может вонзиться в нее, выворачивает меня наизнанку. Это чувство не имеет названия, оно похоже на то, как будто кто-то тянет мои внутренности через терку.

Я бросаюсь вперед.

Тело действует само по себе, перескакиваю через людей, прижавшихся к полу, перешагиваю через тех, кто прижимает руки к голове. Запинаюсь, но не останавливаюсь. Взгляд прикован к ней, а разум заставляет тело двигаться быстрее. Быстрее, черт возьми!

Наши глаза встречаются. И в этот миг сквозь меня проносится шквал чувств.

В ее глазах страх. И одним этим раненым взглядом она говорит больше, чем за все время, что мы знакомы.

Я вижу ее настоящую. Сломленную. Печальную. Скрытую под маской, которую она носит.

И я хочу ее.

Отчаянно.

Как раненую птицу, мне хочется взять ее на руки, прижать к груди, унести домой и не выпускать, пока ей не станет лучше.

Почему я так чертовски далеко?

Когда между нами остается не больше пяти метров, раздается еще один выстрел. Стена рядом с ней разлетается в клочья.

Она дергается от испуга. Мое сердце подскакивает к самому горлу. Выстрелы все ближе к ней.

Ее плечи поднимаются, словно пытается защититься, но она все так же не двигается.

Я бросаюсь вперед, преодолеваю оставшееся расстояние в один прыжок и сбиваю ее с ног на пол, как раз когда раздается очередной выстрел.

Резкий, оглушающий хлопок, пуля вылетает из ствола и пронзает воздух. Затем боль. Жгучая, как огонь, когда проходит сквозь мою руку чуть выше локтя.

Мы падаем, перекатываемся по полу. Я остаюсь сверху, закрывая ее своим телом.

Тупая боль пульсирует в руке, но я игнорирую ее, слишком обеспокоенный тем, что Валентина оказалась в эпицентре этого армянского конфликта.

И если с ней что-то случится, я просто сойду с ума.

Когда смотрю на нее, Валентина, кажется, наконец-то выходит из ступора. Растерянно моргает, а потом ее взгляд падает на расползающееся кровавое пятно на моем правом бицепсе, и глаза расширяются.

— Ты… ты что, ранен?

— Похоже на то, — морщусь я.

И, как всегда, она меня удивляет, не впадая в истерику. Вместо этого тянется к моему ремню, сдергивает его и быстро обматывает вокруг руки, затягивая тугой жгут. Я рычу от боли.

— Прости, — говорит она. — Я просто пытаюсь остановить кровь.

— Я знаю, что ты делаешь. — Прищуриваюсь. — Но откуда ты знаешь, что делать?

Она снова моргает.

— Я много смотрю телевизор.

— Не уверен, что куплюсь на это, но отложим разговор на потом.

Бросаю взгляд через плечо. Энцо и Гвидо уже скрутили обоих стрелков и обезоружили их. Энцо кивает мне, давая понять, что оружие обезврежено, все под контролем.

Она в безопасности.

Понимаю, что сердце до сих пор грохочет в ушах.

— Никому, блядь, не двигаться, — рявкаю я. — Все оставайтесь на полу, пока я не скажу, что можно уходить.

Медленно поднимаюсь, отрываясь от Валентины.

Армяне мертвы еще до того, как их тела падают к моим ногам. С пулей во лбу их глаза широко распахнуты, будто они до самого конца не поняли, что произошло.

VIP-гости, как и велено, не подают признаков жизни. Никто и не думает вмешиваться.

Никто, кроме Энцо, который закатывает глаза.

Когда подхожу к ней, Валентина сидит на полу и смотрит на меня в упор.

— Ты их убил? — спрашивает она.

— Любой, кто осмелится выстрелить в тебя или хоть как-то причинить тебе вред, — наклоняясь и поднимаю ее на руки, — умирает.

Все просто.

Бицепс пронзает острая боль, но я не обращаю внимания. У меня богатый опыт работать сквозь боль.

— Что ты делаешь? — спрашивает она, хотя руки уже обвивают мою шею.

— Уношу тебя отсюда.

Она начинает ерзать в моих объятиях, пока иду к дверям и пинком распахиваю их.

— Подожди, нет.

— Я не в настроении с тобой спорить. Успокойся к чертовой матери, — огрызаюсь я.

Она испуганно смотрит.

— Пожалуйста, Призрак, — шепчет она.

Эти слова останавливают меня. Она никогда ни о чем не просила.

Смотрю на нее, сердце все еще скачет в груди, но теперь, в коридоре, подальше от стрельбы и хаоса, начинает понемногу успокаиваться.

— Что?

— Ав... — Она замолкает. — Капри. Моя подруга Капри. Она была там со мной. Я должна убедиться, что с ней все в порядке.

Осторожно ставлю ее на ноги, одной рукой удерживая за талию, чтобы проверить, может ли она стоять сама.

— Оставайся здесь.