Я зажмуриваюсь. В его голосе звучит почти злость от того, насколько сильно на него влияю, и его рычание до неприличия возбуждающе.

— Я не могу, — в отчаянии отвечаю я.

— А я не могу причинить тебе боль, — с гневом бормочет он.

Маттео резко отстраняется, но лишь частично, одна рука по-прежнему сжимает мою талию, другая удерживает запястья над головой. Он тяжело дышит, когда склоняется надо мной.

— Я не выпущу тебя из этой комнаты, пока ты не ответишь хотя бы на один вопрос, pavona.

— Какой?

Его взгляд медленно скользит к моим губам.

— Кто последний целовал эти губы?

Что угодно могла бы предположить, но только не это.

По спине пробегает дрожь, превращаясь в болезненное, влажное томление между ног. Мой взгляд опускается на его рот. Это было первое, что я заметила в нем. Ни у одного мужчины не должно быть такого безупречного рта.

Его глаза темнеют, когда приоткрываю губы. Он склоняется ниже, все ближе… взгляд прикован к моим губам с одержимостью хищника, нацелившегося на добычу.

Из моего рта вырываются короткие, прерывистые вдохи. Он собирается меня поцеловать. Он собирается…

— Что, блядь, за извращенный спектакль я прервал, братец? — холодный голос раздается с порога.

Тело Маттео напрягается, словно каменеет. Реакция настолько явная, почти телесная, что у меня в животе все падает, а возбуждение мгновенно испаряется. Страх вновь сжимает сердце своими колючими пальцами. Это чувство возвращается, подпитанное очевидной неприязнью Маттео к незваному гостю.

Нож у моего горла исчезает, он ловко прячет в складках пиджака, будто его и не было. Наклоняется и делает вид, что снова прижимается ко мне.

— Хочешь выжить — делай, что я скажу, и играй по моим правилам, — поспешно шепчет он. — Доверься мне.

Я с трудом сглатываю. В резком изменении его поведения есть что-то, что говорит мне, что нужно подыграть. Маттео берет меня за руку и помогает сесть. Как только оказываюсь в вертикальном положении, его руки обвивают мою талию в небрежно-собственническом жесте.

Вся неприязнь и подозрение, которые он испытывал ко мне мгновение назад, исчезли.

— Рокко, — зовет Маттео через мое плечо, не отрывая от меня глаз.

О, черт.

Позади доносятся шаги, Рокко приближается. Спрыгиваю со стола, и Маттео обнимает меня за плечи, притягивая к своему боку. Я следую за его взглядом, он устремлен на приближающегося брата. Рокко совсем не похож на огромный автопортрет, висящий рядом с нами. Там он еще красив, а в жизни распухший и одутловатый, от чрезмерного употребления алкоголя или наркотиков.

А может, и от того и другого.

В любом случае теперь понятно, почему он предпочитает видеть себя именно таким, каким изображен на портрете. Там он выглядит куда привлекательнее. В буквальном смысле.

Похотливый взгляд Рокко непристойно скользит по моему телу, отмечая невероятно откровенное боди, в которое одета. Рядом со мной Маттео напрягается.

— Прошу прощения, — бросает Маттео скучающим тоном. — Просто захотелось быстро перепихнуться.

Взгляд Рокко пошлый и вульгарный. От него у меня возникает ощущение, будто я голая, и он видит меня прямо сквозь ткань.

— Как не похоже на тебя, братец, — говорит он, лицо искажает нечто вроде улыбки, больше похожей на болезненную гримасу. — И в моем кабинете?

Маттео пожимает плечами, но его тело остается натянутым, как струна, будто он готов сорваться при первом же поводе.

— Хороший терапевт точно сказал бы об этом пару слов, — добавляет Рокко. Его взгляд снова возвращается ко мне, и я с трудом сдерживаю дрожь страха. — Редко тебя можно увидеть заинтересованным женщиной. Помню с особым теплом, когда это случилось в прошлый раз. — Рокко резко смеется, звук уродливый. Напряжение закручивается, как ускоренный ураган пятой категории. Дышать становится тяжело. — А теперь ты трахаешь стриптизершу. Как банально. Скажи, шлюха, каково это трахаться с братьями? — Он протягивает руку, пытаясь коснуться моего подбородка. — Я с радостью оставил бы тебе ее сладкую киску, пока сам трахал бы тугую задницу. Думаю, тебе бы понравилось, да?

Маттео превращается в лед. Его тело каменеет, черты лица становятся острыми, как лезвие. Пальцы обвивают запястье Рокко прежде, чем тот успевает прикоснуться ко мне, и он резко отталкивает его.

— Я еще не попробовал, — говорит Маттео, таким безразличным голосом, каким еще никогда не слышала. — Ты нас прервал. Я дам тебе знать, если она того стоит. Но сомневаюсь.

Глаза брата вспыхивают интересом, но Маттео не дает моменту затянуться. Он толкает меня вперед, подальше от них обоих, и шлепает по заднице.

— Ступай, — бросает он, лицо лишено всяких эмоций. — Я с тобой закончил.

Такой резкий перелом в его поведении ошеломляет. Исчез тот самоуверенный, дразнящий мужчина, который минуту назад прикасался ко мне и жадно целовал шею. Теперь передо мной холодная, жестокая, отрешенная версия.

Это выбивает из равновесия само по себе, но вкупе с фотографиями девушек, которые нашла в ящике его брата, и с собственной реакцией на слова Рокко, все это начинает складываться в картину того, каким человеком является его брат.

У самой двери оборачиваюсь в последний раз.

Оба брата смотрят на меня. Один с похотью, взглядом, в котором читается насилие, которое он жаждет обрушить на мое тело. Второй с таким обжигающим, всепоглощающим чувством, что его взгляд оставляет на коже клеймо. В отличие от брата, он смотрит на меня так, будто хочет защищать, и обладать.

Несмотря на его слова, не думаю, что Маттео когда-либо причинит мне боль.

Вопрос в другом — почему?

Маттео

Мой пульс начинает выравниваться только тогда, когда за Мелоди захлопывается дверь и она оказывается по ту сторону. Но даже тогда знаю, что ее безопасность не более чем иллюзия.

Перед глазами вспыхивает изуродованное тело Сюзанны. Теперь, когда Рокко знает о ее существовании рядом со мной, Мелоди в опасности. Назад пути нет. Все, что я могу сделать — это приуменьшить ее значимость, заставив поверить, что она мне безразлична.

Рокко поворачивается, и выражение в его глазах заставляет мой позвоночник напрячься. Этот взгляд я знаю слишком хорошо — жестокость, смешанная с интересом, и я хочу, чтобы он был направлен куда угодно, только не на нее.

— Как ее зовут?

Я пожимаю плечами, изображая равнодушие.

— Без понятия. Взял наугад одну из толпы.

— Значит, она не твоя?

Все внутри меня кричит, что она моя. Что ему лучше не только не смотреть на нее, но даже не сметь прикасаться. Что если он это сделает, я разорву его на куски, наплевав на план и последствия.

Но собственнический тон сейчас сыграет против меня. Лишь подстегнет его, разбудит в нем желание поиграть в очередную извращенную игру. Поэтому качаю головой, делая вид, что мне плевать.

И это мне, черт возьми, стоит усилий.

— Нет, я же сказал, она никто. Просто девушка, которую выбрал, чтобы почесать зуд.

Его садистские глаза в упор изучают меня. Он разглядывает, стараясь увидеть правду за ложью. Наконец говорит: — Что-то не верится мне, братец. С каких это пор у тебя вообще бывает «зуд»? Мы с отцом уже начали думать, что ты евнух.

С тех пор как погибла Сюзанна, я намеренно держал женщин подальше от его глаз, чтобы уберечь их от ее судьбы. Этот психопат всегда хотел все, что было моим. Особенно женщин.

Моя ответная улыбка холодная и острая, как лезвие.

— Некоторые из нас предпочитают качество, а не количество.

Его черты мрачнеют, взгляд застывает в привычной маске жестокости.

— Тогда, быть может, ты поделишься этим качеством с дорогим братом, а, Маттео?

Я прячу сжимающиеся кулаки от его глаз.