Энцо, похоже, готов возразить, но я прерываю его, прежде чем он успевает это сделать.

— Мне это не нужно, кузен. Мое сердце больше не здесь. Оно с ней. Она важнее. Теперь твой черед выходить в свет, а мой поддерживать тебя, — снимаю воображаемую корону и опускаю ее ему на голову. — Она твоя, Энцо, — и, смеясь, добавляю: — Постарайся продержаться дольше меня.

Я уже на полпути к выходу, когда вспоминаю еще кое-что.

— Ах, да, последнее, — возвращаюсь и вкладываю пачку купюр ему в ладонь. Энцо смотрит на них, потом снова на меня. — Пятьдесят тысяч. Ты был прав, — ухмыляюсь я, хлопая его по плечу. — Но ты и так это знал.

Валентина

Нервы скручивают желудок в тугой узел. Присаживаюсь на скамью, но через несколько секунд снова вскакиваю, охваченная нетерпением и тревогой. Бегло взглянув на телефон, понимаю, что прошло уже двадцать минут с назначенного времени встречи, а Маттео все нет.

Стою посреди церкви Всех Святых на Маргарет-стрит, чувствуя себя крошечной под подавляющей высотой сводчатого потолка церкви в стиле викторианской готики. Маттео не слишком религиозен, поэтому я удивлена его просьбой встретиться здесь. Я трижды проверила адрес, но это определенно нужное место.

Церковь прекрасна. Она кажется одновременно величественной и в то же время интимной, каждая деталь продумана и создает тепло, контрастирующее с огромным пространством. Витиеватая резьба скамей, витражи, изображающие сцены любви и поклонения, и сотни уже не мерцающих свечей — все это в совокупности заставляет меня чувствовать себя маленькой перед чем-то неизмеримо значительным.

Свечи пришлось погасить. Первые десять минут ожидания я бегала по всей церкви и задувала их, стараясь не пропустить ни одной.

Продолжая ждать Маттео, гадаю, не заставит ли он меня чувствовать себя глупо за этот маленький акт внимания.

Двадцать минут растягиваются до тридцати.

Может, он и не придет. Может, это конец.

Наша история началась с того, что он предложил мне встретиться, а я не пришла. Возможно, она закончится тем же, лишь роли поменяются местами.

Между нами было столько недопонимания, преград и лжи, что начинаю думать, что сама судьба против нас. Может, мы боремся за отношения, которым действительно не суждено выжить.

Но я отгоняю эти мысли, продолжая верить в него. Он вошел в кабинет моего брата, в штаб-квартиру конкурирующего лидера Преступного мира, безоружным и уязвимым, и рискнул своей жизнью ради меня.

Самое меньшее, что я могу сделать, — ждать, даже если тревога и сомнения съедают меня заживо.

Поднимаюсь к алтарю — главному достоянию церкви. Он возвышается над рядами скамей, занавешенный полотнами роскошной ткани. Мягкий разноцветный свет, проникающий сквозь витражи, рисует прекрасные узоры на стенах и каменном полу. Запрокидываю голову и на мгновение позволяю себе насладиться великолепием этого исторического места.

Разворачиваюсь и резко втягиваю воздух.

Маттео идет ко мне по широкому проходу длинными и уверенными шагами. Смотрит на меня так, словно я самая очаровательная, и изысканная, кого он когда-либо видел, хотя меня легко затмевает искусство тысячелетней давности, окружающее нас.

Пульс в неровном ритме стучит в горле. Не знаю, куда себя деть, что сказать, но в груди теплится надежда. А за ней — мое сердце, словно птица в клетке, бьется с бешеной скоростью, каждым отчаянным ударом рвется к мужчине, который останавливается в пяти метрах от меня.

Дыхание затруднено.

— Прости, что опоздал, cara mia. Спасибо, что дождалась.

Облегчение сдавливает грудь, как будто из воздушного шарика выпустили весь воздух.

— Тебе повезло, что ты вообще выбрался оттуда, — с трепетом говорю я. — Это было безрассудно.

Уголок губ Маттео приподнимается в заговорщической улыбке.

— Позаимствовал страницу из твоего учебника.

Это одна из многих вещей, которые я люблю в нем. Он принимает мое безрассудство, импульсивность и упрямую страстность. Не пытается подавить или контролировать это, лишь стремится защитить.

— Я сказала Тьяго, что не выйду замуж за человека, с которым он меня обручил, и он согласился.

Маттео улыбается, его грудь вздымается с глубоким входом.

— Это хорошо, Лени, я бы очень не хотел возвращаться туда. Второй разговор был бы куда менее вежливым.

Дрожь пробегает по позвоночнику от легкой угрозы в его голосе. Она звучит почти лениво, скорее как констатация факта, а не предупреждение. Не сомневаюсь, если бы они с братом снова встретились по этому вопросу, пуль полетело бы гораздо больше.

Стоя на возвышении у алтаря, указываю на церковь.

— Почему ты попросил встретиться именно здесь?

Маттео неторопливо оглядывается, рассматривая фрески, витражи, ряды скамей.

— Хотел, чтобы ты увидела это.

— Увидела что?

Его глаза находят мои. Он приближается, медленно и целенаправленно, с каждым шагом вырывая дыхание из моих легких, пока не оказывается у подножия трех ступенек, глядя на меня снизу вверх.

— Увидела то самое место, где я собираюсь на тебе жениться.

Я зажмуриваюсь.

— Это не смешно.

— Разве я смеюсь, Валентина?

Открыв глаза, вижу, что он серьезен. Его лицо выражает такую решимость, какую никогда раньше не видела, каждый мускул напряжен и сосредоточен на мне. Острый, напряженный взгляд отражает непоколебимую решимость, звучащую в его словах.

— Ты помолвлен, — бормочу я.

— Я разорвал помолвку.

— Ты… — сердце с такой силой бьется о грудную клетку, что едва не сбивает меня с ног. — Что?

Моя реакция не ускользает от Маттео. Его губы растягиваются в медленной, самоуверенной улыбке.

— Я не женюсь на ней.

Даже слыша эти слова, не смею надеяться, что это правда. Не тогда, когда знаю, что было препятствием на нашем пути все это время.

— Я думала, выхода нет? Думала, это единственный способ сохранить твой статус?

— Так и было, — кивает он. Ставит ногу на первую ступеньку, приближаясь. — Я больше не Дон Итальянской мафии. Я отрекся от титула.

У меня кружится голова. Трудно осознать реальность его слов, будто это происходит не со мной. Отступаю, но он придвигается ближе.

— Правда в том, что я никогда не смог бы уйти от тебя. Я пытался убедить себя, что это всего лишь интрижка, и выкину тебя из головы к моменту свадьбы на женщине, на которой должен был жениться. Но это был самообман. От часа, проведенного с тобой, я находился под дурманом безумия на протяжении полутора лет — как же я мог думать, что дальнейшие встречи приведут к чему-то иному, кроме потребности остаться рядом с тобой навсегда?

Упрямо качаю головой, не позволяя эмоциям, бьющимся в двери моего сердца, войти.

— Нежелание, чтобы я досталась кому-то другому, — недостаточная причина для женитьбы на мне.

Маттео мрачно усмехается: — Я принял решение задолго до того, как ты попыталась меня бросить, cara.

— Я не...

— Я не могу отвести от тебя взгляд, когда ты находишься в комнате. С тех пор как впервые прикоснулся к твоим волосам, ничто больше не ощущалось так правильно. Я снова заставил тебя смеяться и хочу слышать твой смех снова и снова. Хочу еще тех Arepas, что ты готовила. Хочу общий дом. Хочу возвращаться домой к тебе. Все, что желаю или в чем нуждаюсь в этой жизни, вращается исключительно вокруг тебя, — признается он, слова вырываются все быстрее по мере его приближения. — Как тебе причины, по которым я хочу на тебе жениться? — спрашивает он низким голосом.

— Быть Доном — все, о чем ты мечтал, Маттео, — призываю я.

— Это было то, чего я хотел. Мечты меняются, и мои изменились.

Он говорит, будто это все так просто, но нет. Это слишком грандиозное решение, чтобы принимать его только ради меня.